АНДРЕ НОРТОН
Преданья колдовского мира: Кровь сокола

Танри снова взглянула на руины. В это время, должно быть, над их головами разошлись свинцовые облака. Потому что она увидела — увидела достаточно, чтобы ахнуть.
Дальняя стена, та, что казалась нетронутой, приобрела новые очертания. Танри смогла разглядеть…
Иллюзия ли это или какая то уловка тех. кто складывал здесь камни? Стена исчезла, а вместо нее появилась голова гигантского сокола со свирепыми узкими глазами отверстиями над вытянутым клювом.
А клюв…
Он держал какую то массу, выветренную, расколотую. едва сохранявшую очертания человеческого тела.
Чем дольше рассматривала Танри каменную голову, тем яснее она вырисовывалась. Сокол вытягивал клюв, казалось, он вот вот выпустит добычу и снова подхватит ее…
— Нет! — выкрикнула она это вслух или произнесла мысленно? Это только камни (конечно, искусно сложенные), всего лишь старые, старые камни. Танри закрыла глаза, подержала их плотно закрытыми, а потом, сделав несколько глубоких вдохов, снова открыла. Никакой головы, только камни.
Но в те мгновения, когда она пыталась подавить иллюзию, ее спутник устремился вперед. Фальконер оттолкнулся от скалы, сокол по прежнему сидел у него на плече, хотя воин, казалось, не чувствовал веса птицы. Лицо у него было ошеломленное, привычное хмурое выражение исчезло. Он был похож на околдованного, и Танри отшатнулась, когда мужчина прошел мимо нее, глядя только на стену.
Только камни, твердо заявила себе девушка. Ей незачем оставаться на месте. Убежище, пища (она вдруг поняла, что ужасно хочет есть) — все то, что нужно, чтобы выжить, может находиться только здесь. И она пошла за фальконером, держа кинжал в руке наготове.
Раненый воин, спотыкаясь, прошел под этот гигантский нависающий клюв. Тень скрывала, что находится за клювом. Фальконер остановился, подтянулся, как солдат перед встречей с командиром… или жрецом, начинающим обряд.
Голос его эхом отозвался в руинах, фальконер произносил слова или звуки, похожие на те, какими он обращался к соколу. Звуки стремительно сменяли друг друга. Танри вздрогнула. У нее появилось странное ощущение, что ему отвечают — но кто… или что?
Голос его возвысился, стал похож на крик сокола. Птица с его плеча взмыла в воздух. И тоже выкрикнула свой вызов… или приветствие. Голос человека и голое птицы смешались, и Танри уже не могла отличить один от другого.
Но вот оба умолкли, и фальконер прошел дальше. Теперь он шагал устойчивее, ни на что не опираясь, как будто его наполнили новые силы. Прошел под клюв — и исчез!
Танри прижала кулак к зубам. Там же нет никакого прохода! Зрение не может так обманывать ее. Она хотела убежать — куда угодно, но, оглянувшись, увидела, что руины сходятся к одному месту, другой дороги нет.
Это дорога Древних, здесь таится зло. Танри почти физически чувствовала, как оно ползет, словно слизняк, оскверняя ее кожу. Вот только… Девушка задрала подбородок, упрямо выставила вперед челюсть. Она салкар! И если другой дороги нет, она пойдет по этой.
И она пошла, заставляя себя идти уверенно, и в то же время оставаясь настороже. Вот ее охватила тень клюва, и, хотя от солнечного света ее отделяли шаг другой, девушку окутал холод.
Она увидела дверь. Какая то уловка строителей привела к тому, что тень клюва полностью скрывала дверь. Увидеть ее можно было, только подойдя совсем близко, едва не прикоснувшись. Переведя дыхание, Танри двинулась дальше.
Сквозь тьму она разглядела далеко впереди серый свет. Стена оказалась такой толстой, что в ней прорублена не просто дверь, а туннель. Впереди, между собой и светом, девушка заметила смутное движение. Это фальконер.
Девушка ускорила шаг и почти догнала хромавшего воина, когда они вышли на большой двор. Вокруг возвышались стены, но Танри сразу же остановило то, что она увидела во дворе.
Люди! Лошади!
И только через какое то время она заметила повреждения: тут тело без головы, там только останки лошади. Все это когда то было нарисовано, краска глубоко проникла в камень и поэтому, хоть и поблекла, вполне удовлетворительно сохранилась.
Неподвижное войско стояло в полном порядке, все смотрели налево. Воины держали в руках поводья, на луках их седел восседали соколы. Отряд воинов ждет приказа.
Спутник девушки миновал этих древних солдат, как будто не замечая их. Вернее так, словно они не имеют значения. И направился в том направлении, куда они все смотрели.
Там над двумя широкими ступенями зиял провал огромной двери, как пасть чудовища, готовая проглотить их.
Фальконер сделал шаг вверх, второй… Он знал, что находится за дверью: там прошлое фальконеров, а не народа салкаров. Но Танри не могла оставаться позади. Проходя по двору, она разглядывала лица воинов. Каждый в руке держал шлем, словно они нарочно открыли лица, чего обычно не делают. Она заметила, что все они чем то отличаются друг от друга, хотя явно принадлежат к одному народу. Картина наверняка была сделана с натуры.
Входя в дверь, Танри снова услышала смешанный крик человека и птицы. Ну, они по крайней мере целы, хотя ощущение затаившегося здесь зла усилилось.
За дверью царил полумрак. Танри стояла в конце большого зала, тянувшегося направо и налево. Зал не был пуст. В нем находилось множество статуй, и среди них статуи в пышных платьях и с высокими прическами. Женщины! Женщины в горной крепости? Она принялась внимательно разглядывать ближайших, чтобы убедиться в этом.
Время, причинившее явные повреждения воинам во дворе, этих статуй совсем не коснулось. На плечах фигур — в натуральный рост — покоился толстый слой пыли, но это все. Лица застыли неподвижно. Но их выражение! Коварство, хитрость, алчный… голод? Глаза у всех смотрели прямо вперед. И неужели в них горит какая то искра знания?
Танри отбросила игру воображения. Они не живы. Но их лица — она посмотрела на второе, на третье — во всех читалось злорадство, вожделение, ощущение голода, который скоро будет утолен; а вот лица мужчин пусты, лишены эмоций, как будто вовсе не изображают жизнь.
Фальконер уже добрался до противоположного конца зала. Теперь он молчал, обратившись лицом к помосту с четырьмя фигурами. Они стояли не торжественно, как все остальные, а словно застыли в момент бешеной схватки. Смертоносной схватки, заключила Танри, подойдя ближе. Из под ног ее поднимались облачка пыли.
На троне кресле сидел, вернее, полулежал мужчина.
Голова его упала вперед, обе руки сжимали рукоять кинжала, всаженного в область сердца. Второй, более молодой мужчина делал выпад мечом, нацелившись в женщину, на лице которой было написано смешанное выражение гнева и ненависти. Танри вздрогнула.
Четвертая фигура стояла несколько в стороне, и на лице ее не было выражения страха. У этой женщины платье было простое, гораздо скромнее, чем на первой, без драгоценностей на руках, груди или на горле. Волосы свободно падали на плечи, каскадом спускаясь вниз, чуть не до пола.
Несмотря на полутьму, волосы ее как то странно поблескивали. Как, впрочем, и глаза — темно красные, нечеловеческие, понимающие, возбужденные, жестокие — живые!
Танри обнаружила, что не может оторваться от этих глаз.
Возможно, она закричала или как то иначе отреагировала на принуждение. Оно, как змея, как слизняк, заползало ей в сознание, прочно привязывая к этой женщине.
— Дьяволица! — фальконер плюнул, и капля слюны упала на грудь рыжеволосой женщины. Танри почти ожидала, что женщина сейчас повернется к разгневанному воину. Но ее крик ослабил чары. И Танри смогла отвести взгляд.
Фальконер развернулся, схватил здоровой рукой меч, который держал молодой человек, и бессильно дернул. Что то странно зашевелилось, словно весь зал был изображен на развеваемом ветром знамени.
«Убей!»
Танри покачнулась под силой этого мысленного приказа. Она должна убить того, кто смеет угрожать ей, Йонкаре, Открывательнице Врат, Госпоже Теней.
Гнев охватил ее. В гневе двинулась она вперед, зная, что должна сделать с мужчиной, осмелившимся бросить вызов. Она — рука Йонкары, орудие ее силы.
Но в глубине существа Танри зашевелилось что то другое, и его никак не удавалось подавить.
«Я оружие… Я должна служить… Я…»
«Я Танри! — вскричала другая часть ее. — Это не мой спор. Я салкарка, я живу в море, у меня другая кровь и другое племя!»
Она замигала, и шевеление на мгновение прервалось, зрение прояснилось. Фальконер по прежнему пытался выхватить оружие.
«Пора! — снова волна принуждения ударила в девушку, добираясь высоко, до самого сердца, как волна на берегу. — Убивай! Кровь… дай мне кровь, чтобы я смогла ожить. Мы женщины. Нет, ты будешь больше, чем женщина, когда прольется кровь и откроет мне дверь. Убей? Ударь в спину! Или еще лучше — перережь горло. Он всего лишь мужчина! Он враг — убей!»
Танри покачнулась, тело ее словно попало в мощное течение. Без участия воли поднялась ее рука, держа кинжал наготове, расстояние между нею и фальконером сократилось. Она легко может сделать это, и кровь поистине потечет. Йонкара освободится от пут, наложенных на нее глупцами.
«Бей!»
Танри видела, как двинулась ее рука. Но тут та, другая ее часть вспыхнула в героическом усилии.
«Я Танри! — слабый крик против могучих чар. — Салкар ни перед кем не склоняется!»
Фальконер повернулся, внимательно посмотрел на нее. В глазах его не было страха, только холодная ненависть. Птица у него на плече расправила крылья, закричала. Танри не была уверена: ей показалось, что красный вихрь привязывает птицу к плечу человека, не дает взлететь.
— Дьяволица! — воин бросился на девушку. Оставив попытки завладеть мечом, он поднял руку, чтобы ударить Танри по лицу. В воздухе взвился красный туман, окутал запястье поднятой руки, и хотя фальконер яростно задергался, рука его оказалась в плену.
«Бей быстрее!» — принуждение давило со страшной силой.
«Я не убиваю!» — палец за пальцем Танри заставляла свою руку раскрыться. Кинжал, выпав, зазвенел на каменном полу.
«Дура!» — сила вызывала в голове яростную боль. Танри закричала и пошатнулась. Ее вытянутая рука упала на тот самый меч, который пытался вырвать у статуи фальконер. Меч повернулся и высвободился быстро и легко.
«Убей!»
Девушку заполнил поток ненависти и силы. Тело кололо, вспыхнул жар, как факел, который окунули в масло.
«Убей!»
Она не могла справиться с каменным мечом. Обе руки сомкнулись на холодной рукояти. Танри подняла меч. Мужчина перед ней даже не пошевельнулся, пытаясь уклониться. Живы были только его глаза — полные не страха, а только ненависти, такой же горячей, как та, что заполняет ее.
Сражаться… она должна сражаться, как с волнами бурного моря. Она — Танри — салкар, она не орудие какого то зла, давно ушедшего в Среднюю Тьму.
«Убей!»
Огромными усилиями она заставила свое тело двигаться, боролась с волей, которая пока еще не смогла ее победить. Меч упал.
Камень ударился о камень — правда ли это? Снова воздух дрогнул, заколебался; жизнь одолела древнюю смерть, но только на мгновение, промежуток между двумя ударами сердца. Меч ударился о Йонкару.
Донесся затихающий крик:
«Дура!..»
Никакой рукояти меча в руке, только пыль меж пальцами. И ни искры жизни в красных глазах женщины статуи. На том месте, где меч ударился в изваяние, — на плече, появились трещины. Фигура на глазах раскрошилась и рухнула. И все остальные тоже ломались, превращаясь в пыль, от которой Танри раскашлялась и закрыла глаза руками.
Зло ушло. Холодное помещение опустело, больше в нем ничего не ждет. Рука схватила девушку за плечо, рванула к выходу.
— Наружу! — голос человеческий. — Наружу, Салзарат рушится!
Танри покорно позволила увести себя, вытирая по дороге горевшие от пыли глаза. Слышался треск, грохот. Поблизости свалился большой каменный блок, девушка съежилась от страха. Они бежали, уклоняясь, увертываясь. И наконец, все еще кашляя, со слезами, текущими из глаз, с лицами в серой пыли, оказались под открытым небом.
Их подхватил свежий ветер с запахом моря. Танри скорчилась на прошлогодней траве, сквозь которую уже начали пробиваться свежие весенние побеги. Рядом, так что плечи их соприкасались, сидел фальконер. Птица его исчезла.
Они сидели на небольшом холме. Танри не помнила, как они сюда поднялись. Внизу, между ними и морем, лежали груды разбитых камней. Невозможно было определить, где находились стены или проходы. Спутник девушки повернул голову и посмотрел ей прямо в лицо. В глазах его стояло огромное удивление.
— Все ушло! Проклятие ушло. Она наконец побеждена. Но ты же женщина, а Йонкара всегда действовала через женщин, в этом была ее сила и наша погибель. Она держала в своих руках всех женщин. Зная это, мы и создали свою защиту. Мы не могли верить ни одной женщине, потому что они готовы были открыть страшные двери Йонкары. Почему же ты не убила меня? Моя кровь освободила бы ее, а она поделилась бы с тобой властью, как поступала всегда.
— Она не будет мною командовать! — с каждым вдохом уверенность возвращалась к Танри. — Я салкарка, а не одна из ваших женщин. Так эта Йонкара — из за нее вы ненавидите всех женщин?
— Может быть. Она правила нами. И проклятие ее держало нас в ее власти, пока не умер Лангвард. Как ты видела, он погиб от руки своей королевы, но его смерть частично освободила нас. Он долго искал возможности заключить дух Йонкары. И отчасти ему это удалось. И тогда мы бежали, как говорят легенды, и больше не допускали женщин в свои крепости.
Он потер руками лицо, стирая пыль исчезнувшего Салзарата.
— Это древняя земля. Я думаю, сейчас в ней никто не живет. Мы можем остаться здесь — если только тебя не станут разыскивать твои родичи. Иначе на нас падет тень другого проклятия.
Танри пожала плечами.
— Я салкарка, но не осталось никого, кто назвал бы меня сестрой по клану. Я работала на «Диком борове» без родственных связей. Никто не станет искать меня, — девушка встала, положила руки на бедра и отвернулась от моря.
— Фальконер, если на нас ляжет проклятие, придется жить с ним. Но пока человек живет, его может ожидать в будущем разное: и хорошее, и плохое. Надо только смотреть в лицо тому, что придет.
С неба до них донесся протяжный крик. Тучи разошлись, и в слабом солнечном свете показался сокол. Танри откинула голову, следя за ним.
— Земля твоя, а море мое. Что скажешь, фальконер? Он тоже встал.
— Меня зовут Ривери. И в твоих словах есть смысл. Проклятиям пора уйти в тень, а мы пойдем в свете и увидим, что лежит впереди.
Плечом к плечу они спустились с холма, сокол парил у них над головами.