АНДРЕ НОРТОН
Колдовской мир: Берегись ястреба

Так как существо внизу ищет их прикосновением мысли, встреченный барьер должен показать ему, что оно обнаружено. Тирта бесшумно встала. Толстые подошвы ее обуви не скрипят. Она подобралась к краю карниза, прислушалась, попыталась что нибудь увидеть, хотя луна за тучами, а звездный свет не может ей помочь.
Полагаться приходится только на слух и обоняние.
Снова прозвучал скрежет камней. Девушка поняла, что животное оступилось. Звук явно ближе, а острый запах сильнее.
И вот…
Тусклый желтый огонек. Вернее, два таких огонька. Глаза! И такие глаза, которые несжиражают наружный свет, а сами светятся изнутри, и свет заметен в темноте.
Может, у него зрение лучше человеческого, оно способно пронизывать ночь, выслеживая добычу. Но блеск глаз выдает зверя. Теперь Тирта слышала постоянный скрип, словно когти цепляются за неровности камня. Зверь пытается подняться к ним.
Тирта отложила камень и раскрыла сумку. У нее была возможность обновить содержимое в Ромсгарте, и она хорошо знает, как пользоваться одним из пакетов. Правда, против неведомого зверя может не подействовать, но пока не попробуешь — не убедишься.
Девушка на ощупь отыскала сверток из такой же тонкой змеиной кожи, как и ее пояс. Сквозь кожу ощутила зерна внутри, осторожно вытряхнула их на ладонь.
Глаза не мигали, их пристальный взгляд не прерывался, они только приближались. Тирта поискала вторую пару — или любой звук, который показал бы, что зверь не один. Она хорошо понимала, что ночной охотник принадлежит Тьме, что такие существа, по словам сказителей, живут в залах Вечной Ночи.
Слева от нее послышался легкий звук. Сокольничий оставил лошадей и был готов встать рядом с ней.
Тирте хотелось спросить, знает ли он, что за существо угрожает им, но она опасалась говорить, пока удерживает мысленный барьер.
Держа одну руку наготове, другой она нащупала рукав кольчуги. Сжала, надеясь, что он поймет этот знак. Потом, наклонившись вперед, глядя на злые бледные диски, теперь поднятые к ней, чувствуя, как подвергается испытанию ее мысленная защита, Тирта повернула ладонь и высыпала жесткую пыль. Ветра нет, порошок не отнесет в сторону. Девушка надеялась на удачу.
Мгновение ожидания, и затем вопль, который не может исходить из глотки животного. Злые глаза замигали, существо бросилось вверх.
Сокольничий высвободился от ее руки. Тирта обнажила меч. Что то размером с пони ухватилось отростками за край карниза, крича и выплевывая отвратительную жидкость, от которой кожа горела, как от искр костра.
Тирта ударила и почувствовала, что древнее лезвие не может пробить прочную шкуру. Рядом послышался щелчок ружья игольника. Один блестящий глаз исчез. Снова крик, последний рывок громоздкого тела.
Нападающий потерял опору и с криками, разрывающими ночь, упал. Они услышали тяжелый звук, удар тела о какой то выступ внизу. Последовал стук катящихся камней, как будто падающее существо положило начало новой лавине.
Хотя отвратительный запах оставался, сама тварь, очевидно, исчезла: криков больше не было, и после того как стих гул обвала, не слышно было и шума камней. Один из пони громко заржал — в сильном страхе. Тирта сразу направила свои способности на помощь сокольничему, убеждая животных, что опасность миновала, что бояться нечего.
Когда лошади успокоились, Тирта решилась подойти к ним и провести руками по жесткой шерсти, влажной от пота. Своими прикосновениями она внушала лошадям ощущение мира, спокойствия, безопасности. Однажды ее рука коснулась единственной руки спутника: он тоже понял необходимость таких действий.
Окончательно успокоив лошадей, Тирта вернулась на край карниза. Кажется, сокольничий не ожидает новых нападений. Но все же он знает, что нужно быть настороже. Существо, которое они победили, могло быть только разведчиком. Тирта взглянула на небо: рассвет близок. Пока не станет светло, они не могут двигаться. Снова спутник присоединился к ней, и впервые она осмелилась спросить:
— Что это было?
Ответ удивил Тирту.
— Не знаю. Ходят слухи, что такие существа проникли сюда с востока. Тут была настоящая бойня, когда вторгся Пагар, и потом появились животные, которых раньше не видали.
— С востока, — повторила Тирта. — Из Эскора, барьер прорван…
Ей стало холодно, но не из за ночного воздуха и отсутствия плаща. В тех отрывочных сказаниях о восточных землях, от которых ее соплеменники так долго были оторваны, говорилось о смерти в обличий чудовищ с неведомыми силами. Многие ее родичи с тех пор возвращались туда, сражаться с Тенью, как говорилось в этих рассказах. Может ли война, зло с востока пройти на запад? Когда люди снова проникли в Эскор, барьер, ограждающий его от Эсткарпа, был прорван. Может, и здесь он рухнул, когда колдуньи Эсткарпа призвали все свои Силы, чтобы совершить Великую Перемену. Может, тем самым они разрушили и защиту, даже не зная о ее существовании?
Тирта готова бороться с людьми и животными.
Такова цена жизни в эти смутные дни. Но как бороться с самой Тьмой, когда ей нечего противопоставить?
— Это было не животное, — вслух рассуждала она, — и, конечно, не человек, даже не мертвец колдеров, если такие еще существуют. Оно обладало какой то Силой.
— Да. — Ответ прозвучал резко. — Сила, всегда Сила. — В голосе его звучал гнев, как будто ему хотелось отказать этой Силе в праве на существование.
Они сидели рядом в ожидании рассвета. Тирта закуталась в плащ. Она получила жесткое предупреждение, но все равно решила продолжить путь. И сокольничий не говорил о том, чтобы повернуть назад. Дав клятву Щита, он теперь будет следовать за ней до конца.
Небо посерело, несколько звезд, видимых в разрывах туч, поблекли. Тирта теперь видела карниз, пони, яму для костра. Однако ее больше интересовало то, что внизу. Как только рассветет по настоящему, она должна будет увидеть, кто подбирался к ним в темноте, понять природу этого врага.
Похоже, спутник разделял ее желание, потому что он перегнулся через край карниза, всматриваясь в след, оставленный нападавшим. Из груды камней внизу что то торчало. Тирте вначале показалось, что это ветка от сваленного ветром дерева, потом она увидела, что там такое на самом деле: из массы камней и гравия поднималась волосатая конечность.
Вдвоем они принялись разбирать камни, пока не обнажили часть тела ночного охотника. Тирта с отвращением отпрянула. Им видна была голова, верхние конечности и часть раздутого брюха. Цвет тела серо белый, как окружающие камни. Шкура поросла грубой шерстью.
Из большого глаза торчала стрела. Из второго вытекала слизь, собиралась у пасти, занимавшей всю нижнюю часть «лица», если это можно назвать лицом;
Судя по состоянию глаз, действия Тирты в ночном бою были успешными.
Хотя все тело они не отрыли, Тирта считала, что тварь ростом не ниже ее самой, и девушка решила, что ходило это существо прямо, на двух лапах, потому что верхняя пара была руками с когтями, такими же острыми и сильными, как коготь сокольничего.
Тирта никогда раньше подобных существ не видела и не слышала о них. Но если такие твари проникли в горы, то самые бесстрашные разбойники теперь не рискнут здесь поселиться.
Пасть открыта, клыки длиной с ее средний палец, острые, способные разорвать тело, которое схватят когти. Спутник ее наклонился, зацепил своим крюком стрелу, которую так хорошо нацелил, и вырвал. Разумно не тратить ограниченный запас оружия. Бросив стрелу на песок и не прикасаясь к ней, он стал вытирать ее.
Но делал это механически, глядя на Тирту.
— Ты тоже сражалась, — неожиданно сказал он. — Чем?
Она нащупала свою сумку на поясе.
— В полях растут травы. Если знаешь, как их высушить и смешать, они могут ослепить любого. Я попробовала… — Она кивком указала на тело. — Я думаю, это ночной охотник. Ослепить его — и можно легко взять, как попавшего в ловушку зайца.
— Но чтобы сделать это, нужно подойти близко, ближе, чем решится воин, — заметил он.
Она пожала плечами.
— Конечно. Но со временем знакомишься с разным оружием. Я работала на полях и многое узнала.
Мой меч, — она наполовину вытащила лезвие из ножен, показывая, как оно сточено, — не таков, чтобы я охотно использовала его в бою, хотя он принадлежит мне как правительнице Дома. У меня есть еще лук и стрелы. — Говоря об этом, она не хвастала. — А денег или удачи для приобретения ружья игольника у меня не было. Поэтому пришлось изучать другие способы.
Сокольничий ничего не ответил. И так как он снова одел шлем, девушка не видела выражения его лица, заметила только, как чуть сжались губы. Однако она решила, что понимает его реакцию, и не хотела сердиться из за нее. Каждому свое: пусть сражается сталью и стрелами, для этого его и воспитали.
Тирта осознавала, как закалилась и выучилась за прошедшие годы. У нее свое представление о чести и бесчестьи, и она как правительница Дома (хотя теперь это только слова, за которыми нет ничего реального), придерживалась своих представлений. Тирта ни у кого не просит хлеба, не ищет у знатных лордов крыши и убежища. Она все заработала своими руками, и если использует оружие, которое кажется сокольничему нарушающим воинский кодекс (может быть, он считает ее порошок чем то вроде яда), то сама за это и ответит.
Дар земли доступен всем. Если он не используется во зло, он такая же достойная защита, как закаленная сталь. И если сокольничий хочет поспорить с ней об этом, пусть скажет сейчас же, и она разорвет договор.
Очевидно, воин не собирался этого делать. Протерев оскверненную стрелу песком, он уложил ее в петлю на поясе. И тут оба услышали шум.
Тирта увидела небольшое коричневое существо.
Ей показалось, что оно в чешуе, и у него определенно несколько пар лап или ног. Тирта решила, что это животное, питающееся падалью. И торопится на богатый пир, какие редко встречаются в этой пустынной местности. Ни слова не говоря, девушка и сокольничий оставили ночного охотника, снова поднялись на карниз, покормили и напоили лошадей, сами немного поели и двинулись дальше. Спутник ее снова пошел впереди, ведя в поводу лошадь, находя дорогу там, где Тирта, несмотря на остроту своего зрения, никакой тропы не видела.
К восходу солнца они достигли хребта, и здесь действительно обнаружилась узкая дорога со старыми следами копыт. Видны были также следы вилорогов, небольшой разновидности животных, что столетия назад поселились в этих горах. Они очень пугливы, но Тирта держала лук наготове, надеясь свалить одного и тем пополнить скудные запасы.
К полудню тропа пошла вниз, и они оказались в чашеобразной долине: бежал ручей, на его берегах росла трава.
Видно было, что не они первыми нашли место для лагеря. Хижина, сложенная из камней, накрыта толстыми ветвями (меж камней свисают сухие листья и кора). Перед входом яма для костра. Тирта набрала сухих веток. Она разбирала оставшиеся после недавней бури, повалившей деревья, когда случайно наткнулась на доказательство, что они, возможно, здесь не одни.
На полоске мягкой земли виден был след обуви; недавний: шедший два дня назад дождь его не смыл.
Девушка присела, разгребла облетевшие листья и принялась внимательно разглядывать след.
Сама она в мягкой обуви, голенища до икры. Обувь для далеких путешествий на границе, подошва из множества слоев кожи, самый нижний слой из шкуры ящерицы сак. Такая подошва выдержит трудный поход лучше любой кожаной. Она не скользит, на ней можно устойчиво стоять на движущихся камнях. А в мешке у девушки запасная пара подошв.
А это след обуви с севера, причем в хорошем состоянии, из чего можно заключить, что владельцу обуви не пришлось долго бродить по горным дорогам.
Девушка продолжала изучать отпечаток, когда к ней присоединился сокольничий.
Он протянул руку к следу, но не коснулся его.
— Мужчина.., возможно, солдат.., или разбойник, которому повезло с добычей. Возможно, вчера утром…
Тирта оглянулась на хижину, подумала о планах отдыха для пони. Стоит ли тут задерживаться, имея ясное доказательство, что они не одни? Она взвешивала возможности, когда снова заговорил сокольничий:
— У него были неприятности.
Тирта увидела, как раздуваются его ноздри под шлемом. Он указал на пригнутый куст. Тирта заметила там движение. Снова любители падали — жирные мухи, которые и в низинах собираются на гниль.
Увядшие листья куста покрыты засохшей кровью, она пятнами лежит и на земле.
Держа в руке игольник, сокольничий бесшумной походкой пограничника направился к кусту. Тирта колебалась, не зная, идти ли за ним. Ясно, что здесь прошел раненый. Разбойник, ослабевший от раны, может выстрелить из засады. Она удивлялась, почему ее спутник сразу пошел по следу. Или считает, что этот незнакомец — такой же сокольничий, заблудившийся и нуждающийся в помощи?
Стоя в тени большого куста, Тирта сосредоточилась на мысленном поиске. Она и раньше проделывала это в дороге, чтобы убедиться, что не идет навстречу опасности, и ей казалось, что с каждым разом ее скромные способности усиливаются.
Но сейчас девушка ничего не обнаружила.
Тирта вернулась туда, где они оставили пасущихся пони. Быстро привела сопротивляющихся животных, оседлала их, укоротила повод, чтобы он был под рукой. Проделав это, принялась разглядывать долину, в которой они разбили лагерь. Небольшой ручей вытекает из ключа меж двух скал. Он холодный, как лед. Вероятно, рожден тающим снегом. И вскоре скрывается в густой зелени. Здесь весна начинается рано.
Под кустами — россыпи цветов, и Тирта видела вьющихся над ними пчел. Эта долина — чаша обновленной жизни среди пустоты скал. Девушка сбросила плащ, чтобы высвободить руки, натянула лук и застыла с высоко поднятой головой, как вилорог часовой, прислушиваясь.
Журчание воды, жужжание пчел, пони, которые листьями с кустов утоляют голод, — это все, что она услышала. Шагов сокольничего или других настораживающих звуков нет. Ничего тревожного.
Но вот неожиданно появился ее спутник. По прежнему оружие у него в руке, а лицо — то, что видно из под шлема, — напряженное и холодное. Тирта к этому времени понимала его, как, может, ни одного другого человека, и ощутила исходящий от него холодный гнев.
— Нашел?.. — Она решила, что не позволит ему относиться к себе так, как он привык относиться к женщинам, — как к низшим существам. То, что ждет их на этой спорной территории, они должны встречать вместе.
— Идем, если хочешь! — ей показалось, что в голосе его слышится презрение и подозрительность.
Он вынужден служить ей, временно, но относится к ней как к чему то незначительному. Держа лук взведенным, она пошла за ним.
Были и другие пятна крови, над которыми вились мухи. Потом они достигли противоположного края кустов. Перед ними оказалась широко открытая полоса местности, похожей на луг. В дальнем конце ее стояла лошадь, взнузданная и оседланная, с такими украшениями, какими пользуются жители Долин. Это не горный пони, а торгианец: знаменитые лошади, каждая из которых стоит годового урожая целого поместья. Лошади эти небольшие и внешне не броские, но известны своей выносливостью, скоростью и стойкостью. И поэтому вполне заслуживают такой высокой цены.
Торгианец стоял над телом, лежащим в истоптанной траве, и когда они вышли из кустов, он оскалил зубы и сделал несколько шагов навстречу, словно собираясь напасть. Тирта слышала, что таких лошадей готовят и для битв, и стальные подковы на их передних копытах обрушиваются на пешего врага.
Девушка пыталась направить торгианцу успокаивающую мысль, как поступала с пони. Она видела, что сокольничий таким же способом пытается усмирить беспокойную рассерженную лошадь. Потому что от нее исходил не только страх, но и гнев, эту эмоцию было легко распознать.
Лошадь дважды опустила голову, толкая мордой тело в траве. Потом, легко обогнув лежащего, поскакала в нападение. Тирту встревожило и удивило, что она не смогла успокоить животное своей мыслью.
Должно быть, лошадь сильно рассержена, она на грани безумия. Но девушке не хотелось стрелять, и она была уверена, что и спутник ее не подумает свалить торгианца стрелой.
Тирта вложила все силы в попытку успокоить животное. Торгианец свернул, теперь он устремлялся не к ним непосредственно, а начал метаться по лугу взад и вперед, преграждая им доступ к телу. Они стояли на месте, сконцентрировавшись, пытаясь передать мысль, что они не причинят вреда — ни самому коню, ни тому, кого он защищает.
Бег коня сменился шагом, потом торгианец остановился, фыркнул, грива его упала вперед, полуприкрыв глаза. Он принялся передним копытом рыть землю, так что клочья дерна полетели в стороны.
Хотя они оба молчали, казалось, Тирта и сокольничий могут обмениваться мыслями без слов. Они одновременно, плечом к плечу, направились к возбужденной лошади. Сокольничий опустил руку, ствол его ружья был направлен в землю. Тирта не убрала лук, но и не натягивала тетиву.
Торгианец снова фыркнул, попятился. Гнев его сменился неуверенностью. Критический момент, когда он готов был слепо напасть на них, миновал.
Шаг за шагом, все время стараясь посылать мысль о своей доброй воле, двое подходили, а лошадь отступала. Наконец она отошла в сторону и позволила им приблизиться к человеку, который лежал лицом вниз в окровавленной траве. На нем кожаная одежда всадника с низин, поверх нее кольчуга. Она была отремонтирована чуть большими по размеру кольцами, но все же в гораздо лучшем состоянии, чем сейчас можно найти на рынках. Голова обнажена, шлем откатился в сторону. Но лица не видно, только черные волосы. Человек лежал на животе.
Одна его нога в засохшей крови, кровь на шее и на плече. Сокольничий наклонился и перевернул его.
Тело повиновалось, застывшее, словно замороженное.
Лицо молодое — какой бывает молодость у Древних — и искажено предсмертной агонией Но поразило Тирту, заставило удивленно ахнуть то, что она увидела на груди, поверх кольчуги. Не мертвец ее удивил. Она слишком часто видела смерть, и в гораздо худшем обличье.
Но ни у кого из мертвецов не видела она такого металлического знака, как герб на церемониальной одежде. Она увидела ястреба с раскрытым клювом — знак своего Дома. Дом Ястреба. Но она и есть Дои Ястреба! Кто это незнакомец, надевший знак, который составляет все ее наследство?
Она наклонилась, разглядывая его, надеясь увидеть хоть какое то различие в гербе. Но знаки Дома — гордое и ценное достояние каждого клана. Скопировать такой знак и носить его — неслыханное дело.
— Твой родственник? — голос сокольничего звучал холодно и оценивающе.
Тирта покачала головой. Невозможно отрицать наличие этого знака. Может, его принес какой нибудь беженец из Карстена, потом знак был украден, продан, просто отдан? Но знак Дома с головой ястреба ни за что не будет отдан! Об этом даже подумать невозможно!
— У меня нет родственников, — ответила она, надеясь, что голос ее звучит так же ровно и холодно, как у ее спутника. — Я не знаю этого человека. Не знаю, почему он надел то, на что у него нет права. Это не знак родства — такой может носить только глава Дома. — В этом она уверена. — И хоть уже Дома в Карстене нет, во мне одной его кровь!
Она оторвала взгляд от необъяснимого символа и посмотрела прямо в глаза сокольничего с золотыми точками. Возможно, он считает всех женщин лгуньями или еще чем то похуже. И она не может доказать, что говорит правду. Но пусть думает, что хочет.
Однако она и есть Дом Ястреба, и со временем она это докажет.