АНДРЕ НОРТОН
Предтечи: Неведомые звезды

Придя в себя я обнаружил что лежу уставившись вверх и я не сразу понял где нахожусь и кто я такой. Сильно напрягшись, я с трудом вспомнил недавние события. Мы все же остались целы — защитные системы этой пиратской цитадели не уничтожили нас. Но были ли мы свободны? А может шлюпку крепко держал силовой луч? Я попытался встать и гамак закачался.
Посмотрев на собственное тело, я увидел, что больше не похож на вице президента. За пультом управления нашего суденышка все еще сидел, скорчившись, волосатый карлик. Моя рука потянулась к кармашку на поясе. Мне хотелось поскорее убедиться, что я снова стал самим собой. У меня было странное ощущение, что я не могу ясно мыслить и планировать, когда моя сущность не совпадает с внешностью Мэрдока Джорна, как будто внешняя маска могла превратить меня в несовершенную копию моего отца. Иит стал кошкой, но я сделал это без его желания. Но изменяя облик по своему собственному желанию, я менял лишь внешность, но не сущность. Что же в действительности произошло?
— Ты соответствуешь своей сущности, — услышал я мысль Иита.
Но это было еще не все. Моя рука лежала на поясе, в котором все эти дни и месяцы я хранил камень предтеч. И там я не нащупал внушавшего уверенность твердого бруска. Карман был пуст!
— Камень! — громко закричал я.
Несмотря на слабость, я заставил себя приподняться.
— Где камень…
Теперь Иит повернулся ко мне. Его лицо чужака было невозмутимо. Я не знал, что скрывается под этой бесстрастной маской.
— Камень в безопасности, — сверкнула его мысль.
— Но где?..
— Он в безопасности, — повторил Иит. — И ты снова Мэрдок Джорн. Мы прошли сквозь их защиту. Шпионский луч очень долго изучал твою внешность вице президента, и этого времени хватило, чтобы камень вывел нас из пределов досягаемости их оружия.
— Вот для чего он тебе понадобился. А теперь дай его мне.
Чтобы удержаться в вертикальном положении, мне пришлось вцепиться руками в гамак. Спасаясь от плена, Иит прибег к помощи камня предтеч, как однажды мы уже использовали его для того, чтобы увеличить мощность патрульного корабля разведчика.
— А теперь отдай его мне, — повторил я, потому что Иит даже не пошевелился, чтобы показать мне, где лежал камень.
Хоть я и помогал Рызку переделывать шлюпку, я не знал, куда Иит мог положить его, чтобы воздействовать на двигатель.
— Он в безопасности, — в третий раз поведал мне Иит.
Теперь я обратил внимание на уклончивость этого ответа.
— Это мой камень.
— Наш! — Он был тверд. — Если хочешь, он был твоим по моему молчаливому согласию.
Теперь я снова обрел ясность мыслей.
— Ты вспомнил, как я превратил тебя в кошку… Ты боишься этого.
— После того случая меня невозможно снова застигнуть врасплох. Но в безответственных руках камень может причинить зло.
— И ты, — я едва сдерживал нарастающий гнев, — решил проследить, чтобы этого не случилось!
— Именно так. Этот камень в безопасности. А ты лучше займись вот чем.
Он указал пальцем на другой гамак.
Я протянул руку, чтобы подтянуть его поближе. Там лежала чаша, на поверхности которой была изображена карта. Через мгновение я уже внимательно рассматривал ее.
Перевернутая чаша представляла собой полусферу, на которой сверкавшие на свету маленькие камни обозначали звезды. И теперь, когда у меня было время и возможность внимательно ее разглядеть, я увидел что камешки были разными. На терранских картах звезды различались по цвету — красные, голубые, белые, желтые, карлики и гиганты. И похоже, что неведомый автор этой карты придерживался такого же принципа. Только в одном месте, рядом с желтым камнем, который, по видимому, обозначал солнце, находился камень предтеч!
Я быстро осмотрел чашу со всех сторон. Да, вокруг всех разноцветных солнц были обозначены их планеты — крошечными, почти незаметными точками. Только одна из них была выделена драгоценным камнем.
— Как ты думаешь, почему? — услышал я вопрос Иита.
— Потому что этот камень оттуда!
Я с трудом мог поверить, что мы нашли ключ к нашим поискам, которые можно было сравнить с путешествиями, описанными в древних сагах.
Но одно дело держать в руках звездную карту, а другое — сориентироваться по ней. Я не был астронавигатором, и, не «привязав» ее звезды к какой нибудь из известных нам карт, мы могли всю жизнь рассматривать чашу даже не зная, где находится изображенное на ней пространство.
— Нам известно, где она была найдена, — подумал Иит.
— Да, но, может быть, этот очень древний предмет был найден в более позднюю эпоху и с тех пор не раз перемещался в Галактике, пока не попал в усыпальницу на одной из планет, далеких от его родной планеты.
— Закатанин вместе с Рызком, который хорошо знает межзвездные пути, наверняка сможет помочь нам. Изображенные здесь звезды вряд ли присутствуют на современных картах. Но все же вдвоем они смогут подсказать нам точку отсчета.
— Ты хочешь рассказать им?
Это удивило меня, потому что никогда прежде Иит не допускал и мысли о том, что кто нибудь узнает о существовании камней предтеч где нибудь еще, кроме тайников, которые мы открыли Патрулю. Но с самого начала наши поиски были полностью спланированы Иитом, и теперь не приходилось спорить с ним.
— Это необходимо. Потому что карта — ключ к другим сокровищам. Закатанин будет привлечен своей любовью к знаниям, а Рызк расценит это как возможность дополнительного заработка.
— Но Зильричу необходимо доставить археологические находки в ближайший порт.
Я начал понимать, что Иит не так опрометчив, как показался мне, когда я предположил, что он хочет отправиться в неизвестность с единственным проводником — древней картой, которая старше моего вида.
— Конечно, мы не брали обязательств доставить его туда сразу после отвоевания сокровищ…
Я вспомнил, о том, как остра и всепоглощающая жажда знаний у его вида, и подумал, что закатанин, наверное, даже с большей охотой пойдет вместе с нами в обозначенные на чаше миры.
Но я снова и снова возвращался к главному вопросу.
— Где камень, Иит?
— Камень в безопасности.
Он явно не хотел говорить об этом.
В чаше был второй подобный камень, но по сравнению с тем, что мы использовали, он был меньше кончика булавки и сейчас он был настолько спокоен, что тот кто не знал о его необычных свойствах даже не обратил бы на него внимание. Зависят ли энергетические возможности камня от его размеров? Я вспомнил как Иит вызвал с его помощью выброс энергии, который промчал нас вдоль стены обломков. Неужели это сделала невзрачная песчинка, которую полностью закрывает кончик моего мизинца? Возможно мы узнали только малую часть того, на что способны камни предтеч.
Я хотел как можно быстрее вернуться на корабль и улететь подальше от Блуждающей Звезды. Шлюпка уже давно шла по курсу, и я начал удивляться, почему мы так долго летим. Мы не могли быть так далеко от той мертвой луны, на которую опустился наш корабль.
— Где же наша база?
Я пододвинулся, чтобы посмотреть показания прибора, фиксировавшего ход автоматического возвращения шлюпки на «Обгоняющий ветер». Неожиданно я засомневался в том, что это устройство исправно. Хотя вольные торговцы умели выполнять самые сложные ремонтные работы, такие, которым обыкновенных космонавтов не обучали, но конструктивные изменения, которые сделал Рызк, могли все же повлиять на работу приборов.
А что если связь с базовым кораблем потеряна? Тогда мы можем затеряться в космосе. Но несмотря ни на что мы продолжали идти по курсу.
— Правильно, — Иит разорвал цепочку моих тревожных мыслей. — Но мне кажется, что мы летим не к луне. А если они ушли в гиперпространство, то…
— Ты хочешь сказать — они улетели?! Не дождавшись нас?
Наверное, эта мысль все время таилась где то в глубинах моего сознания. После того как мы очертя голову, бросились на Блуждающую Звезду, Рызк и закатанин вполне могли посчитать нас погибшими. А может, самочувствие Зильрича начало ухудшаться, и пилот, понимая, что закатанин был слишком истощен, решил доставить его до ближайшего места, где он смог бы получить медицинскую помощь… Я мог придумать еще много объяснений исчезновению «Обгоняющего ветер». Но мы все еще продолжали идти по какому то курсу — курсу, автоматически ведущему к кораблю, но лишь до тех пор, пока он не уйдет в гиперпространство для межзвездного прыжка. Если это произойдет, соединившая нас нить разорвется, и мы ляжем в дрейф — после этого нам останется либо вернуться на Блуждающую Звезду, либо приземлиться на одну из здешних мертвых планет, чтобы провести на ней остаток жизни.
— Если они взлетели, чтобы покинуть систему, они уйдут в гиперпространство.
— Они не знают эту планетную систему, поэтому им придется добраться до самой отдаленной от солнца планеты, — напомнил мне Иит.
— Камень — что если мы воспользуемся им для увеличения нашей мощности, чтобы догнать их?
— Такой полет очень опасен. Одновременно управлять спасательной шлюпкой и кораблем во время полета…
Но было очевидно, что Иит обдумывал мое предложение вслух для того, чтобы я тоже знал, с чем это связано. Он осмотрел приборную панель и покачал головой.
— Это слишком рискованно. Здесь нет настоящей системы управления, а в той, что есть, сделано слишком много переделок, поэтому в критический момент она может подвести.
— Надо выбирать из двух зол меньшее, — сделал вывод я. — Мы остаемся здесь и умираем — или мы пытаемся воспользоваться шансом догнать корабль. Почему же не… — неожиданно меня поразила новая мысль, — а Рызк знает что мы летим за ним? Это должно регистрироваться приборами.
— Индикатор на корабле может быть неисправным. Или же он решил не дожидаться.
Если пилот решил не дожидаться — у него был «Обгоняющий ветер», у него был закатанин, у него было великолепное объяснение нашего исчезновения. Он мог вернуться в ближайший порт со спасенным археологом, сообщить Патрулю координаты Блуждающей Звезды и оставить себе корабль в качестве компенсации за невыплаченную зарплату. В конце концов, главные козыри в этой игре были у него и мы могли противопоставить ему только камень предтеч.
— Придется лечь в гамак, — предупредил меня Иит. — Я подключу камень предтеч. И будем надеяться, что корабль не уйдет в гиперпространство прежде, чем мы его настигнем.
Я снова устроился в гамаке. Иит остался у приборной панели. Сможет ли его нечеловеческий организм перенести перегрузку, не пользуясь защитными средствами шлюпки? Если Иит потеряет сознание, я не смогу заменить его, и мы вполне можем налететь на «Обгоняющий ветер», как реактивный снаряд.
До этого мне уже приходилось переносить перегрузки при стартах на оборудованных для ускорения судах. Но спасательная шлюпка не рассчитана для подобных полетов. Правда изначально это судно было предназначено для катапультирования с поврежденного корабля и поэтому оборудовано так, чтобы его пассажиры выдержали этот прыжок. Но перенести предстоящее нам ускорение было сложнее. Теперь я лежал в гамаке и, сжимая зубы, терпел боль, хотя полностью сознание не терял. Казалось, что даже материал из, которого были сделаны переборки шлюпки, протестовал против сил перегрузки. А на чаше, которую я продолжал держать в руках, пылала огненная точка — там, где крохотный камешек откликался на всплеск энергии от своего большего собрата, который спрятал Иит.
Я скрипел зубами и мутными глазами смотрел на лохматое тело Иита, видел, как летали его руки по приборной панели, как растопыривались его пальцы, нажимая комбинации кнопок. Я слышал его хрипящее дыхание. И каждую секунду я ждал, что связь с кораблем прекратится, ждал сигнала, о том что «Обгоняющий ветер» ушел в гиперпространство, скрылся из доступного нам космоса.
Потом сквозь туман я увидел, как его рука болезненно медленно дотянулась до последнего рычага. После этого давление ослабло. Я выкарабкался из гамака и, освободив Иита, занял его место перед несколькими рядами мигавших огоньков, в которых я неплохо ориентировался, потому что Рызк терпеливо учил меня этому.
Мы подошли уже достаточно близко к «Обгоняющему ветер» и теперь должны были присоединиться к нему. Автоматика была настроена на проведение основной работы, но на определенные сигналы, в случае их включения, я должен был отреагировать самостоятельно. Если Рызк и проигнорировал информацию о нашем приближении, то теперь уйти в гиперпространство, не приняв нас на борт, он не мог.
Я весь взмок, пока прошли эти бесконечные секунды, когда я сидел за панелью, наблюдая за приборами, чьи показания могли означать жизнь или смерть как для нас, так и для корабля, к которому мы сейчас приближались, мои пальцы были готовы в любой момент нажать нужную кнопку корректируя движение шлюпки. Итак, мы были возле нашей цели. Обзорный экран мигнул, и я увидел на нем темноту отсека для спасательной шлюпки, в который мы входили. Лепестки блокирующей системы обхватили суденышко и экран снова потемнел. От облегчения я ослабел. Но Иит приподнялся со своего гамака.
— Это еще не все…
Он не закончил свою мысль. Невозможно описать то, что произошло потом, — ведь мы не сели в противоперегрузочное кресло и не приготовились, как это было необходимо, к переходу. А через несколько мгновений после того, как мы попали в отсек, корабль перешел в гиперпространство.
Во рту я чувствовал вкус крови. Вниз по подбородку текла липкая слюна. Когда я открыл глаза, вокруг меня была темнота, кромешная темнота, которая принесла с собой страх слепоты. Все мое тело стало одной большой болью, и любое движение было настоящей мукой. Я с трудом дотянулся рукой до лица и вытер его. Я ничего не видел!
— Иит! — я думал, что закричал это и эхо усилило боль в голове.
Ответа не последовало. Темнота не рассеивалась. Я попытался пощупать вокруг себя и, когда рука наткнулась на что то твердое, моя память проснулась. Я находился в спасательной шлюпке, мы вернулись на корабль за мгновение до того, как он вошел в гиперпространство.
Я не знал, насколько серьезно был ранен. Так как спасательная шлюпка изначально была создана для того, чтобы заботиться о выживших после аварии в космосе раненых, мне нужно было только добраться до гамака — и аппарат должен был сам активизироваться, чтобы лечить меня.
В темноте я стал искать гамак. Только одна рука подчинялась мне, другой я совсем не мог пошевелить. Но кроме стены я ничего не нащупал. Я попытался переместить свое тело вдоль нее, ощупывая стену, разыскивая какой нибудь разрыв, какое нибудь изменение в ее поверхности. В небольшой рубке спасательной шлюпки я давно уже должен был наткнуться на один из гамаков. Я размахивал рукой в разные стороны, разгребая густую темноту и ничего не находил.
Но я находился на спасательной шлюпке, и она была слишком мала, чтобы я до сих пор не натолкнулся на гамак! Мысль о гамаке, который ждет меня, чтобы смягчить боль и начать лечение, так захватила меня, что я приложил еще больше усилий, чтобы найти его. Но, сделав нескольких медленных и неуверенных, приносящих боль движений, я понял что гамака здесь нет. И то помещение, в котором я находился, не было спасательной шлюпкой. Мои руки бессильно опустились на пол и прикоснулись к маленькому неподвижному тельцу. Иит! Наощупь я определил, что теперь он не обладал внешностью гуманоида. Это был Иит, мутант, такой каким он появился на свет.
Я провел пальцами по покрытому мехом боку, и мне показалось, что внутри его тельца что то слабо затрепетало, как будто его сердце все еще билось. Затем я попытался на ощупь определить, есть ли у него какие нибудь серьезные раны. Казалось, темноту можно было потрогать, — я не позволил себе даже предположить, что ослеп. Дышать было трудно, как будто от недостатка света стало меньше и воздуха. Я испугался, что нас действительно заперли где то, чтобы мы погибли от удушья.
Иит не реагировал на мои попытки связаться с ним. Я попытался хоть как нибудь сориентироваться. Мы лежали в узком помещении, дверь из которого не поддавалась при моих слабых попытках открыть ее. Мы, несомненно, были на борту «Обгоняющего ветер» — и я был убежден, что нас заперли в одной из переоборудованных для перевозки груза кают. Это означало, что Рызк принял команду на себя. Я не знал, как он объяснил все закатанину. Но наши поступки были действительно достаточно странными, чтобы придать убедительность его утверждению о том, что мы занимались противозаконными делами и, кроме того, Рызк мог доказать, что на борт корабля его доставили обманом. Поскольку это была правда, телепат Зильрич, конечно, поверил ему. Теперь они вполне могли лететь к Патрулю, чтобы передать нас ему как похитителей людей и пособников пиратов Блуждающей Звезды. Преодолевая боль я представил, как эти факты будут выглядеть со стороны, и понял, что с помощью Зильрича Рызк мог легко выиграть это дело.
То что мы спасли часть сокровища, еще ничего не значило. Мы могли оставить добытые предметы себе, а за закатанина потребовать выкуп. Такие случаи нередки.
За то, что Рызк выдаст нас Патрулю, ему могли вернуть его официальный статус. И если меня подвергнут углубленному допросу, то им станет известно о камне предтеч. После этого Патруль наверняка будет считать, что мы ведем двойную игру. В ближайшем порту Рызку нужно будет только сыграть роль абсолютно невиновного человека, и наша игра будет проиграна.
Все выглядело так безнадежно, что я не в силах был ничего придумать, чтобы спасти положение. Если бы у нас был хотя бы один камень предтеч, мы еще могли бы побороться — я безоговорочно уверовал в необыкновенную силу этих странных камней. Только бы не умер Иит!
Я вновь нащупал его тельце и осторожно положил голову Иита к себе на колени. Я не ощущал биения его сердца и он не отвечал на мои мысли. Так что у меня были все основания полагать, что Иит умер. В этот момент я забыл все свое раздражение против него. Он вмешивался в мою жизнь, но, наверное, я как раз и нуждался в такой опоре на более сильную волю. Первым моим «ведущим» был мой отец, затем Вондар Астл, и наконец Иит…
Я просто не мог согласиться с тем, что это был конец. Если Иит действительно мертв, Рызк заплатит мне за его смерть. Я лишился и компаньона, и своего чудесного камня, но на мне еще рано было ставить крест.
Раньше я был уверен, что не обладаю телепатическими способностями. Конечно, до встречи с Иитом я вообще не подозревал о таких способностях своего разума. Он установил контакт с моим мозгом, и именно у него я научился телепатическому общению. Однажды, когда нам было особенно тяжело, для того, чтобы доказать офицеру Патруля нашу невиновность, он установил мысленный контакт моего сознания с сознанием другого человека. Потом он научил меня изменять свой облик, и именно я обнаружил, что камень предтеч может произвести почти полное изменение.
Теперь, когда я беспомощный должен был надеяться только на себя, у меня осталась только одна — очень слабая — искорка надежды — закатанин.
Он, как Иит, был настоящим телепатом. Мог ли я связаться с ним? Что если попробовать позвать его?
Я вперился взглядом в темноту, которая, как я надеялся, не останется со мной до конца жизни, и представил лицо Зильрича таким, каким видел его в последний раз. Теперь я старался как можно дольше удерживать этот образ перед собой, как пункт назначения моих мысленных импульсов. Я отправил не связную информационную мысль, а лишь сигнал внимания, призыв о помощи.
И мне удалось установить контакт! Я это ясно почувствовал, еще прежде чем пришел ответ.
Но я был бесконечно разочарован. С Иитом телепатический контакт отличался ясностью и понятностью, таким же он был в присутствии мутанта и с закатанином. Сейчас же на меня обрушилась лавина ярких, непонятных мне понятий и образов, мелькавших так быстро, что разобрать их было абсолютно невозможно, и все это подействовало на меня так болезненно, что мне пришлось отступить и прекратить связь.
Иит был тем связующим звеном, без которого я не мог обойтись. Иначе все мои попытки охватить этот вихрь чужеземных мыслей просто могли свести меня с ума. Я взвесил свои шансы. Я мог оставаться здесь, в заточении, дожидаясь того, что приготовил для меня Рызк, или же снова попытаться связаться с закатанином. Смириться со своей беспомощностью было не в моих правилах.
Итак, осторожно, как человек, ищущий тропинку через чавкающее болото, в котором лязгают тысячи голодных, готовых проглотить его пастей, я отправил еще один мысленный импульс. Но на этот раз я телепатировал очень медленно и тщательно, впечатление за впечатлением. Я не пытался объяснить что нибудь Зильричу так, как я делал в мысленных беседах с Иитом. Я постарался последовательно создать в его представлении ряд картин, иллюстрировавших наши приключения и мое положение. Конечно, я боялся, что мой медленный «рассказ» был так же непонятен ему, как его чрезвычайно быстрый поток для меня.
Один раз, два, три, четыре раза я продумывал все то, что приготовил для сообщения. На большее меня не хватило. Боль в моем теле была ничтожной по сравнению с той болью, что переполнила мой мозг. Контакт разорвался, когда я потерял сознание, так же, как это случилось, когда мы входили в гиперпространство.
Меня как будто покалывали острой иглой. Я вздрагивал от этих уколов, которые из слабых и отдаленных превратились в более настойчивые и болезненные. У меня не было сил реагировать на этот раздражитель, но уколы продолжались. Кто то требовал от меня вернуться к тому, что я уже не хотел продолжать.
— Иит?
Но это был не Иит.
— Подожди…
Подождать что, кого? Мне было безразлично. Иит? Нет, Иит был мертв, и я буду мертв. Смерть была воплощением безразличия, она не требовала внимания, или чувства, или мысли — а я хотел именно этого — покончить с этой суетливой жизнью, которая так больно ранила тело и душу. Иит умер, и я умер, или, вернее, умру, если только это покалывание прекратится и оставит меня в покое.
— Не спи!
Не спи? Раньше мне показалось «подожди». Хотя это не имело значения. Ничего уже не имело значения.
— Не спи!
Крик у меня в голове. Мне было больно, и эта боль пришла извне. Я покачал головой в разные стороны, как будто пытаясь вытрясти этот голос из моего сознания.
— Проснись! Не спи!
Боль, которую причинил этот приказ, вырвала меня из оцепенения. Я застонал, заскулил, умоляя темноту оставить меня в покое, отдать меня несущей покой смерти.
— Не спи! — гудело внутри моего черепа.
Теперь я уже слышал свой собственный жалобный плач, но остановиться никак не мог. Однако вместе с болью пришло сознание происходящего, и появился барьер, удерживавший от соскальзывания назад в пустоту.
— Не спи… держи…
Держать что? Мою качавшуюся голову? Здесь нечего было держать.
Потом я ощутил не только слова, которые блуждали по моему измученному сознанию, но что то еще — какую то опору, за которую могли держаться мои немощные мысли.
Широко раскрыв глаза, я напряженно вглядывался в темноту. Каким то образом я понял, что эта помощь будет поступать ко мне ограниченное время. И за это время я должен был сделать все возможное, чтобы помочь самому себе.