Стояла глубокая ночь, но я не спала и вслушивалась в темноту. Мне чудились чьи то крадущиеся шаги. Я крепко сжала ладони, стараясь дышать медленно и глубоко, призывая не только всё своё мужество, но и ту загадочную частичку, которую ощущала в себе с детства, инстинктивно чувствуя, что частичка эта могла бы изменить в моей жизни многое, научись я ею пользоваться. А пока что я располагала только недоразвитым инстинктом, которого явно было недостаточно, чтобы чего то достичь…
Я взглянула на свои сплетённые руки. Они были перепачканы липкой глиной… Нет, я не собиралась думать об этом. Воспоминание спрятано достаточно глубоко, пусть там и живёт. А выпусти его — и оно, чего доброго, потянет за собой другие воспоминания, откроет Врата, как у Великих в древности, и проложит дорогу тому, кто подкрадывается сейчас во мраке ночи.
Движение, которое я уловила, происходило теперь совсем близко. Любая другая на моём месте приняла бы меры предосторожности, чтобы оградить себя от наваждения Тьмы. Любая, но не я. Во мне с младых ногтей таилось что то ущербное, что мешало мне поступать, как все нормальные люди. Вот и сейчас, вместо того, чтобы позвать на помощь, я лежала и вслушивалась, всматривалась в темноту, замирая от страха перед неизвестным и остро желая его…
Многие женщины моей расы считались такими же порчеными, хотя способности свои почитали за благо. В Эсткарпе этих «порченых» старались выявить как можно раньше, обучали различным премудростям, помогали развить свой Дар; их готовили иметь дело с Силой, что всегда считалось привилегией избранных.
Что до меня, то я родилась во время хаоса, когда народ мой спасался бегством от карстенцев, уходя через горы. Позже нас оставили в покое, но я так и не смогла самостоятельно развить таившиеся во мне задатки одарённости, потому что в Карстене не было колдуний, которые распознавали Дар и отбирали детей на обучение, а жившие среди нас Мудрые Женщины не вмешивались в деяния Силы, хотя и несли в себе крупицы Дара.
Я — приёмная дочь Леди Крисвиты, а по сути её племянница, поскольку моя мать — её родная сестра. Матушки я не помню, она умерла от горя, узнав, что муж её и господин погиб в схватке с карстенскими налётчиками; я была тогда совсем ещё крошкой.
У Леди Крисвиты большое сердце, его хватало и на собственных детей, и на меня, и на Йонана — наполовину салкара, наполовину Древней расы, ещё одного приёмыша, вместе с которым мы росли.
Дар целительницы обнаружился во мне рано. Дело в том, что стоило мне только взглянуть на человека, как я отчётливо видела болезнь, которая гнездилась в нём, и знала, чем её можно изгнать. Кроме того, я ощущала в себе родство с животными, поэтому не могла есть мяса или желать кому нибудь доброй охоты. Правда, эту свою особенность я хранила в тайне.
Когда Колдуньи Эсткарпа совершили свой последний и величайший подвиг, собрав объединённую Силу и вызвав чудовищные катаклизмы, в результате которых горные цепи отделили нас от Карстена, всем казалось, что пришла новая мирная жизнь. Войны я совсем не помнила, и всякие разговоры о ней казались мне нелепыми в мирные дни.
Поэтому я не переставала удивляться таким, как Имхар, мой двоюродный брат. Он был прямо таки создан для войны, ничто другое его не интересовало. Меня он, честно говоря, тоже мало интересовал, хотя именно он являлся моим суженым, поскольку наш брак должен был укрепить семью. Хотя, думаю, его подобные «мелочи» тоже мало волновали.
Йонан был мне гораздо ближе по духу. Мы говорили с ним о старинных легендах и песнях, в которых прославлялось прошлое. Возможно, он и сам бы сделался бардом, но когда его пальцы касались струн, они выглядели даже более неумелыми, чем когда держали меч или арбалет. Создавалось впечатление, что кровь Древних и рода салкаров смешалась в нём не самым лучшим образом.
Иногда я спрашиваю себя: как сложилась бы моя жизнь, останься мы в Эсткарпе? Наверняка я вышла бы замуж за Имхара, и способности мои, никем не востребованные, так и пропали бы втуне. Сердце моё ещё может примириться с таким исходом, но разум — протестует.
Но, когда шла работа по постройке Родового Дома, к нам с востока пришёл юноша. Рассказанное им настолько глубоко повлияло на нас, что, даже не отдавая себе в этом отчёта, мы сразу же отправились в путь, навстречу не только неизвестному, но и, как оказалось, навстречу самой мрачной и чёрной по существу битве в нашей истории.
Зато, оказавшись в Долине, я почувствовала себя словно растение, пересаженное на благодатную почву, ибо встретила Леди Зелёного Безмолвия, ту, которая наделена многими именами в наших древних сказаниях, а в нынешнем цикле отзывается на имя Дагона. Сама она и её народ не принадлежат ни к нашей расе, ни, возможно, даже к нашему виду, но по облику выглядят явными гуманоидами. С теми, кто не опорочил себя общением с Тьмой, они поддерживали родственные, дружеские отношения.
Когда мы с Леди Дагоной впервые увидели друг друга, то мгновенно поняли, что идём по одной и той же дороге. Она взяла меня к себе и начала учить всему, чему следовало. Как мало я знала, и как много мне предстояло узнать! Я уподобилась человеку, страдающему от жажды в пустыне которому предложили бутыль холодной воды. Но я понимала, что как воду иссушённому горлу следует пить понемногу, маленькими глотками, так и Дар следует использовать очень осторожно, в противном случае он может обернуться против своего владельца.
Долина, в которой мы поселились, напоминала осаждённую крепость. Древняя земля Эскора таила много зла. Правившие здесь когда то адепты возомнили себя существами высшего порядка и старались по своему переделать природу, создавая мутантов и монстров. Эти силы Тьмы обосновались за наружным кольцом защитных гор и пользовались любой возможностью, чтобы пробраться внутрь.
Нас уверяли, что в самой Долине вполне безопасно, что заклятья Силы окружают её надёжной защитой. И тем не менее воины всех собравшихся здесь народов постоянно патрулировали вершины гор и отражали атаки Тёмных, которые всеми силами стремились преодолеть отвесные скалы и пробраться к нам.
И вот, проснувшись однажды, я обнаружила, что руки мои испачканы вязкой глиной, будто я копала её на берегу реки. Душа изнывала от тревоги и чувства вины — сама того не желая, я приоткрыла дверь врагу. В этом я не могла признаться ни леди Дагоне, ни моей приёмной матери.
К счастью, у меня появилось занятие, которое отвлекло моё внимание. Йонан провалился в расщелину и повредил себе лодыжку. Я принялась лечить его той же глиной, и вскоре он смог ступать на повреждённую ногу. Но хотя от глины руки я отмыла, какое то пятно на мне всё равно осталось, я чувствовала это. Беспокойство моё касалось той части разума, которая с самого начала была мне неподвластна. Я трижды пыталась заговорить об этом и каждый раз обнаруживала, что не могу произнести ни слова, поэтому беспокойство во мне со временем только возрастало. Используя знание, которому меня научила Леди Дагона, я начала подозревать, что некто из Тьмы уже проник сквозь наши барьеры.
Той ночью я долго не давала себе заснуть. Мне хотелось, чтобы рядом со мной был хоть кто нибудь из наших и присмотрел за мной, но я никого не могла попросить об этом.
Сон пришёл внезапно, как будто я переступила порог в другое помещение и закрыла за собой дверь; он был настолько живым и ощутимым, что всё моё прошлое показалось менее реальным, чем место, куда я попала.
Огромный зал, стены которого терялись в тумане, не походил ни на что в Эсткарпе — разве что в древнем Эсе могло найтись такое помещение. Меня окружали высокие колонны с резными изображениями странных чудовищ, необычайно рельефными. От колонн исходило странное желтовато зелёное свечение, не похожее ни на солнечный свет, ни на свет какой бы то ни было лампы.
Я чувствовала, что здесь находится некто, с кем я должна встретиться…
Я двигалась между колонн к центру зала, но не переступала ногами, как обычно, а словно летела по воздуху, лишённая собственного веса, не имея сил сопротивляться. И вот мне открылась площадка, посреди которой на круглом постаменте стоял череп, очень похожий на человеческий, но выполненный из какого то кристаллического материала. Он сиял изнутри всеми цветами радуги, они постоянно менялись, пульсировали, кружились, как в волшебном танце.
Рядом, опёршись рукой на постамент, стояла женщина. Она выглядела точно так же, как и Леди Дагона, однако цвета её постоянно менялись. Волосы то вспыхивали алым пламенем, то темнели, становясь тёмно коричневыми, почти чёрными. Кожа была то цвета слоновой кости, то в следующий миг принимала тона морского загара… Я знала, что эта женщина не из Долины и не имеет к ней никакого отношения.
Невзирая на изменяющиеся цвета, лицо её хранило но и то же выражение. Полные губы чуть изгибались в лёгкой загадочной полуулыбке, будто она знала что то очень важное, но этим своим знанием ни с кем делиться не собиралась.
Одежду её составляли лишь завихрения тумана, которые непрерывно перемещались, открывая то багровый сосок груди, то гладкую кожу бедра, то плавные линии живота. Я была просто ошеломлена всем увиденным.
«Крита! — голос её прозвучал прямо в моём сознании, минуя слух. Она подняла руку в дружеском приветствии. — Какая встреча, сестрёнка!»
Меня задела её фамильярность, и эта смена настроения не укрылась от женщины. Улыбка исчезла с губ, а глаза, обращённые ко мне, загорелись злобой.
«Ты будешь тем, кем я захочу, и станешь поступать так, как я прикажу. Ко мне!»
Она спешила прибрать меня к рукам, как свою собственность. Воля моя оказалась полностью парализованной. Я послушно приблизилась.
«Сюда!» — она указала рукой на сияющий светом череп, который от её жеста замерцал ещё ярче. Он становился ЖИВЫМ.
Совершенно безотчётно я протянула вперёд ладони и коснулась висков черепа, слева и справа. И тут я почувствовала, как в меня ворвалась чужая воля — властная, непреклонная, подавляющая последние остатки моего собственного «я». Мне был отдан приказ, и я не имела сил ослушаться.
«Итак, мы сделали неплохой выбор, а, Тарги?» — усмехнулась женщина. Она говорила с черепом, как с живым существом. После этого она повернулась ко мне.
«Теперь иди и делай то, что тебе приказано».
Она смерила меня пренебрежительным взглядом и отвернулась. От колонн ко мне подскочили уродливые фасы, вожак крепко схватил меня за руку и увлёк за собой.
Мы двигались подземными коридорами, многократно переходя из одного в другой, а сколько их было и куда они вели — этого я сказать не могу. Во мне неугасимым огоньком горело стремление выполнить то, что внушил мне череп и чего не могли сделать ни он сам, ни та женщина, потому что пути, которыми мы пробирались, были для них запретными. Скорее всего, эти коридоры пролегали глубоко под землёй, так что охранные руны, которыми помечены все пути, окружающие Долину, имели здесь ограниченное влияние. Вероятно, это облегчало возложенную на меня задачу.
Потом сон мой стал распадаться на отдельные эпизоды, где одна картина сменяет другую без какой либо логической связи. Во мне звучали слова, сказанные то ли черепом, то ли той женщиной, но что то изменилось. Не скажу, что чары волшебства ослабли, нет, они по прежнему крепко владели мной, но во мне стало расти сопротивление этим чарам, пробудился гнев. И я чувствовала, что невидимое вмешательство не даёт мне выполнить то, что приказал череп.
Фасы окружали меня, подталкивали, влекли куда то по своим тёмным норам. Но того, что произошло потом, я никак не ожидала и не могла связать с тем, что происходило прежде.
Я вдруг поняла, что передвигаюсь по земле, увидела лица, которые показались мне знакомыми, но мозг мой всё ещё был скован заклятьем…
Ну, а затем я полностью пробудилась от сна и обнаружила, что стою на вольном воздухе, и меня обдувает прохладный ветерок, принося знакомые запахи Долины. Рядом стоял Йонан, а с ним ещё кто то, в старинных доспехах и с огромным топором с двойным лезвием. Тсали тоже был там. А потом снизу поднялись те, кто правил Долиной, — Леди Дагона, Лорд Кайлан, Имхар и другие.
Я зарыдала, и слёзы мои были реальностью, хотя я ещё сомневалась в этом. Но только когда Дагона приняла меня в свои объятия, я наконец поверила, что это не сон.