Мы уже целый день шли вдоль края Чащобы, разглядывая массивную преграду из переплетенных лиан, колючих кустов, толстых ветвей и низкого подлеска. Здесь цветов не было - зловещие головки не раскаивались из стороны в сторону, глаза в лепестках не смотрели нам вслед. Растения разной формы, но все темные-зеленые и сероватые, почти черные, и очень неприятные - по крайней мере для моего взгляда.
Странно, но, когда мы приближались к этой чуждой территории, гары не упирались, как делали это возле погибших поселков. Правда, они не паслись на краю леса, но шли за нами охотно.
- Ни единого разрыва: - заметил я ближе к концу дня.
Каким-то образом Чащоба излучала тепло. Я все время вытирал лицо руками, чувствуя себя так, словно прошел много миль под палящим солнцем. А ведь уже скоро подуют морозные ветры с севера. Что они сделают с этой непроходимой чащей - или она неуязвима для холода?
Мы не пытались заходить в чащу. Вид шипов длиной в палец на самых крайних кустах вполне уберегал от такой глупости. Если бы у меня вместо станнера и танглера был с собой бластер, я мог бы немного поэкспериментировать. Но судя по всем отчетам, даже луч бластера не может прожечь проход в чаще. Вся наша экспедиция - безумный поступок, и чем скорей мы это признаем, тем лучше.
Однако в глубине сознания нечто снова и снова заверяло меня, что здесь что-то есть, и я продолжал упрямо идти, разглядывая Чащобу. У меня не было ни малейшего представления, что мы ищем, но я шел вперед. Илло, которая шла впереди в нескольких шагах, время от времени останавливалась и разглядывала какой-нибудь куст или лиану. Выражение лица у нее было такое, словно она к чему-то прислушивается.
Заночевали мы немного в стороне от этой мрачной полоски, которая казалась черней, чем может быть земля. И только когда поели, напились и уже сидели у небольшого костра из ветвей и сухой травы - костер я соорудил, руководствуясь своим опытом странствующего, - Илло неожиданно сказала:
- Цепочка:
Я поднес руку к карману пояса - есть только одна цепочка. И обнаружил, что цепочка обладает еще одним свойством - таким, которое едва не заставило меня ее выронить. Мы нашли цепочку днем, в ярком свете солнца. Теперь быстро темнело, и в темноте разорванная цепь светилась! Я отдернул руку. Однако наощупь металл не горячий, он лишь светится настолько, что освещает мои пальцы.
- Дай ее мне! - приказала Илло.
- Возможно, это переносчик: - Языком я облизал неожиданно пересохшие губы. Говорят, чуждые металлы несут излучение, смертельно опасное для человеческого организма: Я носил это на своем теле много часов, несколько дней. Что если поглотил его излучение? Кожа пояса от него не могла защитить.
- Возможно, это нечто гораздо большее. Дай сюда!.. - Она говорила резко, протянула руку, готовая вырвать у меня цепочку.
- Нет! - Я сжал кулак. - Если есть излучение:
- Кто может судить об этом лучше целительницы? - спросила она.
Она права. Однако я помнил, как на нее подействовала находка, и не хотел отдавать ее.
- Какое, по-твоему, это имеет отношение к Чащобе? - попытался я увести разговор в сторону.
- Возможно, никакое, а возможно, самое прямое. Она очень древняя, восходит к самому началу. Она принадлежала другому народу, и, может быть, они знали: Разве ты не понимаешь, - голос ее звучал настойчиво, - нам нужен ключ, проводник:
- К чему? Мы этого не знаем:
- Должны узнать. - Она снова протянула руку, и, чтобы не бороться с ней, я отдал цепочку.
Она поднесла металлическую цепочку к огню. Когда свет коснулся цепочки, ее собственное свечение померкло. Илло по очереди дергала за каждое звено, как будто проверяла цепь на прочность, как проверяет человек веревку, которой собирается доверить свою жизнь.
- Никакого излучения - по крайней мере известного нам, - сказала она наконец. - В ней есть энергия, да, но другого типа.
- Какого? - Теперь я очень жалел, что не выбросил находку, когда мы нашли ее на равнине, не отправил назад в забвение у корней трав.
- Это энергия, родственная дару эспер, - спокойно ответила она. - Ты должен знать, что человек, обладающий таким даром чувствительности, излучает энергию. И она воспринимается целительницами.
Насколько я знаю, она говорит правду. Но чтобы неодушевленные предметы, такие, как эта цепь, могли содержать подобную энергию - это совсем другое дело. Илло продолжала перебирать звенья цепи. Потом положила на ладонь табличку со сложной гравировкой, похожей на путаницу ветвей, вдоль которой мы шли весь день.
- Пока не чувствую! - Она медленно раскрыла пальцы, которыми сжимала пластинку. - Но она сообщит мне! - В голосе ее звучало торжество, и огонь в глазах был не просто отражением пламени костра. - Это: это ключ! Мне нужно уснуть с ним, и мы узнаем больше. - Она снова крепко сжала металлическую цепочку, и я понял, что она мне ее не отдаст. Тем не менее меня тревожило то, что она держит ее в руке.
Ключ - но к чему? Я оглянулся через плечо на темную массу Чащобы. Эта растительность стеной встает на пути человека. Если цепочка - действительно ключ, открывающий эту стену: Но думать так глупо.
Илло больше ничего не сказала. На лице ее словно снова появилась маска. Девушка свернулась на своей постели из травы. И когда легла, я увидел, что рука с зажатой цепью лежит у щеки. Это неправильно, опасно, - мысли смешались в моем сознании. Но я не осмелился отобрать у нее цепочку. Словно Илло, сосредоточив свой дар, отгородилась стеной от всякого вмешательства.
Я отошел от костра туда, где паслись гары. Витол поднял большую голову и фыркнул, я воспринял это фырканье как приветствие. Провел рукой по теплой спине, на которой уже появились пучки длинной зимней шерсти.
Витол - часть того нормального мира, который я знаю всю жизнь. Приятно стоять рядом с большим животным, вдыхая запах его шкуры, чувствуя под рукой его шерсть. Это реальность. Но меня все сильней - с того момента, как я вошел в Мунго, - а теперь все острей и острей - преследует чувство - отчасти страх (я это признавал без колебаний), отчасти любопытство, вечное стремление странствующего найти новый путь и одновременно желание отомстить тому, кто превратил эту обширную землю в землю смерти для моего вида. Наверно, все это смешалось.
Я знал, что утром пойду дальше, пройду бесконечной тропой вдоль Чащобы, охотясь за тем, что не существует, - за проходом в нее. Но зачем? Похоже на историю из ленты. На несчастного возложен немыслимый поиск, и он под нечеловеческим давлением вынужден доводить его до конца.
Мир Вура. Планета когда-то казалась такой открытой и гостеприимной: но, может, она никогда не предназначалась для нас: я яростно покачал головой, словно отмахиваясь от этого коварного предположения. У каждой планеты, колонизированной людьми, рано или поздно обнаруживались проблемы. Потребность господствовать, покорять, врожденная потребность человека, заставляет нас превращать враждебные планеты в подобие Земли, в дом. Ни одна планета не оказалась раем, лишенным всяких опасностей. Некоторые оказывались хуже безвоздушных обожженных миров. Такие планеты мы могли только подвергнуть посмертному вскрытию - и тогда там ничего не было.
Я почесал у Витола между ушами, и он довольно фыркнул и толкнул меня головой с такой силой, что чуть не сбил с ног. Костер показался мне смыкающимся глазом - или, может, это сказывалась усталость. Ну, в любом случае мы ограничены припасами, как я уже дал понять Илло. Как только вода в канистрах - их несет на себе Витол - достигнет определенного уровня, который я нацарапал на стенке, придется повернуть на юг.
Подбросив в костер последнюю охапку сухой травы, я вытянулся и укрылся одеялом. Впрочем, странное тепло, сопровождавшее нас весь день, дотягивалось и сюда, далеко на равнину.
Я ворочался на постели. Хоть и устал и привык спать в новых местах, если только они под открытым небом (мы, странствующие, не любим спать в четырех стенах), меня не оставляли тревожные мысли. Я повернулся на спину и лежал, глядя на звезды. Я много раз видел их ночами. Но только тогда не был : один. Хотелось забыть то ощущение одиночества, которое я испытал после смерти отца.
Снова я вел это сражение. С самого раннего возраста - с того времени, как вообще могу себя вспомнить, - отец готовил меня к этому одиночеству. Происшествия и несчастные случаи нередко сокращают число странствующих. О человеке могут спросить в Портсити, припомнить разговор с ним при случайной встрече на равнинах, но судьба его так и останется неизвестной. Отец постоянно учил меня со всем справляться самостоятельно. И если оплакивал смерть моей матери и других жителей Мунго, никогда не делал этого открыто. Как я уже сказал, он не следовал законам определенной религии, не исполнял никаких ритуалов. Но один или два раза говорил мне, что верит: жизнь, какой мы ее знаем, лишь часть чего-то большего, чего-то такого, что мы не в состоянии воспринять, и что смерть нужно принимать как открытую дверь, а не как прочно запертые ворота.
У Илло после гибели Рощи Вура осталось даже меньше, чем у меня. У нее не было родственников, которые могли бы сохранить у девочки ощущение нормальной жизни. Я думал о том, что она испытала, когда ее пытались заставить вспомнить. То, что она все-таки нашла свое место в жизни, приобрела дар, свидетельствует о ее мужестве и устойчивости рассудка.
Мысли вернулись к тому, что она делает сейчас - спит с этой злополучной цепочкой, найденной в траве. Может, попробовать отобрать у нее цепочку, пока она спит? Да спит ли она? Или это какой-то транс? Должен ли я?..
Я хотел это сделать, но обнаружил, что не могу. Мною овладело какое-то оцепенение, и я не мог пошевельнуться. И вот медленно, продолжая размышлять, закрыл глаза и уснул.
Прямо передо мной Чащоба, а за ней - вернее, прямо во мне, какая-то могучая сила, какое-то принуждение посылает меня вперед, прямо на эту страшную колючую преграду, переднее ограждение с шипами, способными пронзить плоть, выколоть глаза. Я закрыл руками лицо, пытался вырваться, освободиться. Но продолжал идти вперед, словно передо мной дорога такая же открытая, как на равнинах.
Теперь я должен быть непосредственно у шипов. Небольшое расстояние до них я уже преодолел. Я опустил руку, которой защищал лицо. Передо мной свет - прибывающий и убывающий, как свет луны, только он не красный, как луна Вура. Затем, когда глаза адаптировались к этому свету, никакого лунного диска я не увидел. Скорее это столб, напоминающий фигуру человека, этот столб светится и движется. Никаких следов Чащобы, только этот свет, который удаляется от меня, тянет за собой:
Сердце билось часто, я тяжело дышал, словно пробежал большое расстояние, и было во мне такое ожидание, такое притяжение, что :
- Барт! Барт!
Откуда-то иная сила схватила меня, начала раскачивать. Я должен идти, но что-то меня удерживает. Светящаяся фигура уходит все дальше, я теряю ее из виду:
- Барт!
Меня тащат, поднимают: я проснулся.
Ко мне склонилась Илло, она держала меня руками за плечи, словно тащила : откуда-то:
- Я: отпусти:
- Нет! - Она говорила резко, не разжимая рук. Держала меня, как будто опасалась, что я снова обезумею.
Я помигал, покачал головой.
- Ты здесь, - медленно сказала девушка, подчеркивая каждое слово. Она как будто успокаивала плачущего ночью ребенка. - Ты здесь: сейчас:
Я не понял, что она имела в виду. Мерцающий свет исчез. За головой Илло серое небо, светает: я видел такое много раз.
- Я: я был: в Чащобе: - Слова путались, я пытался описать необыкновенно яркий сон, но не мог.
- Не так, - сказала Илло. - Они хотят, чтобы ты пришел так, но мы пойдем своим путем, а не их.
Наконец она отпустила меня, и я сел. Это наш лагерь. На горизонте свет начинающегося дня. Костер прогорел, но холода я не чувствую. По другую сторону груды пепла стоят три гара, смотрят на меня большими глазами, смотрят так же испытующе, как Илло.
- Они? Кто такие они?
Она показала не рукой, а подбородком, чуть повернув при этом голову.
- Не знаю: только там какая-то форма разума : форма, которую я не понимаю. Но о нас знают : и : нас боятся и готовят ловушки: ловушки не для тела, а для рассудка. Вот: - Она показала мне цепочку. Теперь она цела. Я увидел, что каким-то образом девушка соединила сломанное звено.
- Надень это:
Я не взял украшение.
- Зачем? Не хочу:
- Только ты можешь его использовать. Оно предназначено для мужчины.
- Использовать? Но как?
- Я сказала, что это ключ. Так и есть. У того, что ждет, есть причины бояться. Нет, - остановила она мои невысказанные вопросы. - Больше ничего я не узнала. Цепочку должен надеть мужчина, и она проведет нас:
- Через что? - Я отчетливо увидел колючую преграду из своего сна. - Нам понадобится бластер:
- А я вот думаю: - Она сидела на корточках, разглядывая далекую стену Чащобы. - Как эта растительность реагирует на станнер?
- На станнер? Никакой реакции на это оружие не может быть. Он действует на нервную систему, полностью расслабляет все мышцы. Но действует только на людей и животных. У растения нет:
Она встала и смотрела не на меня, а по-прежнему на Чащобу.
- Мы на самом деле не знаем, что это за растительность. То, что опустошило поселки, нам совершенно чуждо. А если оно чуждо еще больше, чем мы себе представляем? Стоит попробовать.
У меня в оружии два заряда и еще десяток в поясе. Вобру несет большой мешок с зарядами. Не очень большая потеря - доказать, что такое невозможно.
- Попробую, - пообещал я. - Больше ты ничего о нем не узнала?
Илло по-прежнему держала цепочку в руках. Посмотрела на нее и снова решительно протянула мне.
- Беглые впечатления, ничего такого, на чем можно было бы сосредоточиться. Последние мысли того, кто это носил, были хаотичными, и я не смогла их прочесть. Только знаю, что он был послан с поручением, но обрушилось зло, и он не смог его выполнить. Это чувствовалось сильнее всего - отчаяние от того, что он не справился. Но все это имеет отношение к Чащобе, в этом я совершенно уверена. И еще он шел туда, когда его застигла смерть. И еще - только мужчина может выполнить необходимое.
Меньше всего хотел я брать эту цепочку, надевать на себя. Но гордость моя была уязвлена. Илло привыкла иметь дело со своим даром - ощущать "невидимое". Она воспринимает необходимость сделать что-то как должное - как странствующий относится к необходимости распрячь гаров, прежде чем разбивать лагерь. И ей моя привередливость может показаться простым страхом.
Что ж, признался я себе, я действительно боюсь. Но все же докажу себе - не ей: она может не понять, - докажу, что без борьбы не сдамся неизвестному. Понимая, что действовать нужно быстро, не задумываясь над последствиями, я схватил цепочку, раскрыл ее зажим, надел себе на шею и снова закрыл.
Она пришлась мне впору. Словно специально для меня сделана. Свою охотничью куртку я распахнул и из-за необычного тепла не завязывал ее шнуровку. И ничто не отделяло мою кожу от гладкого металла. Пластинка с надписью оказалась впереди.
Неожиданная мысль пришла мне в голову. На некоторых планетах есть животные, приученные служить людям. У них не тот уровень интеллекта, что у наших гаров, и они не такие дружелюбные. Эти создания носят на себе знак принадлежности людям - ошейники, и на них может быть написано имя хозяина. Предположим: предположим, это такой же ошейник, и я добровольно согласился служить воле, которую не знаю и, вероятно, даже не смогу понять? Но Илло я не стал об этом говорить.
Она протянула руку и кончиками пальцев коснулась пластинки у меня на горле. Металл не казался на ощупь холодным, он словно сразу принял температуру тела.
- Долг: - Она произнесла это слово медленно и задумчиво. - Он испытывал страдания из-за своего долга. Пытался победить смерть, потому что должен был исполнить свой долг.
- Но ты не знаешь, кто он был: - я немного поколебался и добавил: - Или что?
Она довольно долго обдумывала мой вопрос.
- Он был гуманоид: мне кажется: Цепочка пришлась тебе впору. Словно сделана для тебя. Но его разум: он другой. Я ясно читаю только его чувства : и то потому только, что в конце они были очень сильные, буквально разрывали его. Все это произошло очень давно. - Она обеими руками сделала странный легкий жест, словно рассыпала что-то по земле. Может, стряхивала все эти забытые годы, которые липли к цепочке. Ведь Илло решила, что ее пора использовать.
Мы свернули лагерь, нагрузили гаров. Сегодня животные не пошли впереди, а друг за другом выстроились за нами. Они словно по-прежнему были впряжены в фургон. И не нарушали свой строй, чтобы пастись. Я предоставил Илло указывать направление. Она не направилась прямо к той части Чащобы, что располагалась непосредственно против нашего лагеря, а пошла параллельно зарослям на запад.
Мы шли уже какое-то время и солнце поднялось высоко, когда Илло неожиданно остановилась и повернулась лицом к Чащобе. На мой взгляд, этот участок ничем не отличался от тех, что мы миновали. Но она посмотрела на колючий кустарник и приказала:
- Испробуй станнер - здесь! - Протянула руку, направив указательный палец на куст, который был намного выше меня.
Чувствуя себя глупо, я достал оружие: мне казалось, что я зря потрачу заряд. Однако я должен был им воспользоваться, хотя бы для того чтобы доказать ей, что она ошибается.
Я настроил на максимальную мощность и нажал на кнопку. Потом принялся слегка водить стволом, проводя невидимым лучом по кусту, который она указала. Ничего - как я и думал. Не успел я сунуть оружие в кобуру, как она побежала к кусту.
- Осторожней, он колючий! - предупредил я.
Она уже протянула руки, но я заметил, что девушка касается только тех ветвей, где шипов было меньше.
Если бы я не видел своими глазами, ни за что не поверил бы, что такое возможно. Илло потянула куст на себя. Он немного подался под ее усилиями и поник. Единственное слово, которым я могу описать это постепенное опадание, мгновенное увядание, безжизненность ветвей. В стене образовалась брешь!
- Еще! - Лицо ее раскраснелось, глаза горели. Никакой маски. Она вся оживление. - Еще!
Я исполнил ее приказ: следующий куст поник, увлек за собой на землю путаницу лиан. Перед нами было начало тропы. Но ведь в прошлом части Чащобы поддавались куда более могучему оружию - бластеру, но лишь на время, они сразу регенерировали, и чаща становилась еще гуще и смертоносней.
Я подошел к началу прохода, схватил Илло рукой и потащил назад.
- Подожди! Оно может зарасти снова!
Лицо ее гневно вспыхнуло, но она не пыталась опередить меня. Я не знал, сколько времени потребовалось на регенерацию в прошлых экспедициях. Но не очень много, иначе это не произвело бы такого впечатления на исследователей.
Мы ждали. Увядшая растительность не менялась. Я был настороже. Словно уложил станнером песчаную собаку. Ибо не мог отказаться от мысли, что это игра, что с нами играет кто-то, способный защитить себя и успешно делавший это в течение нескольких поколений.
Никаких признаков возвращения к жизни, никаких движений ветвей или распрямившихся листьев. Илло повернулась ко мне.
- Ты собираешься ждать весь день?
Я хотел ответить: "Да, если потребуется". Но ничего не сказал. Насколько мне было известно из предыдущих наблюдений - а отец постоянно просматривал ленты, снова и снова прослушивал их, - станнер никогда не рассматривался как возможное оружие против Чащобы. Да и как могло быть иначе? Неужели такое простое открытие могло бы давно привести к разгадке всех тайн?
Я тщательно проверил заряд своего оружия. Истрачена примерно четверть заряда, а я не знаю, как далеко мы сможем пройти и что ждет нас впереди. Странствующие - это смесь смелости и осторожности. Они должны быть такими, если хотят оставаться в живых. Одна часть меня стремилась вперед, другая насторожилась - решение казалось мне слишком простым.
- Нужно идти! - Илло высвободилась и двинулась вперед, твердо ступая по увядшей растительности. Я преодолел свою нерешительность и заторопился за ней, отстранил и принялся облучать растения. Кусты и ветки никли, вяли и падали на землю, образуя ковер. Сзади послышалось фырканье. Я оглянулся и, к своему крайнему изумлению, увидел Витола. Остальные два гара шли за ним.
Теперь, продолжая поводить оружием, чтобы расчистить путь, я заметил кое-что еще. По всей Чащобе разносился шелест, хотя никакого ветра я не чувствовал. Я продвигался очень осторожно, посматривая по сторонам. Не мог забыть о цветах, которыми заросли мертвые поселки. Те тоже двигались самостоятельно, без всякого ветра. Может, такие же листы, ветви, лианы издают и здесь этот звук?
Ничто не появлялось на тропе, которую открывал перед нами станнер. Мне даже показалось, хотя не могу быть в этом уверен, что растительность отшатывается, отступает. Если раньше ей не приходилось вступать в прямой контакт с лучом станнера, то, видимо, у нее хватает своего рода разума, чтобы бояться такого контакта. Неожиданно тропа расширилась, стала гораздо просторнее того узкого прохода, который я проложил лучом, так что мы с Илло могли идти рядом, а гары за нами тоже двигались без труда, даже не задевая за листву.
Мы шли медленно, потому что после каждого выстрела я ждал, опасаясь быстрого восстановления растительной жизни. Дважды мне пришлось вставлять в оружие свежие заряды. Оглянувшись, я увидел длинный туннель, противоположный конец которого был уже почти не виден. Мы не можем так двигаться бесконечно. Нужно либо найти естественную поляну в этом кошмарном лесу, либо создать ее искусственно, чтобы у нас было место для отдыха.
Влажная жара, которой веяло и на окраине Чащобы, здесь стала еще тяжелее. По моему лицу тек пот, мешок натирал плечи. Снова начали жечь полузажившие царапины, которые я получил, когда спасал вещи из затонувшего фургона. К счастью, того, чего я здесь опасался, не было - ни одно насекомое не пыталось нас укусить.
Постепенно у нас выработался определенный распорядок: луч, ожидание, медленное продвижение, луч, ожидание, продвижение:
Но вот:
Снова слой Чащобы упал на землю, которая издавала своеобразный кислый запах. И я увидел что-то стоящее, что-то такое, на что не подействовал станнер, столб черного камня. И это был не природный столб или скала.