АНДРЕ НОРТОН
Разное: Гаран вечный

Было раннее утро, воздушные линии над большей частью города не были переполнены прогулочными и деловыми судами, которые парили бы, ныряли вниз или мчались наперерез в более позднее время. Кроме одного или двух патрульных, мимо которых я пролетел, никто не пересек мне путь, до тех пор, пока я точно не развернул свой корабль, прежде чем приземлиться на площадке рядом со средним, наклонным шпилем крепости.
Легкий, черный двухместный флайер, чьи плавные линии указывали на скорость и надежность в управлении, грубо вклинился перед носом моего корабля, пошел вниз и приземлился плоским брюхом как раз на то место, которое я наметил для себя С темпераментной речью, приготовленной для опрометчивого юнца, который так своевольно узурпировал облюбованное мной место, я посадил свой крошечный флайер рядом с блестящим черным скоростным судном. Но это был не отпрыск какогонибудь придворного, с кем я встретился лицом к лицу, когда вышел из машины. С пренебрежительной улыбкой, содержащей, помоему, более чем подозрительную насмешку, скривившей его тонкие губы, высокий Хозяин Кума задержался у начала направленного книзу откоса. На его надменно поднятой голове не было ни церемониальной короны, ни шлема, и утренний ветер трепал его кудрявые черные волосы и рвал тяжелые фалды длинного оранжевого плаща.
Рядом с ним стоял его пилот, хмурый малый, Джеплен из Тока, который имел дурную репутацию среди боевых людей в течение многих лет. Он, по крайней мере, не претендовал на мою дружбу, а хмурился так воинственно, что его брови сошлись вместе как колючий кустарник.
— Наш достопочтенный Лорд Гаран, — промурлыкал Кипта. — Можем ли мы отважиться поздравить победителя Тэрнана с подвигом? Джеплен проявил жестокий приступ зависти, когда вести о твоем успехе достигли нашего жалкого захолустья. Я даже удивился его полному выздоровлению. Оно полное или нет, Джеплен? — он изводил насмешками своего угрюмого офицера.
— О, да, — проворчал тот, все время стараясь очень ясно прочесть по лицу Кипты его истинное мнение обо мне и моих действиях.
Мое военное обучение не могло мне помочь в словесных и мысленных изгибах дворцовой речи, где могут хвалить человека фактически в лицо, в то же время сильно презирая его. Так как моя речь была всегда такой прямой, как мысли, я не любил разыгрывать придворного более, чем это было необходимо.
— Вы оказываете мне чересчур большую честь, милорд, ответил я со всей учтивостью, какую мог собрать. — Слово похвалы от Хозяина Кума не отпускается необдуманно.
Его опущенные веки слегка приподнялись, улыбка стала более ярко выраженной.
— Дни, проведенные при дворе, отполировали солдата, чтобы создать из него настоящего придворного, — заметил он уже с прямой и нескрываемой насмешкой.
Человек моей касты и ранга не досчитался бы зубов за меньшее. Положение Кипты защищало его от моего негодования, и он отлично это знал, и все же никогда прежде его враждебность не была такой открытой. Неудивительно— в моих венах кровь ускорила свой бег, — если он открыл какой нибудь след моей деятельности и пытливого недоверия к нему. Его маска чувства товарищества слетела, и я увидел подлинное лицо человека, который пользовался этой маской для своих целей.
Хотя мои мышцы и напряглись, я обуздал возрастающий гнев. Но когда нибудь, если Оун позволит, я встречусь лицом к лицу с этим насмехающимся дьяволом как мужчина с мужчиной.
— Я благодарю Хозяина Кума. — Мой ответ был таким холодным, каким я смог его сделать, но тем не менее формально вежливым.
Он плотнее запахнул плащ вокруг своих широких плеч и резко повернулся с Джепленом по пятам. Я подождал минуту или две, пропуская их вперед, прежде чем последовал за ними по скату вниз.
Пока я стоял здесь, меня заинтересовали плавные линии кумского флайера. Корабли были моей жизнью, и новые очертания всегда меня привлекали. Хотя я не рискнул задержаться, чтобы исследовать его внимательно, я понял, что его форма, в особенности внешний вид моторного отделения предполагала какое то совершенно новое развитие, нечто совсем отличное от нашей самой современной конструкции.
По видимому, рабочие темного северного острова нашли какую то новую форму продвижения вперед, создав в результате машину намного меньшую и более компактную, чем я когда либо видел.
Я неохотно оторвал себя от рассматривания, зная, что Кипта заподозрит меня, если я задержусь слишком долго. Но я решил, когда поставил ногу на откос, открыть секрет элегантного судна прежде, чем его хозяин снова быстро удалится из Ю Лака.
Откос кончался единственной широкой ступенькой, затем я очутился на зеленой и янтарной мостовой, которая вела в Зал Девяти Прияцев. Вздымающиеся колонны из отполированной меди поддерживали кровлю в покрытом проходе, но бока были открыты для наполненных ароматом ветров. Налево от меня четыре потемневшие колонны из тусклого зеленого камня вели в первый из удивительных садов, которые делали внутреннюю часть раскинувшейся цитадели местом чудес и наслаждений.
Направо ступеньки, ведущие вниз, были круче, давая доступ к бронзовой площадке, где полдюжины или около этого ярко раскрашенных яликов качались на желтой, усыпанной лепестками воде одного из пяти каналов. Так как было еще рано, никто, кроме одинокого охранника, не ходил по галерее. Ни одна дама, несмотря на мои дерзкие надежды, не гуляла по дорожкам сада и не проплывала в образе лепестка по каналу. Там царила спокойная тяготящая тишина.
Но Зал Девяти Принцев был занят, когда я вошел. Одна из самых небольших совещательных палат и приемных комнат дворца, зал был снабжен массивным столом, вырубленным из цельного бревна и обработанным знаменюым науглероживающим процессом в лабораториях Императора, так что он стал таким твердым и прочным, как вековые скалы Имуринского моря. Точно в центре у этого стола, расположенного так, чтобы сидящие за ним видели единственный вход в палату, стояло кресло из того же самого материала, а по обеим сторонам кресла — скамьи без спинок.
Благодаря моему положению, я хорошо знал Императора и членов его всесильного совета. Ибо большая часть последних была справедливой, хотя и строгой, частью, требовавшей от своих подчиненных стойкой и абсолютной преданности и верности государству. Убедившись в моей честности, они предоставили мне почти полную свободу в моем ведомстве, требуя только полумесячные рапорты. В прошлом, с тех пор как я вступил в свою высокую должность, наши отношения были довольно дружескими, хотя никогда не становились теплее, чем допускала строгая формальность дворца.
Но сейчас произошло изменение в их отношении. Долгие годы войны и служения в армии снабдили меня шестым чувством, появляющимся у тех, кто ходит по самому краю опасности. И теперь я тотчас ощутил напряжение и некоторую холодность, которые встретили меня, как только я вступил внутрь.
То ли я олицетворил какую то личную опасность, то ли какой то неизвестный мне случай встревожил их — я не знал. То же самое чувство, которое направляло мою руку к мечу сегодня утром, когда я торопился встретиться с посыльным Императора, снова дернуло мои пальцы по направлению к оружию на бедре. Я почувствовал, как натянулась кожа на моих плечах. Пахло тревогой.
— Маршал Флота приветствует Лорда Воздуха, Правителя Пяти Морей, Любимого Оуоном… — начал я официальное приветствие.
— Достаточно. — Голос Императора сухо оборвал меня. Садись, Лорд Гаран, — вон там. — Он указал на табуретку приблизительно в шести шагах от того места, где я стоял. Я повиновался, но во рту у меня внезапно пересохло. Здесь существовала опасность — для меня!
— Ты содержишь тайную службу информации, не так ли?
— Да, Великий. Это существенная часть моих обязанностей.
— А это тоже часть твоих обязанностей? — Он передал две металлические пластинки служителю, стоявшему сбоку. Тот обогнул стол и остановился передо мной, держа то, что нес, так что я мог увидеть это.
Вырезанные на мягкой поверхности металла чертежи и формулы были совершенно незнакомы для меня. Полностью озадаченный, я поднял глаза на холодную маску, которой было лицо Императора.
— Я никогда не видел этого раньше, Ваше Величество. Я не понимаю их смысла.
— И все же они были найдены среди секретных документов твоей разведывательной службы, — ответил он многозначительно.
Я взглянул ему прямо в лицо.
— Я повторяю, Великий, что никогда не видел этого раньше.
После чего Малкус из Трота, тощий — кожа да кости — человек, начисто лишенный всяких добрых чувств, захихикал, прикрыв рот волосатой рукой. Эта злая пародия на человека с его клокотавшим в горле смехом разозлила меня, чего несомненно он как раз добивался.
— Стоит ли Маршал Флота перед судом за преступление, Великий? Я умоляю вас, милорды, будьте немного откровеннее с вашим слугой.
Император нахмурился.
— Жалоба на твой отдел и тебя была подана людьми Кума… Кум! Это название разорвалось красным пламенем в моем разуме. Кум! Значит, я был прав, подозревая какой то дьявольский смысл в необъявленном прибытии Кипты.
— За некоторыми личными делами Хозяина была установлена слежка…
Я вздрогнул. Тут моя совесть действительно была нечистой. Я подыскивал ключ к мрачной загадке Кипты. В этом я был виновен.
— А теперь, как и предсказывал Лорд Кипта, среди твоих бумаг было найдено это. — Рот Императора скривился.
— Ваше Величество и милорды, я могу только повторить то, что уже говорил: эти пластинки, которые вы показали мне, я никогда раньше не видел. Если они действительно были найдены среди бумаг Флота, то я не знаю, как они попали туда. Но я обещаю вам, — закончил я искривленными губами, — что не буду медлительным в расследовании этого странного дела.
Малкус снова захихикал, его неприятное кудахтанье непрошеного веселья отдалось эхом по всему залу.
— Смотрите, добродетель оскорбилась, — изрек он, веселясь. Я быстро повернулся к нему.
— Вы насмехаетесь надо мной, милорд?
Он пожал плечами, но не удостоил меня ответом. Я поднялся на ноги. Твердыми руками расстегнул пряжку перевязи с мечом и снял ее.
— Великий, так как, кажется, я не являюсь более достойным вашего доверия, я возвращаю в ваши руки этот символ моего звания. Я был простым и откровенным солдатом и солдатом собираюсь быть. Я немного знаю о зигзагах государственной политики, но мне ясно, что стране зачем то нужен козел отпущения. Если мое разжалование пойдет на пользу Ю Лаку, я, готов получить распоряжения. Ибо я знаю, что был преданным при всех обстоятельствах по мере своих сил и способностей.
— Сегодня это, милорды, немногими может быть произнесено в Ю Лаке, — быстро и ясно произнес чей то голос. Я обернулся.
В дверях стоял человек моих лет, судя по одежде — Ученый. Среди Великих я знал только троих с такой могучей духовной силой. Ее имели Леди Трэла и Император, и — Кипта. Но у куминца была чуждая воля, не такая, как у других. Кем этот был новоприбывший, я не знал, но какая то сокровенная часть меня, нерушимая часть, признала и приветствовала предводителя людей.
— Приветствую тебя, Трэн, — Император поднялся.
— Мир и вам, Ваше Величество. Позвольте приветствовать вас, милорды.
С легкой грацией он пересек комнату, чтобы встать рядом со мной.
— Что я вижу? Почему благородный полководец отдает свой меч? Может ли хоть один человек в чем нибудь упрекнуть Гарана из Ю Лака?
— Совсем недавно, — сказал я горько, — я также просил ответить на этот же вопрос, милорд.
Наши глаза встретились, и я почувствовал некоторую теплоту, распространяющуюся по мне.
— Я наблюдал за тобой, Лорд Гаран. Говоря открыто перед этим собранием, я скажу, что здесь нет другого человека в пределах внутреннего моря, на которого я охотнее всего возложил бы свое доверие. Это говорю я, Трэн из Гурла!
Император улыбнулся, его холодная маска раскололась.
— Подними свой меч, милорд. Где доказательство преступления отсутствует, там не может быть аргументов за или против человека. Но было бы хорошо добраться до сути этого дела, хотя бы ради собственного успокоения. Слово, сказанное в ухо мудрого человека, более важно, чем шорох мимолетного бриза.
Совершенно ошеломленный столь внезапным резким изменением, я застегнул перевязь и преклонил колено, чтобы коснуться пола перед собранием.
— Могу ли я уйти, Великий?
Император кивнул. Я повернулся, чтобы уйти, но я знал, что Трэн провожал меня взглядом, пока я не вышел из палаты. Какая то игра, чьей ставки или цели я не мог понять, была разыграна или, возможно, игра только началась. Но то, что я был частью этой игры сомневаться не приходилось.
Все еще ломая голову над этой странной встречей в Зале и прощальными словами Императора, я отклонился к садам, взамен возвращения прямо к посадочной площадке и своему флайеру.
Мне быяо ясяо приказано возвратиться домой и выявить личность или личности, ответственные за появление кумннских документов среди моих официальных документов. Я должен был безотлагательно пустить в ход свою секретную машину наблюдения и следствия.
Но мысленно я продолжал думать о том, что кто то пытался дискредитировать меяя перед собранием, хотел таким образом сместить меня с занимаемой должности. Это могло означать только одно обстоятельство — я был угрозой. Воздушные Министры с их неуклонно растущей властью или Кипта из Кума, от которого каждая капля крови во мне начинала пульсировать, — кто из них действовал против меня? Ибо в прошлом году я копался в секретах обоих, стараясь обнаружить нечто таинственное, которое — я знал — лежало там, дожидаясь, когда будет открыто.
Где то на Кранде был центр беспорядков, ответственный за пограничную стычку, за каждое усиление городских смут, даже за редкие авиационные катастрофы — в этом обстоятельстве я был твердо убежден. Но — доказательства?
Эта мысль повлекла за собой любопытство. Почему Трэн из Гурла, которого, насколько мне известно, я никогда раньше и в глаза не видел, появился в тот самый момент, когда его речь в мою пользу смогла весьма помочь мне? Я полагал, что был знаком со всеми Лордами из Ученых, но он был мне неизвестен. И все же человек с таким личным магнетизмом и силами должен быть широко известен.
Гурл был скалистым островом далеко на севере; он не вмещал городов какой нибудь значительности, и его жители в основном были бедствующими рыбаками. Кто был Трэн из Гурла?
Погруженный в эту и другие проблемы, я забрел в сад глубже, чем предполагал. Я оказался на обширной, ровной лужайке с густой желтой травой, где собиралась группа людей, смотрящих на шалости пары крошечных существ, называемых Анами. Я собрался было сразу же ретироваться, как одна из девушек, увидев меня, крикнула:
— Милорд, сжальтесь над нашим положением. Ана Сэн сэн удрала в кусты и не хочет выходить, потому что эти две злючки дергали ее за шерсть. Она там кричит. Не, выручите ли вы несчастное существо ради нас?
Та, которая обратилась ко мне, была Аналия, младшая сестра Анатана, дочь старинной и благородной военной семьи. Сейчас же, выполняя ее просьбу, я сбросил плащ и снял шлем, прежде чем, подбадриваемый их криками, полез в густые кусты.
Ана сама подошла ко мне, и я вынес ее с триумфом; мои волосы взъерошились и пара длинных ярко красных царапин прочертила мое предплечье. Аналии доставило удовольствие восклицать надо мной и ничего не делать, но все же она направила меня на соседнюю поляну, где был фонтан и где мои пустяковые раны могли быть исцелены.
В их бесхитростной компании я забыл до некоторой степени о своих тревогах. В сущности я никогда не был неопытным и пользующимся наслаждениями беспечным юношей. Со дня своего пятнадцатилетия я принял на себя положение и заботы мужчины, и с этого дня я никогда не ослаблял ни на один час своей бдительности против мира, в котором, как я знал по тяжело добытому опыту, было нелегко существовать. Но теперь, в эти короткие полчаса, в компании придворных девушек, я вернул обратно небольшую часть той неопытной юности.
Все закончилось слишком быстро, но я не пожалел об этом. Из за тонких листов папоротниковых деревьев вышла та, которую я хорошо знал.
Трэла из Ученых стояла, улыбаясь нам.
Каждая струя ее черных волос казалась для меня сетью вокруг моего сердца и, очарованный ею, я находился в оцепенении. Я был счастлив стоять и наблюдать за игрой выражения на ее лице, в то время как ее леди с радостными криками собрались вокруг нее.