Насколько положение Джегана было опасно? Вновь ее нетерпеливость поставила другого в трудное положение. Неужели она так никогда ничему не научится? Хотя хасситти умели семенить очень быстро, Кадия шагала так торопливо, что далеко обогнала Госела и была вынуждена пойти медленнее, чтобы он ее нагнал.
Их вновь сопровождала большая свита. Треск и щебет их слышимой собственной речи отражался от стен. Они не вернулись в здание прежним путем, а свернули в длинный коридор, в потолке которого были вделаны прозрачные квадраты, пропускавшие смутный зеленоватый свет.
Коридор изгибался, и Кадия не сомневалась, что они направляются к площади, где она нашла фонтан с драгоценностями. Однако наружу они не вышли, а коридор сменился уходящим вниз пандусом. Светящиеся квадраты в потолке исчезли.
Однако полумрак словно бы не смущал хасситти. Никто не нес светильников, но все уверенно шагали вперед. А Кадию охватила тревога, и она пошла медленнее. Ее спутники до сих пор выражали ей только самые добрые чувства, но их приветливость могла обернуться притворством. Они же признали, что Джеган оказался в плену. И не поймали ли они в ловушку и ее — ведь она вела себя так опрометчиво!
Наклон вдруг перешел в горизонтальную поверхность, Кадия споткнулась — темнота была уже почти полной — и столкнулась с кем то из хасситти. Ее руку стиснули шершавые когти, она попыталась вырваться — и не сумела.
Великая… мы поведем тебя. Опасности нет никакой.
Кадия почувствовала, что краснеет от досады. Так быстро и так открыто она выдала свою тревогу! Неведомое необходимо встречать хотя бы внешне спокойно.
Но ведь тут совсем нет света! Теперь она шла, держась за руку этого чешуйчатого существа, через плотную черноту, совершенно непроницаемую для ее взгляда. Казалось, она угодила в яму из мрака.
Вожатый потащил ее влево, и она покорно подчинилась. Остальные уже не перещелкивались, но она слышала нескончаемое царапанье когтистых ступней о камень.
И вдруг — свет впереди! До того яркий, что глаза Кадии ослепли от взрыва красок. Она прижала к ним ладони, а потом прищурилась сквозь чуть раздвинутые пальцы.
Словно колоссальный костер заполнял пространство, равное парадному залу, где то далеко наверху. Но языки пламени не устремлялись ввысь, а изгибались слева направо в непрерывном движении. И были они не просто красно желтыми. С треском проносились голубые, лиловые, зеленые и до рези в глазах белые полосы пламени. Они сверкали, взметывались, выравнивались и уносились прочь.
Хасситти вывели ее как будто на уступ (она все еще почти ничего вокруг не видела). Перед ними проносились эти молнии слепящих красок, взлетали, повисали над каким то огромным вместилищем, находившимся гораздо ниже их уступа. Хотя не раз языки этого странного пламени взметались выше, ни одно не поражало уступ, даже не приближалось к нему. И Кадия не ощущала жара.
Это лабиринт, — возникло у нее в мозгу объяснение Госела.
В бешеной игре ярких лучей не было никакой упорядоченности. Но ведь лабиринты — это сплетение путей, заводящих в тупики, если не знать их секрета? Кадия пыталась различить такие пути. Ничего, кроме света в обжигающем глаза непрерывном движении.
Она обернулась к Госелу:
— Где мой товарищ? Что вы с ним сделали? Хасситти указал на озеро света.
— Он там.
В этом пламени? Вне себя от гнева Кадия сделала два шага к краю уступа. Но как отыскать его?
— Уведите его оттуда! — приказала она.
Руки Госела поднялись в явно беспомощном жесте. Он смотрел на нее странным взглядом, с большим напряжением поворачивая голову, закутанную шалью, чтобы ее видеть.
Великая, нет способа…
Свет сжигал зрение, а не плоть! Как сейчас мучается Джеган, чье племя обитало в темных болотах, почти всегда окутанных туманом! Если ей эти молниеобразные вспышки причиняют страдания, то какую же пытку терпит он?
Способ должен быть, — сказала Кадия про себя, а ее оскаленные зубы сделали ясными эти слова и хасситти.
— Великая, — ответил Госел. — Все пути туда закрыты для тех, кто не обладает Силой.
Силой? Ее руки коснулись амулета у нее на шее, ей вспомнился меч с магической рукоятью. Может, две эти силы — ключ к лабиринту?
Но прежде необходимо убедиться, что Джеган и правда там, выяснить, где именно вести поиски. Кадия открыла сумку у себя на поясе и вытащила полую тростинку чуть больше пальца длиной. Это был ниссомский музыкальный инструмент, и она не раз с успехом им пользовалась. Почему бы и не теперь? Девушка осторожно вложила в рот один конец хрупкой трубочки и расположила пальцы по дырочкам в ней.
Кадия дунула, и раздались звуки, напоминавшие звон колокольчиков хасситти. Пламя, заполнявшее пространство перед ней, не ревело и не гудело. Услышит ли Джеган этот зов охотника другому охотнику?
Она снова дунула в дудочку, сигнал прозвучал с большей настойчивостью. Хасситти молчали. Не сомневаются, что у нее ничего не выйдет?
И она сыграла сигнал в третий раз.
Еле слышный… Да, несомненно! Ответный сигнал!
Она уже отказалась от своего первого плана броситься в лабиринт самой. Не удастся ли ей призвать Джегана сюда? Как один охотник, отыскав след добычи, помогает другому найти себя? Именно так в дни сражений они собирали вспомогательные отряды оддлингов, когда в них возникала необходимость.
Кадия играла сигнал снова и снова, прерывая его лишь для того, чтобы вытереть увлажнившуюся дудочку. И ответ всякий раз звучал все громче и громче. Нет, слух ее не обманывал!
Вновь прозвучал призыв. Слепящие лучи резали ей глаза, которые теперь она уже не могла загородить. Навертывающиеся слезы мешали ей всматриваться в водоворот красок — не мелькнет ли там фигура — Джегана?
Высокие ноты, низкие ноты — сколько времени она сигналит? Пальцы закостенели на дырочках. Вдохнуть поглубже, и снова…
Из жгуче оранжевой полосы, пошатываясь, возник черный силуэт Джегана.
Кадия убрала дудочку в сумку и легла на край уступа. Оддлинг внизу, покачиваясь, брел зигзагами, точно обессилев от потери крови или так утомившись, что ноги его больше не слушались. Кадия по плечи высунулась за край обрыва. Ее ноги придавила какая то тяжесть. Она оглянулась, напрягая полуослепшие глаза. Двое хасситти прижали ее к камню, чтобы она не сорвалась с уступа.
— Джеган! — крикнула Кадия, протягивая руки вниз.
Он зашатался, еще больше понурив голову, так что мог видеть лишь собственные ноги. Возможно, только так он мог оберегать глаза от бешеной пляски лучей.
— Джеган!
Он чуть не упал, наткнувшись на барьер у подножия уступа, откинул голову и поднял к ней лицо. Глаза его превратились в узенькие щелки, из них сочилась какая то слизь, собираясь в густые капли. Но он разглядел Кадию и стал карабкаться вверх. Вскоре его пальцы сомкнулись с ее пальцами, и она начала отползать, напрягая все силы, чтобы втащить оддлинга сюда, извлечь его из гибельной ловушки. В нее вцепились когтистые пальцы, помогая ей.
Она уже отползла настолько, что над краем появились голова и плечи Джегана. Хасситти засеменили к оддлингу и втащили его на спасительный уступ.
Он лежал неподвижно, лицом вниз, и девушка поспешно перевернула его на спину. Рот его был разинут, тело под ее руками совсем обмякло. Кадию обуял страх. Кое как она усадила его рядом с собой так, что оба оказались спиной к водовороту огненных красок. Его голова упала ей на плечо. Она не могла понять, дышит ли он еще. Какие муки он вытерпел в лабиринте? Оддлинга они могли и убить.
— Вы… — Она поглядела на Госела. — Что вы с ним сделали?
Хасситти стоял рядом с ней, наклонив хобот к Джегану, словно принюхиваясь.
Способен он понять хоть что то? Кадия щупала шею оддлинга в поисках пульса, прижимая его к себе, ощущая резкий запах, который издают ему подобные на пределе ужаса.
Его надо унести отсюда! — беззвучно приказала она больше себе, чем хасситти. Но как? Джеган был ниже ее ростом, но вовсе не пушинкой, и ей никогда не одолеть длинного темного коридора с ним на руках. Осторожно опустив его на камень, она обернулась и сорвала шаль с ближайшего хасситти, а затем расстелила ее рядом с Джеганом. Глаза у нее щипало и резало, но она не обращала на это внимания, а уложила охотника на шаль, которая оказалась много плотнее, чем выглядела. Расстилая шаль, она проследила, чтобы украшения находились на нижней стороне. Она сняла пояс, завернула охотника в шаль, насколько сумела, и обмотала его поясом. После чего взялась за свободный конец шали. Он был коротким, так что выпрямиться было невозможно. Ну что же, придется приспособиться. Но тут когтистые руки выхватили у нее рабочий конец импровизированной волокуши, и Госел послал ей мысль:
Мы понесем болотника…
Это вы довели его до этого! — вспылила Кадия. Благостное чувство, охватившее ее, едва она увидела хасситти, исчезло. Доверить им Джегана теперь? Пока он жив — ни за что!
Он пришел без мирных слов. Он оддлинг, а не Благороднейший, а лабиринт был создан, чтобы ловить незваных пришельцев, — возразил Госел. — Мы можем его излечить. Если Благороднейшей нужен этот болотник, мы поможем…
Четверо уже выстроились по сторонам закутанного в шаль охотника, а теперь ухватили его и подняли. Кадия отступила на шаг. Они легко понесли его, покачивая, что ей было бы не под силу, в сторону проема, через который вышли на уступ. А на ее запястье легла чешуйчатая шершавая ладонь — Госел тянул ее за собой. Она пошла, не спуская разболевшихся глаз с Джегана и его носильщиков.
Назад они шли очень долго. Кое кто из хасситти поспешил вперед, но остальные остались, по очереди сменяя носильщиков. При каждой остановке Кадия старалась обнаружить в их ноше хоть какие то признаки жизни.
Во второй раз она ощутила на ладони его слабое дыхание.
— Джеган? — И она прочитала его мысли, как в разговоре с Госелом.
Многоцветный вихрь, страшная боль… и за этим что то еще, что больно ее хлестнуло. Он боялся за нее. Эти опасения и завели его в ловушку.
Кадия попыталась передать ему мысленно: Все хорошо, воин. Я здесь. Мне ничего не угрожает…
Возможно, это была неправда, но она твердо решила думать так, пока не выяснится обратное. Тут послышалось шарканье подошв, и к ним присоединились еще двое хасситти. У одного в руке были зажаты смятые полоски, нарезанные из длинных листьев, второй нес фляжку. Все это она разглядела, так как за ними следовал третий со светильником, подвешенным на цепочке. Все остальные вновь отошли от Джегана. Но Кадия упрямо опустилась на колени рядом с охотником. Дышал он теперь глубоко, но глаза оставались закрытыми. На веках запеклись желтые комочки слизи.
Хасситти с листьями осторожно разложил их рядом с Джеганом, другой поднес светильник поближе, а третий быстро откупорил фляжку.
В душном воздухе подземного хода разлилось благоухание, которое Кадия узнала сразу. Будто дохнуло ароматами заветного сада, дивного приюта мира и покоя. Когтистые пальцы соединились, зачерпнули светло зеленую мазь из фляжки, и аромат чудесных растений усилился.
Опустившись на пол, третий хасситти начал водить когтями с мазью по самой короткой полоске листа, накладывая снадобье густо и ровно.
Затем к делу приступил первый, кутавшийся в шаль, до того изукрашенную, что казалось, будто он с трудом выпростал из нее руки, чтобы взять намазанный лист.
Тостлет пришла помочь! — Казалось, Госел ожидал, что Кадия запретит им прикасаться к охотнику. — Она хорошо лечит.
Ведунья целительница? А что? Какими бы разными ни были племена, в каждом должны быть те, кто лечит. Хотя Кадия еще не научилась различать пол хасситти, она решила, что Госел принадлежит к мужскому.
Тостлет поковыряла мазь когтем и, видимо, одобрила: во всяком случае, она взяла лист и очень бережно положила его на глаза Джегана, а вернее сказать, на всю верхнюю часть его лица. Он попытался высвободиться из пояса, удерживающего его на импровизированных носилках, словно хотел содрать пластырь. Однако Тостлет и ее помощник приподняли его голову и приклеили пластырь на место, раздирая оставшиеся листья на совсем уж узкие полоски.
Затем следом за хасситти со светильником они возобновили долгий путь вверх, но не раньше, чем Тостлет наложила мазь на последнюю полоску листа и не протянула ее Кадии.
— Для глаз, Благороднейшая, — сказала она, и Кадия на ходу стала по очереди прижимать полоску то к одному глазу, то к другому.
Огненные зигзаги, все еще словно мелькавшие перед ней, побледнели, а затем исчезли, прошла и резь в глазах. Да, окажись она в лабиринте, то, наверное, ослепла бы от бешеной пляски этих лучей.
Наконец они поднялись на уровень города и вышли во двор с фонтаном. Кадии почудилось, что дневной свет померк. Неужели ее зрение пострадало, пусть глаза уже не болят? Каково это — ослепнуть, навсегда затеряться во мраке? Ужас пронизал ее мысли.
Джегана положили у фонтана. Он заворочал головой, постанывая.
— Темно… больно… пить… — Эти слова, сказанные на языке оддлингов, Кадия хорошо поняла. Она бросилась к фонтану и зачерпнула горсть воды. Тут ее тронули за плечо. Кто то протягивал ей кубок, столь же богато изукрашенный, как тот, из которого она пила церемониальный напиток.
Девушка наполнила кубок до краев, встала на колени рядом с Джеганом, прижала его голову к груди и поднесла кубок к губам под пластырем из листьев.
— Пей, брат по щиту, — она старалась произносить оддлинговские слова как можно чище, но рувендианам эти звуки давались плохо.
Джеган подчинился. Он вновь пошевелил руками, и Кадия, все так же его обнимая, сделала знак ближайшему хасситти расстегнуть пояс. Охотник с трудом приподнял руку, пошарил в воздухе, а когда его пальцы коснулись запястья Кадии, крепко его стиснул.
— Пророчица! — теперь он говорил на языке торговцев. — Это и вправду ты? И тоже поймана в этом месте множества холодных огней?
В его словах прятался страх, и она поспешила ответить:
— Мой товарищ, мы далеко от этого места. Мы опять под открытым небом. Пей! Это чистая вода, какую редко найдешь в наших краях.
И он напился, а затем поднял обе руки к повязке на глазах. Однако Кадия перехватила их.
— Пока нельзя, мой товарищ. Это лечение от света.
Он чуть повернул голову, прижатую к ее плечу. Она увидела, что его плоские ноздри расширились, как когда они шли по следу. Казалось, он вынюхивает опасность.
— Здесь есть кто то еще, — он продолжал говорить на языке торговцев, но голос понизил до шепота.
— Те, кто увел нас обоих из места огней. Они называют себя хасситти.
Прижимавшееся к ней тело вдруг напряглось.
— Хасситти…
Тут она перехватила мысленную речь. Госел! Способен ли Джеган «слышать» и ее? Хасситти, видимо, считали, что да.
Мы те, кто ждет, болотник. Мы ждем, пусть твой род ждать не захотел и пошел дальше дорогами, которые сам избрал. Это было обвинение.
— Хасситти! — вновь повторил Джеган вслух. — Но про них говорится в сказаниях о Тьме…
Болотник! — В этой мысли проскользнул нарастающий гнев. — Никогда мы не пособничали Тьме. Мы из тех, кто служил, кого оставили тут, кому вверили город! Когда вы забрались в свою грязь, мы остались!
Джеган еще повернул голову, так что его забинтованная щека коснулась груди Кадии.
— Пророчица, покажи в мыслях изображение этих, дай мне их увидеть.
Она чуть приподняла голову и посмотрела прямо на Госела, слагая в уме образ того, кто, видимо, был предводителем этих существ.
— 3 з з начит (Джеган превратил это слово в шипение), древние предания поведали правду. Но как же так? Сказано, что хасситти удалились с Исчезнувшими, которые странным образом питали к ним дружбу и никогда бы их не бросили.
Мы сами остались, — получил он мысленный ответ. — Ибо мы принадлежали к последним из тех, кого знали Хранители. И… — Кадию захлестнуло ощущение такой боли и тоски, что она вскинула руки, будто защищаясь от удара. — А когда те, что преградили путь Тьме, наконец, пали, мы остались. Мы знали, что так все кончиться не может. Величие не умирает. Оно восстает вновь. И посмотри, разве мы рассудили неверно? Эта Благороднейшая вернулась, как мы, видели в снах!
— Джеган (Кадия попробовала устроить его поудобнее), хасситти верят, будто я — одна из Исчезнувших. Хотя я твержу им, что это не так.
Ты пришла к нам! — Госел посмотрел прямо на нее. — Сны были верны. Что надо сделать. Благороднейшая, чтобы ты вернулась к своему народу?
Кадия вспомнила меч, воткнутый в землю в саду. Она вернулась, но бремя с нее не снято. Так что ей предстоит?