Птица, с искусством, известным этим хищникам, повисла над ними, расправив крылья. Увидев свисавшие с ее лап яркие ленты, Саймон догадался, что птица ручная.
— Капитан! — Танстон тряс Кориса; тот сел, жестом ребенка протирая глаза кулаками.
Корис резко задрал голову, потом встал, заслоняя глаза от солнца, и стал смотреть на медленно кружащую птицу. Он свистнул, в свисте его звучала чистая мелодия. Ленивое кружение прекратилось, и Саймон увидел чудо скорости и точности — удар сокола. Сокол упал с неба и сел на рукоять топора, лежавшего в траве. Он раскрыл клюв и издал хриплый крик.
Капитан склонился к птице. Осторожно поднял одну из лент. На солнце сверкнуло металлическое кольцо. Корис внимательно рассматривал его.
— Налин. Это один из его часовых. Лети, крылатый воин, — Корис обращался к птице. — Мы одного племени с твоим хозяином, и между нами мир.
— Жаль, капитан, что ваши слова не дойдут до ушей этого самого Налина, — заметил Танстон. — Фальконеры сначала убеждаются в безопасности своих границ, а потом уже задают вопросы. Если только нарушитель после этого способен отвечать на вопросы.
— Именно так, бродяга!
Слова прозвучали совсем рядом. Гвардейцы обернулись, но вокруг была только трава и скалы. Неужели говорила птица? с сомнением смотрел на сокола, но Саймон отказывался воспринимать это колдовство или иллюзию. Он нащупал свое единственное оружие — нож, который был у него за поясом, когда он выбрался на берег.
Корис и Танстон не обнаружили удивления. Очевидно, что то подобное они ожидали. Капитан заговорил отчетливо и медленно, как будто убеждая невидимого слушателя.
— Я Корис, капитан Эсткарпа, прибит к этому берегу бурей. А это гвардейцы Эсткарпа: Танстон, офицер Большого Форта, и Саймон Трегарт, пришедший из чужого мира и вступивший в гвардию. Клятвой Меча и Щита, Крови и Хлеба я прошу убежища. Между нами нет войны, но над нами равно занесено разящее лезвие!
Слабое эхо его слов прокатилось вокруг них и затихло. Птица еще раз испустила хриплый крик и взлетела. Танстон сухо улыбнулся.
— Теперь остается ждать либо проводника, либо стрелу в спину.
— От невидимого врага? — спросил Саймон. Корис пожал плечами.
— У каждого командира свои тайны. У фальконеров их в избытке. Если они пришлют проводника, нам действительно повезет. — Он принюхался. — А тем временем нет надобности ждать голодными.
Саймон ел рыбу, в то же время осматривая небольшой луг у ручья. Товарищи его, по видимому, философски относились к будущему. А он понятия не имел, откуда же доносился этот голос. Но Саймон уже научился использовать Кориса как измерительный инструмент в новых ситуациях. Если капитан гвардии спокойно ждет, значит, по видимому, сражение им не предстоит. С другой стороны, он хотел бы побольше узнать о предполагаемых хозяевах.
— Кто такие фальконеры?
— Подобно Вольту, — Корис провел по ручке топора, как бы лаская ее, — они тоже легендарны, хотя и не такие древние. Вначале они были наемниками и прибыли на кораблях салкаров из земли, которую потеряли из за нашествия иноземцев. Некоторое время они служили вместе с салкарами как проводники и моряки. До сих пор в юности они иногда поднимаются на корабли. Но большинство сейчас уже не думает о море; они любят горы, потому что родились на них. И вот они пришли к Властительнице Эсткарпа и предложили заключить договор: они защищают наши южные границы в обмен на право поселиться в горах.
— Это было мудрое предложение! — вмешался Танстон. — Жаль, что Властительница не могла согласиться.
— Почему?
Корис угрюмо улыбнулся.
— Разве ты недостаточно прожил в Эсткарпе, Саймон, чтобы понять, что такое матриархат? Из за Силы, которая охраняет безопасность Эсткарпа и сосредоточена не в мечах мужчин, а в руках женщин. И все Властительницы Эсткарпа — женщины. А у фальконеров свои собственные обычаи, они им так же дороги, как нравы Эсткарпа волшебницам. Фальконеры — это мужские боевые отряды. Дважды в год молодые воины отправляются в особые женские поселения, чтобы зачать новые поколения, как жеребцов пускают пастись к кобылам. Но среди фальконеров нет и понятия о страсти, о любви между мужчиной и женщиной. И женщины для них существуют лишь как матери их сыновей.
Таким образом, их нравы цивилизованному Эсткарпу показались варварскими, и Властительница заявила, что если они поселятся в пределах страны. Сила, таящаяся в женщинах, исчезнет. И им было сказано, что Властительница не разрешает им селиться в пределах Эсткарпа. Но им разрешили пройти по территории страны и получить все необходимое. Если они расположат свои жилища за пределами Эсткарпа, волшебницы пожелают им добра и не поднимут против них мечи. Так обстоят дела уже свыше ста лет.
— И они сумели основать свое жилище?
— И такое прочное, — ответил на вопрос Саймона Танстон, — что сумели трижды отбить нападения герцогов Карстена. Сама земля, которую они выбрали, сражается на их стороне.
— Ты сказал, что Эсткарп не предложил им дружбы, — заметил Саймон. — Но что это за клятва Меча и Щита, Крови и Хлеба? Похоже, у вас имеется какое то взаимопонимание.
Корис с сосредоточенным видом занялся костями рыбы. Потом улыбнулся, а Танстон открыто рассмеялся. Только выглядел слегка смущенным, как будто речь шла о вещах, о которых он не имел представления.
— Фальконеры — мужчины…
— А гвардейцы Эсткарпа — тоже мужчины, — продолжил Саймон.
Корис широко улыбнулся.
— Не пойми нас превратно, Саймон. Мы преклоняемся перед женщинами Власти. Но они по самой своей природе отделены от нас и от того, что нам близко. Ты ведь знаешь, что Сила уходит от волшебницы, которая становится истинной женщиной. Поэтому они вдвойне ревностно относятся к своей Силе, отдавая часть жизни на то, чтобы удержать ее. И они гордятся тем, что они женщины. Для них обычаи фальконеров, которые отрицают их гордость и силу, признают в них лишь женское тело без разума и личности, неприемлемы.
Мы можем не соглашаться с обычаями сокольничих, но, как бойцы, уважаем их, и между нами нет вражды. Гвардия Эсткарпа и фальконеры не ссорятся. И, — он отбросил в сторону кость, сняв с нее последний кусок мяса, — скоро может наступить день, когда нам понадобится их помощь.
— Это верно! — горячо заговорил Танстон. — Карстен враждебен им. И хотят этого Властительницы или нет, фальконеры стоят между Карстеном и Эсткарпом. Но мы хорошо это знаем, да и Властительница смотрела сквозь пальцы, когда выпал Большой Снег, и зерно и скот посылались в поселки фальконеров.
— В этих поселках голодали женщины и дети, — заметил Йивин.
— Да. Запасы подоспели вовремя.
— Сокол! — Йивин указал вверх, и они увидели плывущую над ними черно белую птицу. Она на этот раз оказалась предвестником большого отряда. Всадники подъехали и остановились, глядя на гвардейцев.
Их лошади походили на пони, это были грубошерстные животные, проворные, сильные, пригодные для езды по горным тропам. Седлами служили простые подушечки. Каждый всадник имел раздвоенный рог, на котором сидел сокол. Сокол проводник подлетел к предводителю и сел на его рог.
Как и гвардейцы и салкары, фальконеры были вооружены небольшими щитами и одеты в кольчуги. Шлемы их походили на головы птиц, которых они приручили. И хотя Саймон знал, что в прорези этих шлемов на него смотрят человеческие глаза, он почувствовал себя неуютно под их взглядом.
— Я Корис, служу Эсткарпу.
Корис, опустив большой топор, стоял перед четырьмя всадниками.
Человек, сокол которого вернулся на свой насест, поднял правую руку в жесте, универсальном и старом, как время.
— Налин, с гор, — голос его глухо звучал в шлеме маске.
— Между нами мир, — слова Кориса звучали полувопросом, полуутверждением.
— Между нами мир. Повелитель Крыльев приглашает капитана Эсткарпа в Орлиное Гнездо.
Саймон сомневался, выдержат ли пони двойную тяжесть. Но когда он сел верхом за одним из фальконеров, то обнаружил, что маленькое животное не менее выносливо, чем ослик, и даже как будто не замечает дополнительного веса.
Тропа, ведущая на территорию фальконеров, была явно не рассчитана на обычного путника. Саймон лишь силой воли заставлял себя не закрывать глаза, когда они двигались по самому краю и ноги его свисали над бездонной пропастью.
Время от времени птицы поднимались в воздух и улетали вперед, над глубокими долинами, а затем возвращались к хозяевам. Саймону очень хотелось расспросить об этом странном союзе человека и птицы: ему казалось, что крикливые разведчики о чем то докладывают своим хозяевам.
Отряд спустился со склона на более широкую дорогу. Но они лишь пресекли ее и снова углубились в бездорожную местность. Саймон решился заговорить с человеком, за спиной которого сидел.
— Я новичок в этой южной местности. Разве нет дороги через горы?
— Есть торговые дороги. Мы держим их открытыми, это выгодно. Значит, ты и есть тот выходец из чужого мира, который поступил на службу Эсткарпа?
— Да.
— Похоже, вас изрядно потрепало море.
— Человек не может командовать бурей, — уклончиво ответил Саймон. — Мы живы… и за это спасибо.
— Поблагодарите и за то, что вас не унесло дальше к югу. Грабители Верлейна многое извлекают из моря. Но они не заботятся о живых людях. Настанет день, — голос всадника зазвучал угрожающе, — и Верлейн поймет, что стены и рифы — недостаточная защита. Там, куда ступит герцог, уже не будет места для костра грабителей, скорее уж разгорится целый пожар.
— Верлейн принадлежит Карстену? — спросил Саймон. Он везде, где можно, собирал факты, добавляя штрих за штрихом к картине мира.
— Дочь Верлейна должна была выйти замуж за герцога. Эти иноземцы считают, что право наследования переходит к женщине! И поэтому герцог мог бы претендовать на Верлейн ради его богатств, извлеченных из моря, а главное — ради того, что Верлейн дает возможность захватить всю береговую линию. Издавна мы отдавали свои мечи торговцам, хотя море — это не наше поле битвы. Может, нам и придется вмешаться, если понадобится.
— Вы оказывали помощь и людям Салкаркипа?
Птичья голова на шлеме резко кивнула.
— На кораблях салкаров мы пришли из за моря, гвардеец! И салкары имеют право ожидать нашей помощи.
— Увы, ее они уже не ждут! — Саймон не знал, почему сказал это, и тут же пожалел о своей несдержанности.
— Вы несете новости, гвардеец? Наши соколы летают далеко, но все же не до северных пещер. Что случилось с Салкаркипом?
Саймон колебался, не зная, что ответить. В это время над ними повис сокол. Он хрипло крикнул.
— Отцепись и спрыгни! — резко приказал всадник. Саймон повиновался, и четверо гвардейцев остались на тропе, а фальконеры осторожно двинулись вперед. Корис подозвал к себе остальных.
— Засада. — Он побежал за всадниками, вскинув на плечо топор; стройные ноги быстро несли его, и лишь Саймон смог двигаться с ним рядом.
Впереди послышались крики и звон металла о металл.
— Силы Карстена? — выдохнул Саймон, поравнявшись с капитаном.
— Не думаю. В этой пустыне живут стоящие вне закона, и Налин говорит, что они становятся смелее. По моему мнению, это лишь часть общей схемы. Ализон угрожает с севера. Колдер шевелится на западе, ожили разбойничьи банды, и пришел в движение Карстен. Давно уже волки и ночные птицы мечтают вонзить когти в Эсткарп. Хотя они непрерывно ссорятся между собой из за добычи. Некоторые люди переживают вечер и уходят во тьму, защищая остатки того, что они уважают.
— И это вечер Эсткарпа? — решился спросить Саймон.
— Кто может сказать? Ага, вот они!
Они смотрели вниз, на торговую дорогу. Там кипела битва. Всадники в птичьих шлемах спешились, потому что дорога была слишком узка для действий кавалерии. Они теснили разбойников. Но на склонах прятались снайперы, и немало их стрел нашли свою цель среди фальконеров.
Корис прыгнул в углубление, в котором скрывались два таких стрелка. Саймон, подобрав камень, обрушил его на противника, готовившегося вступить в схватку. Лишь мгновение понадобилось ему, чтобы снять с тела самострел и другое вооружение и направить против товарищей прежнего владельца.
С криками летали соколы, клюя лица и глаза, раздирая тело жесткими когтями. Саймон выстрелил, прицелился, снова выстрелил, с угрюмым удовлетворением встретив свой успех. Часть горечи от поражения в Салкаркипе рассеялась.
Послышался резкий сигнал рога. Над долиной яростно заметался разорванный флаг, и те разбойники, которые еще сопротивлялись, побежали и скрылись в скалах, где их не могли преследовать всадники. День быстро склонялся к вечеру, и все вокруг заполнилось тенями.
Скрыться от людей можно, но спрятаться от соколов гораздо труднее. Птицы камнем падали вниз, и часто взрыв криков боли свидетельствовал о том, что они настигали добычу. Саймон увидел на дороге Кориса. Тот держал в руке топор, лезвие которого было выпачкано чем то темным. Он что то говорил фальконеру. Остальные сокольничие ходили меж телами, время от времени наклоняясь и нанося короткий удар мечом.
Саймон занялся подгонкой снаряжения, стараясь не смотреть на их действия.
В ответ на свистки своих хозяев возвращались соколы под аркой вечернего неба. Два тела в птичьих шлемах положили на спины нервно вздрагивающих пони, некоторые фальконеры ехали в повязках, поддерживаемые товарищами. Но потери разбойников были гораздо тяжелее.
Саймон снова сидел за фальконером, но на этот раз за другим. Этот всадник не хотел разговаривать. Он дотрагивался до раны на груди и негромко бранился при каждом толчке.
Ночь быстро опустилась на горы, вершины еще отражали солнечные лучи, а внизу уже спустилась тьма. Дорога, по которой они теперь двигались, была гораздо шире и ровнее предыдущей. Она привела их к крутому подъему — здесь изгнанники фальконеры устроили свой новый дом. Их крепость вызвала у Саймона возглас удивления.
Его по настоящему поразили древние стены Эсткарпа, казалось, созданные из костей земли в момент ее рождения. И Салкаркип, хотя и закрытый неестественным туманом, производил впечатление могучей крепости. Но эта крепость была частью самого утеса, частью горы. Саймон решил, что строителям удалось найти утес, изрытый сетью пещер, которые были расширены и обработаны. Потому что Орлиное Гнездо было не замком, а горой, превращенной в крепость.
Они прошли по спускаемому мосту, переброшенному над пропастью, которую, к счастью, скрывала тьма. Мост был настолько узок, что двигаться по нему можно было только гуськом. Саймон перевел дыхание только когда пони, миновав столбы, оказались в пещере. Он помог раненому фальконеру спешиться и оглянулся в поисках гвардейцев. Первым ему бросилось в глаза темное лицо Танстона.
Корис пробивался к ним, за ним шел Йивин. На какое то время хозяева их, казалось, забыли. Лошадей увели, перед уходом в коридор каждый фальконер посадил своего сокола на кожаную перчатку. Наконец один из птичьих шлемов повернулся в их направлении, приблизился офицер.
— Повелитель крыльев будет говорить с вами, гвардейцы. Кровь и Хлеб, Меч и Щит к вашим услугам!
Корис взметнул топор, поймал его и повернул лезвие в сторону в знак приветствия.
— Меч и Щит, Кровь и Хлеб, хозяин соколов!