АНДРЕ НОРТОН
Разное: Бархатные тени

— Но эта дорога ведет не к дому…
— Вы еще обнаружите, что завтракать можно не только в одном месте. К примеру, Викторина и Огаста предпочитают завтракать в постели. Хотя при случае могут, позевывая, явиться к столу. Но они теряют кое что из маленьких радостей жизни.
Я знала, что нарушаю все правила приличия, установленные мною для себя самой, — хотя очень мало что имела возразить по существу, — позволяя увлекать себя по тропинке, обрамленной розовыми кустами под арку, прорезанную в плотной зеленой изгороди, где в миниатюрной чаще стояла маленькая восьмиугольная беседка.
Внутри был стол, покрытый скатертью в красно белую клетку, как на крестьянской кухне. Тарелки и чашки — не от Хэвисленда, но коричневые и неправильной формы, явно сделанные вручную. Рядом стоял другой столик, поменьше, уставленный кушаньями.
— Но вы ждете гостя… — У меня перехватило дыхание, и на меня накатило двойственное чувство: ощущение свободы и другое, диктуемое здравым смыслом, а также той добродетелью, что вбивали в меня всю последнюю половину жизни — благоразумием.
— Гостью… вас, Тамарис. Решив, что вы, похоже, склонны рано вставать и гулять по росе, я подумал, что мне, возможно, повезет и я вас перехвачу… что я и сделал!
Он засмеялся.
Я подумала, что для него это просто забавное приключение — не больше, чем пикник на природе. Если бы только и со мной было так. В этот момент я жаждала юной безответственности, которую ощутила было, отважившись пойти в розовый сад.
Но мне слишком долго внушали сознание, что мир судит человека не по внутренним, а по внешним проявлениям. Слуги, накрывавшие на стол, каждый, кто мог видеть нашу встречу, обязательно распустят языки. Воображение позволит таким свидетелям изукрасить свое повествование несуществующими «фактами». Такой невинной с виду встречи вполне довольно, чтобы похоронить мою репутацию. Я бешено цеплялась за свой здравый смысл и выучку.
В мире, где жила Огаста Дивз, репутация была первейшей заботой. Лично ей хватило бы и намека, что я, возможно, имела свидание или тайную встречу со своим нанимателем, чтобы предать меня аутодафе. Благоразумие должно победить, и не только ради меня, но и ради Викторины.
— Приятная мысль, сэр, и любезная тоже… — Я гадала, звучит ли для него мой голос так же фальшиво, как для меня самой. — Но вы должны понять, что я не могу отдать должного вашей щедрости и доброте. Как я могу играть роль компаньонки вашей сестры, если сама стану подавать повод к сплетням? И, будьте уверены… — возможно напряжение и злость сделали мою речь лихорадочной, злость не на него (джентльмены не способны видеть ловушки, которые в современном обществе осторожно обходит одинокая женщина), а на само общество, запрещавшее подобное обращение, — что эта ситуация непременно вызовет сплетни. Мужчины, мистер Соваж, свободны делать многое, им прощаются прихоти и капризы, им дозволено радовать себя небольшими нарушениями приличий. Женщинам — нет.
— Не думал я, что дочь капитана Пенфолда будет столь жеманной. — Его лицо окаменело, превратилось в маску.
— Именно то, что я — дочь капитана Пенфолда, обязывает меня придерживаться собственных правил поведения, так же, как он выполнял свой долг. У женщин есть своя дисциплина, пусть даже пустячная, которой они должны подчиняться. Вы не можете говорить «Этого делать нельзя» другим, если сами не готовы этому подчиниться. С тех пор, как вы пожелали, чтобы я сопровождала вашу сестру в обществе, я должна прилагать еще больше усердия для соблюдения приличий. Я слишком молода для роли, которую вы мне поручили, и потому обязана быть вдвойне осторожной. Я не могу сделать ничего, пусть даже, невинного и приятного само по себе, что могло бы вызвать сплетни. Вы поставили передо мной определенную цель, и я не смогла бы исполнять свой долг, если бы пренебрегла им ради собственного удовольствия.
Он прислонился к дереву и смерил меня взглядом, который я не смогла бы объяснить. Словно бы я — так я чувствовала — была страшным зверем, которого он обязан классифицировать. Затем он пожал плечами.
— Отлично, мисс Пенфолд. Суровый долг — прежде всего. И я больше не буду просить вас делать что нибудь… такое, что поставит под удар ваше положение в обществе.
Он поклонился, резко повернулся и двинулся к беседке. Та же самая холодная формальность, что и при нашей первой встрече. Но это правильно. Я должна была испытать удовлетворение, но вместо этого меня томило чувство заброшенности, которого я не понимала… или не хотела себе слишком четко объяснить.
Я пошла обратно по тропинке, уверенная, что была права, однако сознание выполненного долга не согревало меня. Напротив, я чувствовала безнадежное одиночество, и к тому времени, как я достигла дома, уже боролась со слезами. Поэтому я заторопилась к себе в комнаты. Конечно, я должна была показаться ему жеманницей. Но что мужчины понимают в сплетнях, откуда им знать, как ужасны те могут быть? Я знала, что я поступила правильно, но я была отчаянно несчастна. Гораздо больше, чем заслуживал этот случай, старалась я внушить себе.
К счастью, Фентон ушла и я смогла поплакать вволю. Хотя я не из тех, кто часто точит слезу. В моем положении слезы — роскошь, которую не следует позволять себе ни слишком часто, ни слишком долго. Что, если Викторина явится без предупреждения и поинтересуется, почему я плачу?
Я уже полностью овладела собой, когда в дверь постучали, и к моему удивлению, появились Фентон и лакей с подносом, который он поставил на маленький столик, поспешно прибранный горничной. На серебряном подносе стояла чашка, не хрустальная, а действительно вырезанная изо льда, и по ее ободу шла широкая гирлянда розовых бутонов цвета слоновой кости. Внутри была земляника, усыпанная тонко наструганным льдом, сохранявшим ее холодной. Рядом — компотница от Беллика, белая и хрупкая как роза, в форме раковины, поддерживаемой морскими коньками. Она содержала горку сахарной пудры. Еще там был бокал темно зеленого с белым стекла. В него лакей налил немного шампанского.
— Фентон, что это? — Я надеялась, что не выгляжу заплаканной.
Широкое лицо Фентон расплылось в улыбке.
— Хозяин, мисс, случайно встретил меня и спросил, как вам понравился завтрак. Я осмелилась ответить, что вы, насколько я знаю, еще не завтракали. И он приказал подать вам то, что подавали прошлым летом дамам в Саратоге. Вы ведь с Востока, он и подумал, что вам, может, понравится… Знаете, мисс, землянику можно макать и в сахар и в шампанское.
Это что, издевательство? Но я чувствовала какой то странный жар. Или это предложение заключить мир, благородный жест? Я предпочитала верить, что это означает установление меж нами новых добрых отношений.
— Какая необычная мысль! И как мило со стороны мистера Соважа. Благодарю вас, Харлетт.
Я окунула землянику в сахар и раздавила во рту кисло сладкую ягоду. Я даже попробовала окрестить одну земляничинку в шампанском.