АНДРЕ НОРТОН
Триллиум: Леди Триллиума

Ламмергейер приземлился неподалеку от храма, но в таком месте, где их прилет остался незамеченным, и Майкайла зашагала к главным воротам. Природа здесь, на этой стороне горы, казалась какой то другой, почти дикой, как будто у страны нет и никогда не было покровительницы. «Но ведь Харамис, конечно, должна быть Великой Волшебницей и Лаборнока, — с недоумением подумала Майкайла, — а не одной только Рувенды».
Она сразу отметила, что храм излучает энергию, причем в этой энергии чувствовалось что то такое, с чем Майкайле не приходилось до сих пор сталкиваться. Свою энергию храм черпал не из земли и не из воздуха, и, по видимому, на землю она никак не влияла. Энергия храма струилась где то в воздушном пространстве, как тот туман, что окутал башню, когда они с Файолоном занимались погодной магией. «Да, — поняла Майкайла, — именно на тот туман она и похожа. Это как бы переливающийся через край избыток энергии, не замеченный теми, кто с помощью магии откуда то ее выкачал».
Произнеся заклинание, чтобы сделаться неприметной, как научил ее Узун, Майкайла тихо вошла в храм и, услышав голоса, направилась в их сторону. Ближайшая к входу часть здания оказалась огромным залом; потолок располагался так высоко, что она едва могла его различить, и хотя все помещение заполняли колонны, весьма разнообразно стилизованные, расстояние между ними оставалось так велико, что здесь свободно мог бы пролететь взрослый ламмергейер, раскинув крылья во всю ширь.
Продолжая идти через зал, Майкайла внимательно рассматривала колонны. У самого входа стояли опоры в форме сросшихся посредине сталактитов и сталагмитов синевато белого цвета, напоминавшего лед. Освещался зал исключительно солнечным светом, проникавшим снаружи поэтому по мере того, как девочка уходила вглубь, вокруг нее делалось все темнее и темнее. И все таки здесь было еще достаточно светло, чтобы она смогла различить перемену в форме колонн. Те, что стоят дальше, ближе к середине зала, раскрашены в самые разные цвета и обтесаны в форме всевозможных растений — в основном деревьев, хотя Майкайла узнала среди них и несколько цветов, в том числе и незнакомых ей. Она пожалела, что рассматривает все это не через зеркало и не может спросить древний прибор, как они называются.
Следующая комната, в которую попала Майкайла, располагалась несколько выше уровня первого зала, а потолок ее, наоборот, оказался гораздо ниже. Освещала комнату пара масляных ламп, свисавших с потолка возле дальней стены. Под лампами располагалось некое возвышение, скрытое с одной стороны занавесом; остальную часть комнаты занимали деревянные скамейки, богато украшенные резьбой с причудливым рисунком, расположенные по обеим сторонам центрального прохода. Практически все места на этих скамейках оказались заняты, но в одном дальнем ряду Майкайла отыскала свободное и присела. Ее, кажется, никто не заметил; люди разговаривали друг с другом, ожидая какого то события.
И вот вошли два человека в длинных черных одеяниях и с золотыми масками на лицах и поднялись на возвышение. Один что то коротко сказал — Майкайла не разобрала его слов, — и тут же наступила тишина.
Все запели какие то молитвы, повторяя слова за теми двумя, что стояли на возвышении. Прошло несколько минут, и Майкайла обнаружила, что и сама поет вместе со своими соседями, хотя до сих пор ей не приходилось слышать этой молитвы. Распев этот неумолимо затягивал, и любой человек неизбежно становился его частью — даже если бы закутался с ног до головы непрозрачной тканью и забился в самый темный угол. А может быть, и наоборот, этот распев — как бы часть каждого человека…
— О Мерет, госпожа Южного пика, будь милосердна к нам…
— О Мерет, создающая Ноку, реку жизни, чтобы поднималась она из подземного мира и даровала жизнь стране, будь милосердна к нам…
— О Мерет, избавляющая нас от яда ползучих тварей, будь милостива к нам…
— О Мерет…
Текст молитвы был очень прост и полон повторений; каждый, как бы ни был он бестолков, глух к музыке или совершенно незнаком со здешними обрядами, смог бы уловить его и понять за пару минут. Возможно, именно для этого он создан таким простым.
Однако, несмотря на внешнюю незамысловатость этого распева, Майкайла вдруг погрузилась в какие то странные ощущения. Казалось, она засыпает, и, хотя по прежнему продолжает петь, глаза ее сами собой закрываются, несмотря на титанические усилия держать их открытыми, а голова начинает клониться вперед. «Это какое то волшебство, — поняла она вдруг. — Совсем не того рода магия, с которой знакома я, но все таки, несомненно, магия». Она изо всех сил постаралась сосредоточиться и воздвигнуть вокруг себя защитное поле — вокруг себя и собственных мыслей, а затем, ощутив по крайней мере временную безопасность, вновь расслабилась, погружаясь в молитвенный распев.
Примерно через полчаса песнопения окончились, и одна из фигур в золотых масках — судя по голосу, мужчина — заговорила. Кое что из его речи Майкайле показалось уже знакомым; ей приходилось читать об этом в книгах из библиотеки Харамис. Человек продолжал говорить, но вскоре девочка поняла, что отстаиваемая им точка зрения совсем не похожа на то, о чем она читала. В какой то момент она даже поймала себя на том, что вслух произносит: «Неправда!» К счастью, ее высказывание прозвучало не слишком громко, и голос затерялся в дружном хоре одобрительных восклицаний сидящих рядом людей выражавших полное согласие со словами своего предводителя. Майкайла наконец окончательно проснулась и сбросила с себя вес чары, навеянные этим песнопением.
Надо признать, что этот оратор здорово умел убеждать. Выглядел он абсолютно искренним, да, вполне вероятно, так оно и было. Но вот идеи, которые он провозглашал, например об абсолютной необходимости жертвоприношения и огромной роли крови (о том, чья это должна быть кровь он не сказал), предназначенной, чтобы смыть все беды, явно устарели еще много столетий тому назад. Как бы то ни было, Майкайла оставалась уверенной в одном: все книги, которые ей удалось прочитать о религиях подобного рода, были написаны очень, очень давно. А Харамис говорила, что в Рувенде всяческие кровавые жертвоприношения прекратились еще задолго до того, как родилась Великая Волшебница Бина. Так с какой стати кто то проповедует их теперь?
«Ну что ж, это ведь Лаборнок, а не Рувенда, — подумала Майкайла. — И все таки Лаборнок с Рувендой объединены почти два века тому назад, с тех пор как принц Ангар вступил в брак с принцессой Анигель; а этот принц был последним отпрыском королевской семьи Лаборнока. если мне не изменяет память.
Конечно, будучи самой младшей из принцесс, я так толком и не изучала историю правящей династии, и все таки в том, что Лаборнок управляется теперь из Цитадели, никаких сомнений быть не может. Каким же чудом уцелела здесь подобная религия?
А все же, пожалуй, стоит порадоваться, что она уцелела, если с ее помощью можно будет раздобыть подходящее тело для Узуна. Все остальное в данном случае не имеет значения. И к тому же если сама Харамис использовала кровь, чтобы обратить Узуна в арфу, значит, связанные с кровью магические ритуалы не являются такими уж запретными и их не стоит огульно отвергать».
Здесь, в этой комнате, явно присутствуют волшебные чары. Майкайла отчетливо чувствовала поднимающийся уровень энергии. С энергетическими полями и их волшебной силой она знакома давно. Еще с детства она всем этим пользовалась, когда, например, нужно было переговорить с Файолоном, не открывая рта. Но тогда Майкайла не понимала еще, что занимается магией, — не понимала до тех пор, пока Харамис не начала ее обучать.
Однако та магическая сила, с которой она так хорошо знакома, — это личная сила, создаваемая одним человеком или оддлингом, хотя саму энергию личность может почерпнуть и извне, сидя, например, на ярком солнечном свете и заряжаясь теплотой его лучей. А с тех пор как Харамис начала преподавать свой довольно сумбурный и переполненный курс под названием «Великое множество трудных уроков на тему о том, как стать Великой Волшебницей», Майкайла успела уже очень много узнать о самых разных источниках энергии и их использовании для магических целей.
И все таки то, что она почерпнула из уроков Харамис, по прежнему базируется на магической силе одной личности, связанной с самою страной, но никак не с другими людьми. Здесь же происходит что то совсем другое. Группа людей связана воедино и составляет единый источник энергии — даже сама Майкайла, несмотря на достаточно высокую подготовку в области магии и воздвигнутые поля персональной защиты, чувствует, что ее тоже втягивает в это единое целое. Так кто же распоряжается всей собранной энергией?
Мужчина на возвышении окончил речь, и продолжились песнопения. На этот раз, хотя все собрание, включая недавнего оратора, распевало те же самые слова, что и прежде, другой стоящий на возвышении человек, а также, судя по голосам, несколько женщин запели нечто иное. Музыкальные фразы составляли контрапункт к первым, а текст звучал на каком то неизвестном девочке языке. Майкайла огляделась и не заметила в зале ни единой представительницы женского пола, кроме себя самой. Но ведь часть возвышения впереди скрыта занавесом; наверное, за ними то и спрятаны певицы. Все действо производило впечатление чего то необычайного и мистического. «Пожалуй, — подумала Майкайла, — это даже наводит на мысль о привидениях».
Молитвенный распев вновь захватил девочку целиком. Вскоре ей уже казалось, что он всегда был неотделим от нее и продолжаться будет вечно; вряд ли ей удалось бы теперь вспомнить хотя бы короткий миг жизни, проведенный вне этой комнаты, вне этого пения, этой монотонной молитвы, вместе со всеми присутствующими. Она не заметила, как уснула.
— Так так! Что же это такое у нас появилось? Дар Богини?
Майкайла села, протерла глаза и перевела их на стоящего над ней юношу. Далеко не сразу ей удалось понять, где она находится, вспомнить храм Мерет и наконец догадаться, что уснула на той самой скамье, на которой сидела во время молитвы. Стоящий рядом парень, примерно на три четыре гола старше ее, небрежно держал в руке веник. «Видно, заклинание, делавшее меня незаметной, перестало работать, когда я уснула, — сообразила Майкайла. — Вот он меня и нашел, когда добрался до этого угла».
— Ищешь тепленькое местечко, чтобы переночевать? — спросил парень, нахально обшаривая Майкайлу плотоядными глазами. — Могу составить компанию на ночь, красотка. Держу пари, мы славно поладим.
Он отбросил веник на скамью, подался вперед, прижал Майкайлу к стене и поцеловал. Сперва она была так ошарашена, что не смогла даже пошевелиться, но когда этот тип попытался просунуть язык между ее губами, Майкайлу охватила неистовая ярость. Сжав правую руку и кулак, она изо всех сил двинула ему под дых. Парень опустил руки и согнулся пополам, отчаянным усилием пытаясь вздохнуть.
— Да как ты смеешь! — воскликнула она, оттолкнув этого наглеца и перебегая в середину комнаты, дабы ее снова не загнали в угол. — Ты что, умом тронулся? Чтобы со мной так обращались — да это же просто неслыханно!
— Эй, девчонка! — фыркнул парень, когда смог наконец нормально вздохнуть, и снова двинулся к ней, хотя уже и с некоторой опаской. — Скажи же наконец, во имя червей болотных, какая муха тебя укусила? Ведешь себя как царственнородная девственница!
— А я и есть царственнородная девственница! — таким же тоном ответила Майкайла.
— Ну да, разумеется, — издевательски произнес он, — а я тогда Супруг Богини Мерет!
— Вот как? — перебил вдруг невозмутимо спокойный голос со стороны возвышения в передней части комнаты. — Это довольно необычно, мне то всегда казалось, будто я сам занимаю сей пост.
Майкайла тут же узнала того самого мужчину, который руководил ритуалом. На нем по прежнему была длинная черная накидка, но золотая маска уже не прикрывала лица.
Лицо Майкайле понравилось. Обрамленное довольно густыми седыми волосами, оно имело правильные черты и теперь озарилось легкой веселой насмешкой.
— Так в чем дело, Тимон?
— Она, — Тимон с насмешливым презрением указал на Майкайлу, — утверждает, будто является царственнородной девственницей.
Супруг Богини отнесся к этим словам вполне серьезно. Лицо его выразило задумчивость. Потом он вдруг проделал руками какой то необычный жест — пальцы мужчины причудливо вывернулись, но Майкайла не успела уследить, как именно. Вокруг нее вдруг засветилась голубая аура. От удивления она едва перевела дух.
— Тебе нечего бояться, дитя мое, — заговорил Супруг Богини, — если, конечно, ты будешь говорить одну правду. Так ты девственна?
— Да, — ответила Майкайла. Голубое свечение нисколько не изменилось.
— Ну вот, Тимон, — проговорил мужчина, — как видишь, она действительно девственна. А девственницы столь редки, что мы просто не можем ни одну из них потерять. — Его взгляд, обращенный на молодого парня, сделался вдруг очень жестким. — Так что забудь ка обо всех планах, которые ты на ее счет тут строил, и раз и навсегда оставь ее в покое.
Тимон заметно помрачнел, однако поклонился в знак покорности.
Супруг Богини обернулся к Майкайле:
— Ступай со мною, дитя мое.
Майкайла на мгновение призадумалась, не вызвать ли ламмергейера и не улететь ли на нем подобру поздорову «Но я ведь не просто так сюда прилетела, — напомнила она себе, — мне надо раздобыть новое тело для Узуна. Возвращаться прямо сейчас не имеет никакого смысли, да и вряд ли Супруг Богини Мерет замышляет против меня что то недоброе. Внешность его внушает доверие. Пожалуй, он согласится помочь мне».
Жрец провел ее через дверь, в которую перед этим входил сам, затем по коридору куда то налево, и наконец они достигли комнаты, по всей видимости служившей библиотекой. Вокруг Майкайлы до сих пор продолжат сверкать голубая аура — она двигалась вместе с нею, — но девочка перестала обращать на нее внимание. Все ее мысли заняли разложенные по всей комнате свитки. «Да их библиотека будет побольше, чем библиотека Цитадели и Харамис вместе взятые, — с благоговением перед этим кладезем знаний подумала она. — Наверняка здесь должны найтись ответы на самые трудные вопросы, с которыми придется столкнуться, чтобы помочь Узуну».
Супруг Богини два раза резко хлопнул в ладоши, и в комнату вбежал одетый в короткую черную тунику, подпоясанную тонким шнурком, мальчик.
— Да, отец мой, — произнес он, явно ожидая приказаний.
— Поприветствуй от моего имени Старшую Дочь Богини Мерет и скажи, что я буду ей очень признателен, если она как можно скорее придет сюда ко мне.
Мальчик не произнес ни слова. Он только поклонился и выбежал из комнаты. Через пару минут раздался звук шагов — ноги, видимо, были обуты в сандалии — по каменному полу, и в комнате появилась высокая женщина в черном одеянии.
— Что будет угодно, отец мой? — спросила она почтительно и тут заметила Майкайлу. — Кто эта девочка?
Супруг Богини уселся на богато украшенное резьбою кресло и указал Майкайле на стоящую тут же скамью. Женщина в черном присела на стул возле одного из предназначенных для чтения столиков.
— Мне хотелось бы, чтобы ты ответила на несколько вопросов. — Мужчина ободряюще улыбнулся, глядя на Майкайлу. — Ты говорила, что ты девственница, правда?
— Да, — ответила девочка, стараясь не показать, что все это начинает наводить на нее скуку. Она уже устала повторять одно и то же. «Ну и что такого жизненно важного они находят в девственности? — размышляла она. — Нет человека, который не был бы девственным — сразу после рождения».
— И ты принадлежишь к королевскому роду? — При этих словах Супруга Богини глаза женщины вдруг сверкнули, резко расширившись.
— Да, — подтвердила она.
— Кто твои родители?
Майкайла внезапно решила, что называть имена родителей не следует. Может, свою роль сыграло то, что Узун когда то сообщил ей во время уроков по магии. «Имена наделены большой силой, — говорил он. — Знать чье то имя — значит иметь власть над этой личностью».
— Мой отец — король Рувенды и Лаборнока, — сказана Майкайла, не углубляясь в подробности, — а мать — королева.
— Твоя мать тоже принадлежит к королевской фамилии по рождению? — спросил жрец.
— Принцесса Барская, — кратко ответила Майкайла.
— Прошу великодушно простить меня, отец мой, — тихим голосом начала женщина, — не позволите ли?
Мужчина кивнул.
— Означает ли это, что ты одна из прямых потомков принца Ангара Лаборнокского?
— Того самого, что женился на принцессе Анигель? — Живя у волшебницы, Майкайла узнала о принцессах тройняшках и об истории поисков их талисманов даже больше, чем ей хотелось, несмотря на то что становилась в высшей степени рассеянной и невнимательной, когда разговор переходил на эту тему. К тому же Файолон и Узун проводили долгие часы, распевая баллады, посвященные этим давним событиям.
— Да, — подтвердила женщина.
— В таком случае я действительно отношусь к его потомкам. Ангар и Анигель — мои… я не знаю сколько раз прапрапра… дедушка и бабушка.
— Принцесса из Лаборнокской королевской семьи, — потеплевшим голосом произнесла женшина, — с трудом верится. Воистину Мерет благоволит нам.
— Воистину, — пробормотал мужчина себе под нос. — А твои родители знают, что ты здесь? — осведомился он, возвращаясь к вопросам более практическим.
— Нет, — сказала Майкайла. — Если они вообще обо мне вспоминают, то, скорее всего, думают, что я сижу взаперти в башне Великой Волшебницы.
Две пары бровей одновременно поползли вверх, и две пары глаз задумчиво уставились на Майкайлу.
— Сидишь взаперти? — переспросил мужчина. — Почему?
— Волшебнице стукнула в голову сумасшедшая идея, что мне надлежит стать ее преемницей, — объяснила Майкайла. — Она прибрала меня к рукам, когда мне было двенадцать, и с тех пор я не видела собственную семью и вообще не покидала башню.
— Похоже, у тебя отнюдь не сладкая жизнь, — заметила женщина. — Кем же, по мнению Великой Волшебницы, ты стала теперь и почему она вдруг отпустила тебя в путь?
— Она меня никуда не отпускала, — ухмыльнулась девочка, — и понятия не имеет о том, где я теперь. По моим последним сведениям, она сейчас даже не помнит, что я вообще существую.
Устремленные на Майкайлу две пары глаз приняли недоуменное выражение, и она стала объяснять подробнее:
— Она отправилась в Цитадель, и там ее вдруг свалила болезнь — что то вроде приступа. Теперь она многого не помнит, особенно последних событий. А со мной она знакома только около двух лет.
Супруг и Старшая Дочь Богини обменялись многозначительными взглядами.
— Два года, — повторил он. Очевидно, для него эта цифра не была пустым звуком.
— Она тебя обучала, чтобы подготовить к роли Великой Волшебницы, — произнесла Дочь Богини. В ее словах не было вопроса, но Майкайла все равно кивнула. — Это многое объясняет, — заметила женщина.
«Они что, тоже заметили происходящие с землей странности? — размышляла Майкайла. — Харамис ведь должна быть Покровительницей не только Рувенды, но и Лаборнока; нарушила ли ее болезнь порядок и равновесие и здесь тоже? Вообще то, у меня не создалось такого впечатления, но ведь я не знаю Лаборнок так же хорошо, как Рувенду».
— Да, — согласился Супруг Богини и снова обратился к Майкайле: — В таком случае для чего ты оказалась здесь?
Девочка решила умолчать о «магическом зеркале». Она слишком хорошо помнила, как рассердилась Харамис при упоминании приборов Исчезнувших, а ведь эти люди тоже связаны с магией…
— У меня есть друг, — начала она объяснять, — и ему нужно новое тело. В одном видении я обратила внимание на ваш храм: здесь несколько человек проделывали некий ритуал над статуей. — Она сдвинула брови, стараясь поточнее припомнить увиденную картину и найти подходящие слова, чтобы ее описать. — Ритуал был связан с| чем то вроде «отверзания уст», вот я и подумала, может быть, здесь смогут помочь мне сделать для моего друга новое тело.
— А что случилось с его теперешним телом? — спросил мужчина.
— Это арфа.
— Арфа? — В голосе Супруга Богини прозвучали нотки недоверия. — Ты ничего не путаешь?
— Разумеется, нет, — сказала Майкайла. — Мы ведь жили с ним в одной башне. В настоящее время он является арфой. Он слеп, не способен передвигаться и оттого несчастен. Особенно с тех пор, как волшебница заболела, потому что он не может при помощи магических средств глядеть в воду, чтобы увидеть ее так, как вижу я. А она продолжает о нем расспрашивать — забыв, что примерно сто восемьдесят лет назад обратила его в арфу, — и ему очень хочется отправиться к ней, но это, увы, невозможно.
— Так он пробыл арфой почти два века? — спросил Супруг Богини.
Девочка кивнула.
— И каким образом его обратили в эту арфу?
— Какой то мастер изготовил сам инструмент, — объяснила Майкайла, — а волшебница вылила немножко собственной крови в прорезь на середине верхней части рамы. К верхушке арфы приделана костяная накладка, когда то служившая моему другу черепом.
— Следовательно, у тебя есть доступ к частице его первоначального тела — этому кусочку кости, — задумчиво произнес жрец, — а дух его покоится внутри некой арфы. Да, пожалуй, при таких условиях я могу гарантировать, что нам удастся сделать для него новое тело. — Он взглянул на Майкайлу: — Как твое имя?
Ее по прежнему окружала голубая аура, и она не сомневалась, что это результат действия некоего магического детектора лжи. Отказаться же назвать имя — значит наверняка не добиться от этих людей никакой помощи.
— Майкайла.
— Принцесса Майкайла, — Супруг Богини слегка поклонился ей, — я полагаю, мы сможем изготовить для вашего друга новое тело. Готова ли и ты помочь нам?
— Если смогу, — осторожно ответила она.
— Мы хотим, чтобы каждый год на протяжении следующих семи лет ты проводила один месяц с нами, — произнес жрец. — Каждую весну, когда разливается река и Три Луны сходятся вместе, — согласна ли ты проводить в это время один месяц с нами в качестве Дочери Богини, живя вместе с другими Дочерями и принимая участие в обрядах?
— Тогда кому нибудь придется обучить меня вашим обрядам, — сказала Майкайла.
«Понять не могу, что проку в том, если у них будет одной Дочерью Богини больше. Какое это имеет значение для исполнения обрядов? — размышляла она. — Но если это все, чего они хотят, то я наверняка справлюсь. По крайней мере, будет хоть какая то перемена в жизни не вечно же выслушивать придирки Харамис или причитания Узуна».
— Мы обучим тебя всему, что полагается знать, — сказала Старшая Дочь Богини. — Но осознаешь ли ты, что тебе придется остаться девственницей на все предстоящие семь лет?
— Ну, с этим уж никаких проблем не будет, — сказала Майкайла. — Харамис вообще хочет, чтобы я осталась девственной до самой смерти.
— Харамис — это Великая Волшебница? — спросил Супруг Богини.
«Ох ох ох! Я же вовсе не собиралась произносить ее имя… — подумала Майкайла. — Хотя, с другой стороны, о ней сложено столько баллад, что ее имя давно уже не секрет».
Она кивнула.
— Давала ли ты ей какие нибудь обеты? — спросил мужчина. — Или кому нибудь другому?
— Нет, — сказала Майкайла, и в голосе ее прозвучала накопившаяся за два года обида на Харамис. — Она с утра до вечера пичкает меня наставлениями, и ни до чего другого у нее руки не доходят.
Ее собеседники улыбнулись.
— А вот мы попросим тебя дать слово, — сказал СупругБогини. — Итак, в обмен на новое тело для твоего другасогласна ли ты проводить с нами по одному месяцукаждый год на протяжении следующих семи лет?
— Да, — сказала Майкайла, — согласна.
— Очень хорошо, — подытожил мужчина. — Я поговорю с Дарующим Жизнь о новом теле для твоего друга. На то, чтобы сотворить его, потребуется семьдесят дней. Сможешьли ты все это время оставаться с нами?
Майкайла припомнила, в каком состоянии в последний раз лицезрела Харамис. «Вряд ли она вспомнит обо мне раньше, чем пройдут эти семьдесят дней, — подумала она. — Семьдесят дней — это не так уж много. Но даже если она и вернется раньше, дело того стоит. Пускай сердится на то, что я покинула башню, мне все равно. Узун — настоящий друг, он всегда был так добр и внимателен, и я отдам все силы для того, чтобы помочь ему».
— Да, я смогу пробыть здесь все это время, — произнесла она вслух.
— Замечательно, — сказал Супруг Богини и обернулся к женщине: — Поручаю эту девочку тебе, Старшая Дочь.
Та встала, и Майкайла поспешила последовать ее примеру.
— Да, отец мой, — поклонилась женщина и повернулась к Майкайле: — Пойдем со мною, юная сестра.
Девочка с достоинством поклонилась жрецу.
— Благодарю вас, отец мой, — произнесла она.
Тот улыбнулся и кивнул, явно давая понять, что аудиенция окончена. Старшая Дочь взяла Майкайлу за руку и торопливо повела по коридорам.
— Тебя поселят вместе с Дочерями Богини, — объяснила она. — Личные имена у нас здесь не в ходу. Вижу, ты осознаешь, что имя наделено силой: я заметила, что ты не стала называть имена родителей. Теперь, будучи одной из Дочерей Богини, ты должна обращаться к ее Супругу как к отцу. Меня называй старшей сестрой, а прочих Дочерей Богини зови сестрами. Тебе все понятно?
— Да, старшая сестра, — сказала Майкайла, стараясь запомнить все, что ей говорят. У нее создавалось впечатление, что эти люди ожидают быстрого и точного усвоения всех преподанных уроков, и в первый раз за долгое время ей захотелось оправдать надежды учителей.
Она ведь пришла сюда сама, по собственной воле и ради собственных целей. Она дала слово и получила от этих людей равноценное обещание в ответ — что и говорить, ситуация совсем не такая, как в башне Харамис. Майкайла не очень то хорошо понимала, чего именно от нее хотят и чему придется научиться, но ради Узуна, ради того, чтоб раздобыть для него подходящее тело, она готова стараться изо всех сил и стать для этих людей тем, кем они хотят ее видеть. «И к тому же, — подумала девочка, — они меня спрашивали, согласна ли я; они не ограничились просто словами „сделай то то и то то“ и не стали ожидать механического исполнения приказаний, как от безмозглой куклы».
Женщина привела Майкайлу в переднюю, и они проследовали через закрытый занавеской дверной проем. По другую сторону занавеса оказалась большая комната, вырубленная прямо в скале. Ее освещали укрепленные на стенах через равные промежутки факелы. Ярко раскрашенные занавески скрывали вход в другие помещения.
— Здесь живут Дочери Богини, — объяснила женщина. — За эти занавески тебе не следует заходить без разрешения. Так же как и покидать это жилище без сопровождения кого нибудь из Дочерей. Тебе все понятно?
— Да, старшая сестра.
— Хорошо. — Жрица резко хлопнула в ладоши; звук эхом прокатился по помещению. Из боковых комнат вышли четыре девушки; всем им на вид было на четыре — шесть лет больше, чем Майкайле. Они с любопытством принялись разглядывать ее; впрочем, все они оказались очень милы. На каждой девушке было одеяние из плотной белой материи с длинными рукавами, закрывавшее всю фигуру от самой шеи до кончиков ног. Поясами служили такие же белые шнуры.
— У нас появилась новая сестра, — объявила Старшая Дочь.
— Добро пожаловать, сестра, — хором пробормотали девушки, Майкайла тут же заметила, что говорят они одновременно, в одном ритме и на одной ноте.
— Благодарю вас за гостеприимство, сестры, — ответила она.
Хотелось надеяться, что она сумеет хорошо вписаться в эту компанию. Ну что ж, по крайней мере, в отличие от Харамис, ни одна из этих девушек, кажется, не намерена с первого взгляда проникнуться к ней неприязнью. Может быть, удастся завязать с ними настоящую дружбу.
— Твоей комнатой станет та, на которой зеленая занавеска, — сообщила Старшая Дочь, — там есть сундук с одеждой которая тебе должна подойти. Переоденься, пожалуйста, и присоединяйся к нам. Тебе многому предстоит научиться.
— Да, старшая сестра. — И Майкайла поспешила сделать то, что ей сказали.