— САССИ! Сасси! Опять ночные волки научили тебя всяким штукам!
Девушка оглядывалась, но ничего не было видно, только стволы деревьев заслоняли небо и то тут, то там из земли торчали поросшие мхом камни.
— Сассси и и!
Девушка упёрла руки в боки и приплела к своему голосу голос Ветра — она знала, что никто из лесных людей не может противиться его зову. Хотя, конечно, когда играешь в прятки, это не что иное, как жульничество.
Пушистая малышка неохотно вылезла из идеального укрытия, где её коричневый мех совершенно сливался с деревом. Она волочила ноги и обиженно хмурила брови, но всё таки подошла к Фалисе. Девушка протянула руки — и Сасси, быстро забыв обиду, побежала обниматься и слушать, какая она хорошая девочка, но все равно нехорошо убегать от Фалисы, которая ищет её уже почти целое утро.
— Сасси прячется — ты ищешь, — заулыбалась малышка. — Ты плохо прячешься, слишком белая кожа, её далеко видно. — Она погладила девушку по голой руке. — Тебе нужен мех!
— Да, зимой не помешал бы, — рассмеялась Фалиса. Всю жизнь она прожила с Хансой и только недавно научилась хотя бы частично прикрывать своё тело от холода. Сейчас на ней была пышная юбка из сухой травы с вплетёнными там и тут сиреневыми цветами; остальное тело охлаждал и согревал лишь Ветер.
Здесь, в тени деревьев, её волосы были тёмными, однако в тех немногих участках леса, где пробивалось солнце, в них сверкали светлые, почти золотые пряди. Фалиса заплетала волосы в косы, чтобы не цеплялись за ветви.
Её шею украшала гирлянда из сиреневых цветов, достаточно пышная, чтобы прикрыть небольшую упругую грудь. Сейчас, с истинной дочерью леса на руках, она и сама выглядела дикой лесной девой.
Лесные люди не считали года. Когда Фалиса едва стояла на ногах и сразу звала Хансу, стоило той зайти за дерево, её товарищем по играм был Пипер. Но он рос гораздо быстрее, и скоро настал день, когда Пипер ушёл к другим молодым мужчинам. Однако он не забыл о сестре и иногда навещал её.
Потом появился Офан; тогда Фалиса была уже большой девочкой или, по крайней мере, достаточно взрослой, чтобы помогать Хансе заботиться о втором сыне. И снова спустя несколько лет он ушёл, как это водится у лесного люда. Теперь его место заняла Сасси — но она вечно где то пряталась!
У Фалисы не было особого желания уходить далеко от очередного временного шалаша, построенного Хансой. В одном они ночевали раз или два, в другом порой дольше… Фалиса не представляла себе мир без приёмной матери. Маленькую, Ханса носила её на руках, позже учила её законам леса (малышка впитывала знания с такой скоростью, что, без сомнения, ей благоволил Ветер) и обычаям лесного народа, правильным и неправильным.
Лесные люди (Фалиса не пыталась посчитать, со сколькими она познакомилась во время зимних миграций) жили каждый на своей территории. Никто не пересекал границу чужих владений без серьёзной причины и предупреждения, которое нёс Ветер. Все удивлялись, что девушка продолжала делить территорию с Хансой; впрочем, она была чужой, хотя лесной люд и принял её к себе.
Некоторые границы нельзя было пересекать никогда. Там, где деревья редели, Ветер предостерегал каждого, кто подходил слишком близко; когда Фалиса вздумала исследовать, что есть на западе, предупреждение Ветра прозвучало очень строго. В лесу были и другие странные места. Пипер однажды показал поляну, где камни лежали не как попало, а рядами и проход оставался только в одном месте. Девушке стало тревожно, и она не пошла вперёд, хотя Пипер храбро прыгнул в проход и зарычал в пустоту. Эти камни были сложены не лесным народом, а неведомыми строителями, давно исчезнувшими с лица земли.
Когда Фалиса подросла ещё немножко и у неё оформилась грудь, однажды вечером Ханса обняла её, принялась гладить, как детёныша, и говорить голосом Ветра:
— Ты уже не маленькая. Я видела тебя сегодня у ручья, в тебе был страх. Не волнуйся зря. В твоём теле произошла перемена, которая случается со всеми, кто способен носить детёнышей. Вот и твоё время пришло. Теперь ты должна покинуть нас, ведь ты не принадлежишь к лесному люду, наш лес и твой мир не пересекаются. Сегодня ночью ты пойдёшь к Камню Ветра и предстанешь перед Великой как взрослая женщина — таков обычай твоего народа, Фалиса.
Девушка сжала кулаки. Да, сегодня у ручья она испугалась, когда после купания обнаружила кровь, и подумала, что незаметно поранилась.
Ханса замолчала, и тут же Ветер окружил девушку, чтобы поддержать, утешить и направить. Ей так и не представилась возможность снова задать те два вопроса, которые до сих пор не находили ответа: кто её народ и где он?
Объятия Ветра проводника стали крепче, и в голове начало разворачиваться знание. Ветер показывал образ, картинку, и, глядя на неё, Фалиса пошла вперёд.
Земля почти голая, странные нагромождения камней — не такие, к которым водил Пипер, — среди редких деревьев. Видение было неясным, девушка смотрела будто сквозь толщу времени (какая странная мысль!), но там были люди, подобные ей, только одежда их превосходила всё, что Фалисе удавалось соорудить своими руками. Были там цветы и песни Ветра, такие, что ей захотелось бежать туда, в странный, прекрасный мир. Но дыхание жизни привело её на поляну.
В лесу много разных камней: одни стоят, другие лежат. Однако такого Фалиса ещё не видела.
Потягаться с ним в росте могли, наверное, лишь самые высокие из лесного народа. В середине Камня зияла дыра размером с два кулака Хансы. На светло серой поверхности ни следа лишайников, мха или вьюнов, как на других камнях, только искры — всех цветов, какие Фалиса видела в лесу. Искорки плясали, будто светлячки.
Ветер, приведший её сюда, отступил — оставался рядом, но умолк. То, что ей предстоит узнать, исходило не от него.
Фалиса подошла ближе. Сгущались сумерки, искры на Камне горели все ярче. Дыра в центре оставалась чёрной, как будто задёрнутой шторкой.
Наконец, когда от мельтешения огоньков закружилась голова, Фалиса осмелилась дотронуться до Камня. Он был тёплым, словно живым, и что то потянуло её ближе.
Фалису манило отверстие, девушке хотелось знать, что прячется в его крохотной ночи. Опершись обеими руками, она ступила ближе, и Камень сделался теплее.
Привстав на цыпочки, она потянулась к темноте. Тут Ветер напомнил о себе — остановил её руку, но не оттолкнул от Камня.
Прижавшись лбом к верхнему краю дыры, Фалиса заглянула внутрь.
В башне, в своей клетушке, юноша потянулся — и вздрогнул от боли. Эразм никогда не тратил на него силу жезла, но розги у хозяина башни такие, что несколько дней после порки не хотелось шевелиться. В двух канделябрах горели неестественно яркие, как и все у повелителя, свечи. Между свечами лежала книга, раскрытая на схеме, которая была нарисована красными и чёрными чернилами. Пересечения линий были отмечены буквами; юноша умел читать, но не мог понять их внутренней логики.
Фогар вообще видел мало логики в жизни повелителя Тьмы, хотя был не глуп и подозревал, что понимает больше, нежели догадывается Эразм. Хотя юноша вёл род от местных крестьян, его не посылали в поля, как прочих. Эразм сызмала обучил его грамоте и по сей день продолжал обучение — иногда при помощи розог. Однако Фогар пришёл к неизбежному выводу (о чём, впрочем, помалкивал), что повелитель нарочно мешает ему уяснить заклинания и ритуалы, описанные в книгах. Подневольный ученик видел магические знаки, которые рисовал Эразм, слышал словесные формулы, но воспринимал не больше, чем если бы повелитель стрекотал наподобие своих лысых птиц.
Гоббы были не глупее юноши, хотя Эразм и обращался с ними как с бездумными орудиями — например, не допускал их к участию в странных, внезапно обрывавшихся ритуалах, на которых всегда присутствовал Фогар.
Фогар презирал гоббов — их внешний вид, запах и поведение были поистине отвратительны; впрочем, именно они растили его в первые несколько лет жизни. Их вечные угрозы приучили юношу постоянно изображать безвольного недоумка.
Жители долины, напоминавшие безмозглых тварей даже больше, чем гоббы, почему то боялись Фогара. Он так до сих пор и не выяснил, в чём причина, — башня и без того была полна секретов. Ученик чародея всегда находился под присмотром — и всегда один, за исключением снов.
Юноша поспешно выкинул из головы эту мысль. Когда повелитель сидит за своим туманным шаром, он думает, что ему открыт весь мир и мысли всех живых существ. Зато у Фогара есть сны!
И снова разум едва не подвёл его. Фогар попробовал сделать то, что приснилось ему этой ночью, сосредоточился… Тщетно! В гневе он уставился в книгу.
Или — он нервно облизал губы — Эразм снова решил провернуть какую то шутку над своим так называемым учеником? Вдруг он знает, что Фогар иногда, понемножку, проверяет его. Фогар медленно постучал пальцем по столу, образовав определённый узор из точек. Для постороннего взгляда это выглядело как простой жест раздражения.
Нет, он не чувствовал тьмы — вечной спутницы Эразма и, чуть в меньшей степени, гоббов. Пользуясь тем, что за ним не следят, юноша слегка повёл головой, чтобы перевести участок диаграммы. Да! Всё верно и просто, как открытая дверь. Эразм и в самом деле намеренно спутал надписи, перед тем как два дня назад дать книгу ученику, — типичный фокус, не дающий узнать больше, чем позволено.
Открытие было как чаша воды для умирающего от жажды. Всё же Фогар ничем не выдал своей радости, продолжая хмуриться и бормотать себе под нос, якобы в полной сумятице. Сейчас он чувствовал себя каменщиком, которому дали гору прекрасных кирпичей и велели строить.
Восторг познания длился недолго. Фогар не рискнул поднять голову, как ему очень хотелось, и посмотреть на стену над убогой кроватью. Однако он почувствовал присутствие какого то существа, внимательного, наблюдающего.
Вечные игры, вечное притворство!.. Фогар намеренно несколько часов кряду не вставал со стула — теперь никто не удивится, что ему захотелось спать. Задув все свечи на первом канделябре и оставив на втором одну, он разделся, подошёл к тазу с водой и начал умываться, сосредоточив все внимание на неизвестном пришельце. Наконец, не зная, как заставить того обнаружить своё присутствие, Фогар лёг и накрылся одеялом. Напоследок он сделал то, что делать было страшно, но необходимо: задул последнюю свечу. И начал ждать. Фогар не ведал, что за угроза таится во тьме, зато знал пару защитных заклинаний, на помощь которых очень надеялся.
***
Искры повели хоровод вокруг отверстия, и Фалиса поняла, что это из за неё. Однако они не осветили тьму, царившую в глубине, а широкой полосой собрались вокруг отверстия. Девушке даже не потребовалась подсказка Ветра, чтобы понять: искры её оберегают.
В дыре чуть зарябило. Девушка ощутила, как её чувства… вытягиваются, куда то устремляясь, будто то, что происходит в отверстии, на самом деле очень далеко.
Внезапно тьма рассеялась, и перед Фалисой возникло здание из каменных блоков, почти такое же высокое, как деревья в лесу. Это само по себе было удивительно, однако здание окружала земля, в существование которой не хотелось верить, — унылая и почти лишённая жизни, с редкой убогой растительностью и совсем без деревьев, гнусное вместилище смерти.
К счастью, Фалисе недолго пришлось глядеть на ужасный пейзаж. Голова закружилась, как бывает, когда тебя закружит Ветер в дурном настроении, и взгляд девушки притянуло к зданию — к одному из окон, которое манило к себе тусклым светом. Вот она уже в маленькой комнате с голыми каменными стенами и убогой мебелью — но не пустой.
Фалиса посмотрела на стол, где лежал квадратный предмет. Она не узнала его, пока Ветер не подсказал, что это книга, в которой хранят память там, где нет всепомнящего Ветра.
Существо (человек — подсказал Ветер) сидело, глядя в книгу. Девушка затаила дыхание. Она знала лесной люд, ночных волков и древесных котов, ну и деревья — но «человек» был похож на неё! Неужели она наконец нашла свой народ?
Фалиса приоткрыла рот, однако не издала ни звука, потому что, едва догадавшись о своём родстве с «человеком», ощутила зло — оно сочилось из стен комнаты, из пола, с потолка, пропитывая самый воздух. Сюда и Ветер не мог дотянуться — это проклятое место, как и земля снаружи.
Человек был молод, примерно её возраста. Он разделся, и Фалиса подумала, что, наверное, этот худой стройный юноша вдвое меньше здоровяка Пипера. Осторожно она потянулась к нему и коснулась его магией Ветра — чувством, которым владела практически с рождения.
Башня насквозь пропиталась злом, но человек — нет, он не был частью Тьмы, пока не был. Когда нибудь он предстанет перед выбором и, возможно, по собственной воле погрузится во Тьму. Фалиса почувствовала, как все её нутро восстаёт против этой мысли.
Девушка не могла послать незнакомцу Ветер, чтобы укрепить его силы и волю в борьбе со злом; выбор в любом случае оставался за ним. Однако были и другие способы помочь дыханием жизни, хотя полная сила Ветра и не достигала юноши. Теперь Фалиса знала его лицо не хуже, чем лицо Хансы, и могла каждый день желать ему добра, — так Ветер успокаивает тех, кому плохо.
Наконец незнакомец погасил странную светящуюся штуку (ещё одно чудо), и комната погрузилась во тьму. У Фалисы заболели глаза, и она отвела взгляд от отверстия в Камне, то снова почернело.
Шагнув назад, девушка вдруг споткнулась и упала. Под ногами оказались человеческие кости. Дважды на памяти Фалисы они с Хансой находили в лесу кости давно умершего лесного человека и оба раза раскладывали их все, до самой маленькой, так, как в теле, и затем призывали благословение Ветра.
Фалиса не могла бы объяснить, почему столько всего случилось с ней в одну ночь, однако кости собрала и разложила как надо. Скелет оказался значительно меньше, чем у лесного люда, — он явно принадлежал человеку.
Ветер кружился вокруг, искры слагали узоры на Камне.
— Иди с Ветром, незнакомец, — произнесла девушка и продолжила по порядку: — Пусть путь твой выстелет летний Ветер и Свет дарует тебе то, что ты заслужил…
С тех пор каждое полнолуние Фалиса ходила к Камню. Иногда он показывал ей картинки, и многие из них были ужасны. Но она понимала: они необходимы ей, чтобы познать врага.
Этот день она посвятила Сасси: они снова играли в прятки, которые так любила малышка. Ночью же поднимется полная луна и Фалиса опять пойдёт к Камню.