Здесь даже солнце не грело, а только слепило глаза и освещало квадратные угрюмые дома Диппла. Нейл Ренфо прижался лбом к холодному окну, пытаясь не думать, не вспоминать, отогнать пылающие волны ярости и разрушения, которые сжимали ему горло в последние несколько дней, камнем наваливались на грудь.
Диппл на планете Корвар — последнее убежище, скорее даже тюрьма для беспланетных обломков космической войны. Военные планы, в которых они не имели голоса, выгнали их из родных миров и пригнали сюда много лет назад.
Когда война кончилась, оказалось, что вернуться домой они не могут. Их дома были уничтожены, либо превращены в пепел прямыми военными действиями, либо по приказу, подписанному на конференциях, там теперь имели «исключительные права» другие поселенцы. А те, кто был произвольно помещен в стены Диппла, могли гнить там до конца своих дней. Выросли целые поколения вялых детей, знающих только Диппл. Но те, кто помнил…
Нейл закрыл глаза. Ограниченное пространство, круговые стены, бесконечная дрожь от вибрации машин, ведущих Свободного Торговца по не отмеченным на картах дорогам космоса, яркое возбуждающее зрелище странных миров, причудливых созданий, новых людей, то чуждых душой и телом, то похожих на мальчиков, застенчиво держащихся в тени, жадное впитывание всех чудес торговых встреч… Это он помнил. Затем беспорядок, страх, сжимающий желудок, кислый привкус во рту, когда он лежал в тесной койке спасательной лодки, и горячие руки держали его, испуг, когда их выбросили с корабля, который был его домом, период дрейфа, во время которого радио передавало сигналы бедствия, приход крейсера, взявшего их, единственных выживших… А потом Диппл — на много лет, навсегда.
Тогда была надежда, что война скоро кончится, и он, когда станет достаточно большим и крепким, запишется в Свободные Торговцы, или они найдут каким нибудь образом деньги, вложенные в банк Доном Ренфо, и оплатят проезд до родной планеты. Но эти надежды оказались лишь бесплодными мечтами. Долгие тусклые годы показали им призрачную несостоятельность их грез. Оставался только Диппл, оставался навечно. Уйти из него нельзя. Так было до него… но не для нее — теперь.
Нейлу хотелось заткнуть уши, как он закрыл глаза. Он спрятался от серости Диппла, но не мог укрыться от тяжкой жалобы, полупения полустона, монотонно исходящего от постели у дальней стены. Нейл отошел от окна и остановился рядом с кроватью, заставляя себя смотреть на лежавшую на ней женщину.
Теперь это был призрак, кожа да кости, а не Мелани.
Нейл был готов стучать кулаками в серые стены и кричать от боли и от злобы. Если бы только он мог взять ее на руки и убежать из этого вечного резкого света, от холодной сырости, которые убивали ее, как убили Дона Ренфо. Ее высушили безобразие и безнадежность Диппла.
Но, вместо того, чтобы дать выход бушующему в нем шторму, Нейл опустился на колени перед кроватью, взял беспокойные, все время двигающиеся руки в свои и прижал холодную плоть к своим щекам.
— Мелани, — тихо окликнул он, надеясь вопреки всему, что она на этот раз ответит, узнает его. Или милосерднее не вытягивать ее обратно?
Вытянуть… Нейл задохнулся — это путь побега для Мелани! Если бы он был уверен, полностью уверен, что другого пути нет…
Он нежно опустил ее руки, натянул покрывало на ее плечи. Быть уверенным… Он резко кивнул, хотя Мелани не могла видеть этого жеста внезапного решения, и быстро пошел к двери. Три шага по коридору, и он постучался в другую дверь.
— А, это ты, сынок! — нетерпеливо нахмурившееся широкое лицо женщины смягчилось. — Ей хуже?
— Не знаю. Она ничего не ест, и доктор…
Губы женщины изобразили слово, которое она не произнесла вслух.
— Он сказал, что у нее нет шансов?
— Да. — В данном случае он прав. Она не хочет никакого шанса, ты сам видишь, мальчик.
Он видел это еще на прошлой неделе!
Нейл прижал руки к бокам, словно приглушая горячий ответ на эту жестокую правду.
— Да, — ответил он ровным голосом. — Я хотел бы знать… скоро ли…
Женщина откинула упавшие на лицо волосы. Глаза ее вдруг стали ясными и твердыми. Она медленно облизнула губы.
— Ладно, — она плотно закрыла за собой дверь своей комнаты. — Ладно, — повторила она, словно удерживая себя в чем — то. Но, когда она остановилась у постели Мелани, она была озабочена, руки ее были осторожными, даже напряженными. Она подняла покрывало и обернулась к Нейлу.
— Два дня, может, чуть больше. Если ты хочешь сделать это, откуда возьмешь деньги?
— Достану!
— Она… она не хотела бы этого таким путем, сынок.
— У нее будет это! — он схватил свою верхнюю тунику. — Ты побудешь здесь, пока я вернусь?
Женщина кивнула.
— Стовер — самый лучший. Он торгует честно, никогда не обсчитывает.
— Я знаю! — нетерпеливо ответил Нейл, выскочил за дверь и через коридор на улицу.
Время близилось к полудню. Людей было мало. Те, кому повезло найти случайную работу на день, уже давно ушли. Другие были в общественной столовой за полуденной едой. А здесь были те, кто имел работу в определенных местах, темную работу.
Корвар, если не считать Диппла, был планетой увеселений. Местное население открыто жило поставкой роскоши и всевозможных развлечений для знати и богачей с полусотни планетных систем. И вдобавок к этой роскоши и удовольствиям, здесь были модные пороки, запрещенные радости, поставляемые контрабандой и незаконной торговлей. Человек, обладающий достаточным количеством кредитов, мог вступить в Воровскую гильдию и стать членом одной из снабженческих линий. Но существовали также разветвления мелких дельцов, хватающих крохи, которых не удостаивали внимания Капитаны гильдий. Жизнь этих дельцов была ненадежна, опасна, и набиралась она из безнадежно отчаявшихся — из отбросов Диппла.
Некоторые радости можно было купить у таких, как Стовер. Радости или для измученной беспомощной женщины — возможность легко умереть.
Нейл остановился перед бледным мальчиком, слонявшимся рядом с некоей дверью, честно поглядел в узкие глаза на крысиной мордочке и сказал только одно слово:
— Стовер.
— Дело, новичок?
— Дело.
Мальчик ткнул пальцем через плечо, указывая, и дважды стукнул в дверь.
Нейл открыл дверь и чуть не закашлялся: там висело плотное облако дыма. Четыре человека сидели на подушках вокруг стола и играли в «Звезды и кометы». Щелканье их счетчиков время от времени прерывалось недовольным ворчанием, когда кто нибудь из играющих терял комплект своих звезд.
— Какого дьявола? — голова Стовера приподнялась на два дюйма, и он глянул на Нейла. — Давай, выкладывай, здесь все свои.
Один из игроков хмыкнул. Двое других, видимо, не слышали, их внимание было поглощено столом.
— У тебя есть галюс? Сколько стоит? — сразу перешел к делу Нейл.
— Сколько тебе надо?
Нейл сделал расчет еще по дороге. Если Мара Диза сказала верно — один пакет. Нет, лучше два, на всякий случай.
— Два пакета.
— Два пакета — двести кредитов, — ответил Стовер. — Товар нерезанный.
Я даю полную меру.
Нейл кивнул. Стовер был честен на свой манер, и за эту честность нужно было платить. Двести кредитов. Нейл надеялся, что купит подешевле.
Товар, конечно, контрабандный, привезенный из другого мира каким нибудь членом корабельного экипажа, желавшего иметь лишние деньги, несмотря на риск портовой проверки.
— У меня будут деньги… через час.
Стовер кивнул.
— Приноси, и товар твой… Моя сдача, Грем.
Нейл вышел на улицу и глубоко вздохнул, выгоняя дым из легких. Домой возвращаться не было смысла: за всю коллекцию их нищенских вещей не выручить и двадцати кредитов, не говоря уже о двух сотнях. Он давно уже продал все ценное, когда приглашал специалиста — врача из верхнего города.
Да, была только одна вещь стоимостью двести кредитов — он сам. Он пустился бегом, словно должен был сделать это быстро, пока его не оставило мужество. Он добежал до здания, стоявшего так удобно и угрожающе близко к главным воротам Диппла — Пункту набора рабочей силы для других планет.
Все еще оставались миры, и немало, где дешевле было использовать человеческую силу, куда не ввозились машины с опытным обслуживающим персоналом, и часть этих миров была уже ободрана разорительными торговыми налогами. Такие места, как Диппл, давали рабочую силу. Мужчина или женщина подписывали контракт, получали «колониальные», их отвозили в «замороженном» состоянии, и затем они работали за свою плату — пять, десять, двадцать лет. По идее это являлось избавлением от гниения заживо в Диппле. Но… замораживание было делом удачи. Случалось, что некоторые так и не просыпались. Тех же, кому повезло, встречали арктические миры, где люди трудились под ударами диких штормов. Контракт был азартной игрой, в которой не выигрывал никто, кроме агентства.
Нейл вошел в селектор, на некоторое время закрыл глаза, а затем снова открыл. Когда он положил руку на рычаг и опустил его, он сделал тем самым бесповоротный шаг. Возврата не будет никогда.
Через час он снова пришел к Стоверу. Игра в звезды кометы кончилась, контрабандист был один, и Нейл был рад этому, когда выкладывал пачку кредитов.
— Двести пятьдесят, — сосчитал Стовер и достал из под стола маленький сверток. — Вот два и пятьдесят кредитов сдачи. Записался на другой мир?
— Да, — Нейл взял сверток и кредиты.
— Ты мог бы сделать что нибудь другое, — заметил Стовер.
Нейл покачал головой.
— Нет? Может, ты и прав. Все одинаково. Ты получил, что хотел, а это — самое главное.
Нейл почти бегом вернулся в свой барак. Мара Диза посмотрела на него.
— Снова приходил врач. Директор прислал его.
— Что он сказал?
— То же самое. Два дня, может быть, три. Нейл упал на стул у стола.
Он верил Маре и раньше, так что это сообщение ничего не изменило. Он развернул сверток, полученный от Стовера: две металлические трубочки. Они имели цену… цену его рабства в неизвестном мире, цену всего, что могло случиться с ним в будущем. Они помогут умереть женщине, которая была его матерью.
Галюс — порошок, содержащийся в трубочке — надо было высыпать в чашку с горячей водой. Тогда Мелани Ренфо не будет лежать здесь, в Диппле: она, может быть, снова переживет счастливейший день в своей жизни. И если тонкая нить, привязывающая ее к этому миру, не оборвется к тому времени, когда она проснется, наготове будет вторая трубочка. Мелани жила в страхе, отчаянии и боли, а умрет счастливой.
Он оглянулся и встретил взгляд Мары.
— Я дам ей это, — он коснулся трубочки, — а если… понадобится, ты дашь вторую?
— Разве тебя не будет здесь?
— Я… я улетаю ночью… Мне дали два часа… Ты поклянешься, что останешься с ней? — он развернул сверток из пятидесяти кредитов. — Возьми это и поклянись!
— Нейл! — в глазах ее вспыхнули жаркие искры. — Ладно, сынок, я поклянусь. Хотя нам здесь не очень то нужны были старые боги и духи, не так ли? Я дам клятву, хотя тебе нет нужды просить об этом. А это я возьму… ради Вейса. Вейс должен уйти отсюда… не твоим путем — другим, — ее руки конвульсивно сжали пачку кредитов. Нейл почти ощутил горькую решимость, исходящую от нее. Вейс Диза мог освободиться от Диппла, если бы его мать могла сражаться за него.
— Куда ты записался? — спросила она, ставя греть воду.
— В какой то мир, называемый Янусом, — ответил он. — Неважно, пусть это будет грубая пограничная планета, лишь бы подальше от Диппла и Корвара. — Он не хотел думать о будущем.
— Янус, — повторила Мара. — Никогда не слышала о такой. Послушай, сынок, ты сегодня ничего не ел. У меня есть немного лепешек для Вейса, но он, наверное, нашел на сегодня работу и не придет. Я…
— Нет. Я улетаю сегодня, помнишь? — он слабо улыбнулся. — Послушай, Мара, ты посмотри вещи… потом, ладно? — он осмотрел комнату. Он ничего не возьмет с собой: в морозильную камеру багаж не берут. — Если тебе что пригодится — возьми. Тут мало, что осталось. Только… — он подошел к ящику, где хранил свои бумаги и немногие драгоценности. Браслеты матери и пояс Дон давно проданы. Нейл быстро просмотрел бумаги. Заявки, которыми они никогда не могут воспользоваться — их можно уничтожить.
Опознавательные диски…
— Они пойдут Директору… потом. А вот это… — Нейл покачал на ладони кольцо Мастера, принадлежащее Дону Ренфо. — Продай его и купи цветов… Она любила цветы, деревья… все, что растет.
— Я сделаю это, мальчик.
И Нейл был уверен в этом. От воды уже шел пар. Нейл отмерил порцию в чашку и высыпал порошок из трубочки в воду. Они подняли голову Мелани и уговорили женщину проглотить снадобье.
Нейл снова прижал к щеке ее исхудалую руку и вглядывался в слабую улыбку на посиневших губах, легкую краску счастья, как паутинкой покрывшую скулы и подбородок. Она больше не стонала, а шептала что то — не то слово, не то имя. Некоторые имена были ему знакомы, другие — нет, они исходили из прошлого, в котором он не участвовал. Мелани снова была девушкой, жила на своей родной планете с мелководными морями, усеянными кольцами островов, где высокие деревья шелестели под легким ветерком поздней ночью. Все это она по доброй воле обменяла на жизнь в корабле, когда вышла замуж за человека, называвшего своим домом не планету, а корабль, и пошла за Доном Ренфо в космические просторы.
— Будь счастлива, — Нейл отпустил ее руку. Он отдал ей все, что мог последнее возвращение от забот, печали, непрощаемого настоящего в ее дорогое прошлое.
— Ты здесь? Ты Нейл Ренфо?
В дверях стоял человек в форме Агентства. На его поясе покачивался станнер. Это был типичный надсмотрщик, загоняющий добычу на борт поджидающего транспорта.
— Иду.
Нейл осторожно поправил одеяло и встал. Он вышел твердым шагом, не оглядываясь, но у двери Мары остановился и постучал.
— Я пошел, — сказал он. — Ты присмотришь?
— Присмотрю. Я останусь с ней до конца и сделаю все, что ты хотел.
Удачи тебе, сынок.
Но было ясно, что это последнее пожелание неисполнимо.
Нейл в последний раз спустился по лестнице, стараясь ни о чем не думать или, по крайней мере, думать о том, что Мелани ушла из Диппла на другой путь, неизмеримо более приятный. Страж подобрал еще двух завербованных и доставил всех в обрабатывающую секцию порта.
Нейл без всяких вопросов покорился процедуре, которая должна была сделать из живого человека беспомощную часть груза, достаточно ценную, чтобы привести его неповрежденным и оживить. Он взял с собой в морозный сон только память о слабой улыбке, которую он увидел на губах матери.
Долго ли длилось путешествие, в каком направлении и по каким причинам, кроме доставки груза, Нейл так и не узнал, да, в сущности, и не интересовался. Этот самый Янус, конечно, был пограничным миром, иначе там не требовалась бы человеческая рабочая сила — вот и вся его сумма знаний об этой планете. Он не видел громадный темно зеленый шар на экране пилота, показывающий обширные континенты и узкие моря, землю, задавленную густой зеленью лесов, таких лесов, о каких более цивилизованные планеты давно забыли.
Космопорт, на котором приземлился грузовоз, был расположен в голой каменистой местности, в рубцах и ожогах пламени, хлещущего из садящихся и взлетающих кораблей. Из этого центра неправильными линиями шли расчистки, сделанные поселенцами.
Участки были вырублены в лесу — голые пятна в темной зелени, зелени с сероватым оттенком, словно на широких листьях этих гигантских деревьев, жадной молодой поросли и кустарников осела серебристая пленка. Люди обрабатывали поля, сажали ровные ряды своих растений, и эти ряды перекрещивались бревнами, выдолбленными, прорубленными или еще как нибудь приспособленными в качестве крова для людей, рубивших лес.
Это была война между человеком и деревом; тут выдергивали вьющееся растение, там атаковали куст или молодое деревце, стремящееся занять расчищенное с таким трудом пространство. Лес все время ждал. И ждали те, кто был в этом лесу…
Люди, занятые этой борьбой, были угрюмы, молчаливы, тверды, как здешние деревья, упорны, как очищенный космосом металл. Эта война началась сто лет назад, когда первые разведчики отметили Янус, как пригодный для заселения человеком. Первая попытка завоевать планету для человека провалилась. Потом пришли эти последние инопланетники и остались. Но лес был все еще мало вырублен, очень мало.
Переселенцы с разрозненных участков продвигались в сторону порта и образовали город. Они ненавидели его, но терпели, потому что он был связующим звеном между ними и другими мирами. Это были суровые люди, связанные строгой безрадостной верой, самоуверенностью и решимостью, люди, работающие от зари до зари, считавшие красоту и радость смертельным грехом, принуждавшие себя, своих детей и рабов рабочих к нудной работе, которой они поклонялись. Все так же оставалось и теперь, когда можно было покупать свежую рабочую силу для борьбы с лесом.