АНДРЕ НОРТОН
Разное: Бархатные тени

— Да, Мэмми Плезант. Но вы говорите так, словно знаете ее…
Я уловила некую испытующую ноту в этом утверждении, в остальном прозвучавшем, скорее, как вопрос.
— Знала, но давно, еще до войны. Мой отец был аболиционистом, он ненавидел рабство. «Королева Индии» иногда тайно перевозила беглых рабов. Она звалась тогда миссис Смит и помогала переправлять таких беглецов. В первый же мой день в Сан Франциско она увидела меня и прислала письмо, предлагая обратиться к ней, если я окажусь в беде.
Он кивнул.
— Да. Теперь я знаю, что ей и ее людям было известно о ДЛисе и его планах. Поэтому ей необходимо было связаться с вами, чтобы обеспечить наблюдение за Викториной. Мэмми Плезант — женщина сильная, именующая себя «Королевой вуду». И в таком качестве она не собиралась отказываться от влияния на ДЛиса. В верованиях вуду, как мне говорили, вся власть принадлежит королеве, а любой жрец ей подчинен — так почему бы не ДЛис? Но с Викториной, как с соперницей — это другое дело.
Ален словно складывал китайскую головоломку, кусочек к кусочку. При всех се разговорах о долге перед моим отцом (что вполне могло быть искренним, и я не сомневаюсь, что она бывала абсолютно честной, когда это не противоречило ее целям), миссис Плезант имела основательные причины желать подчинить себе Викторину. И если бы я послушала ее, я тоже стала бы одной из пешек в ее игре.
— Преследуя ДЛиса, мы ворвались в «Петух» сразу после того, как вас оттуда увезли. Сели рассказала всю правду, когда капитан Лейз слегка на нее надавил. Он мог стереть ее в порошок, и она это прекрасно знала. Но люди ДЛиса, должно быть, скрывавшиеся поблизости, нашли его на улице оглушенного, почти мертвого. К тому же они добрались до Викторины и освободили ее, когда миссис Плезант вызвали к Лэнтинам.
— Я думала, что убила его… ДЛиса, — тускло сказала я. Прежний ужас вновь окутал меня, словно окровавленный плащ.
— Я бы сам это сделал, если бы мог до него дотянуться! — Мрачность Алена заставляла в это поверить. — К несчастью, на Берегу было два притона. Мы разделились. Лейз и его люди направились в главный, а я был на пути к другому, когда встретил Уиккера и он рассказал мне о том, что видел. Они вместе с Ковенсом пытались освободить вас, но были избиты громилами Бесси. Фактически только мое появление с двумя полицейскими Лейза предотвратило убийство. Уиккер побежал за своей командой, а я отыскал окно. Потом… после того, как я спустил вас на улицу, парни Бесси всем скопом напали на меня. Когда я отбился от них, вы исчезли.
— Они поджидали… Люди ДЛиса… И чем то одурманили меня…
— Эти проклятые наркотики! Еще раньше они так же захватили одного из наших людей. Однако Амели рассказала нам о ранчо, хотя точно не знала, где оно находится. Мы потратили на поиски больше половины дня и едва не опоздали. Когда мы вошли и увидели… — он крепко сжал мою руку.
— Вы отослали их… Викторину и ДЛиса.
Черты его индейских предков вновь проступили на его лице, и я уже знала, что под этой маской скрывается ярость, которой не позволяет выплеснуться лишь величайшее усилие воли.
— Они уехали. Хотел бы я заставить их страдать за все, что они сделали и собирались сделать. Но для суда у нас было мало доказательств, намерения же не есть действия. Если бы мы постарались их добыть, они могли бы погубить и невинных людей. Думаете, я бы допустил, чтобы вы, Тамарис, давали перед любопытствующей толпой показания о том, что с вами делали?
Представив нарисованную им картину, я содрогнулась и телом, и душой. Ален, должно быть, уловил мое движение, как ни слабо оно было, потому что осторожно положил руку на мои судорожно стиснутые ладони.
— Нет, нельзя было позволить, чтобы они в своем падении увлекли за собой и других. Когда я увидел Викторину, она была словно одержимая дьяволом. Я почти поверил в старые скалки о демонах, принимающих обличья прекрасных женщин.
— Но она больше не сможет причинить вам вреда? — ос мелилась я поинтересоваться.
— Нет, благодаря двум отважным женщинам.
— Миссис Билл? — предположила я.
— Откуда вы узнали о ней? — быстро спросил Ален.
— Совершенно случайно. И я никогда не повторю того, что слышала.
— Она будет благодарна вам за молчание. За ошибки юности она заплатила страданиями, многократно превышающими их. Когда она вышла замуж за моего отца, она была очень молода и, как я впоследствии узнал, сделала это не по своей воле. Брак был заключен по желанию семьи, как это часто бывает во Франции, хотя она любила другого. Она ненавидела эту страну и, насколько я могу припомнить, боялась моего отца. Он не принадлежал к людям мягкосердечным и был слишком поглощен своими деловыми проектами. К тому же, он ее осуждал за легкомыслие, и пытался перекроить ее по образу моей матери, представлявшей собой совсем иной тип женщины. Результат оказался плачевным, как и следовало ожидать. Но как много обвинений было возведено на нее по ошибке, я узнал лишь когда миссис Билл пришла ко мне, чтобы предоставить мне право пресечь любые притязания Викторины. Она обладает огромным мужеством: ведь она была уверена, что я буду к ней так же безжалостен, как отец, и ей придется снова пострадать за свое прошлое.
Я могла только порадоваться за несчастную женщину, виденную мной у миссис Плезант. И еще больше — за то, что Ален оказался таким, каким есть.
Итак, теперь история была рассказана полностью. Но зачем он последовал за мной? Только чтобы рассказать ее? Точно так же он мог бы изложить все и в письме.
Раздался свисток парома — мы причаливали. Пришло время попрощаться, причем с твердостью, исключающей любые дальнейшие отношения между нами. Я встала, плотнее закутавшись в плащ. Солнце уже село, дул холодный ветер, сравнимый с ознобом, охватившим мое сердце. Неужели я больше никогда не согреюсь? Печаль со временем минет, но есть нечто, с трудом забываемое как рассудком, так и чувствами.
— Меня ждет Тереза. Вы были очень добры…
Я старалась подобрать формальные слова — слова, которые со всей скучной правильностью убедили бы его в моем отчуждении, — чтобы доказать ему: он ничего мне не должен.
— Куда вы собираетесь ехать? — Он встал между мной и выходом, словно часовой в узилище.
— Обратно на Восток.
— В Эшли Мэнор?
— Возможно.
Ален покачал головой.
— Думаю, нет. Вы не сможете больше служить образцом леди наставницы, Тамарис.
Удар был так внезапен, так жесток, что я не сразу смогла поверить, что слышу это от него. А поверив, застонала как смертельно раненое животное.
— Что с вами? — Он снова схватил меня за руку и крепко сжал. Затем оглянулся на толпящихся вокруг нас пассажиров, спешащих на пристань. — Нам нельзя здесь оставаться. Слишком много народу… идем!
У меня не было сил противостоять ему, и он потащил меня за собой, прежде чем я успела возразить. В мгновение ока я оказалась в экипаже, и уже оттуда увидела, как Ален разговаривает на пристани с Терезой. Она повернулась и поднялась на палубу парома раньше, чем я успела ее окликнуть, оставив нас с Аленом одних. Он перекинул мой саквояж кучеру, а сам уселся рядом со мной.
— Вы должны позволить мне уехать! Я не могу остаться… Тупая головная боль усилилась, я снова ощутила головокружение.
— Успокойтесь. Я отвезу вас к друзьям, которые будут вам очень рады. Еще до отхода парома из Сан Франциско я послал им телеграмму.
Его прикосновение, его голос были так нежны, хотя лишь минуту назад он бросил мне в лицо напоминание о моем бесчестии, лишившим меня права учить юных девушек. Я была измучена, почти больна. И была еще менее способна возражать ему, чем бороться с наркотиками вуду.
— Вам понравятся Коллмеры. Они старомодны. Пересекли континент в пятьдесят четвертом. Он составил небольшое состояние на золотых приисках и построил «Коллмер Хауз», небольшой и тихий семейный отель.
Я не отвечала, сохраняя всю оставшуюся энергию для поединка характеров, который, чувствовала я, нам еще предстоит. Он больше ничего не сказал, даже не смотрел на меня. Лицо его было неподвижным и суровым — «индейское» лицо. Наконец, экипаж остановился перед трехэтажным зданием, и Ален помог мне выйти.
В дверях нас приветствовали сами Коллмеры — седовласая, пожилая и значительно более благородная чета, чем многие из тех, кого я видела в позолоченном блеске города по ту строну бухты. Когда они заговорили, я узнала выговор Новой Англии. Миссис Коллмер сразу проводила меня в небольшой номер из двух комнат — гостиной и спальни.
Я огляделась и вздохнула с облегчением. Здесь не было ни красного бархата, ни мрамора, ни позолоты. Кремово белые занавеси, мебель, обитая старомодным ситцем спокойных тонов. Я словно шагнула из кошмара в прохладу, чистоту, тишину и покой.
Хозяйка сказала, что обед будет подан в номер, за что я была ей искренне благодарна. Едва она ушла, и я отколола плотную вуаль, освободилась от шляпы и плаща, то сразу подошла к зеркалу на стене и встала против него, изучая свое отражение. Так я заставляла свои мысли вновь обратиться к прошлому, чтобы укрепиться в решимости немедленно оставить это прошлое позади.
Услышав, как открывается дверь, я быстро обернулась. За мной стоял Ален, и я сознательно повернулась так, чтобы безжалостный свет падал на мое избитое, обескровленное лицо. Да, синяки сойдут, но останутся иные, скрытые отметины, которые я буду чувствовать, сколько бы не прошло времени.
— Теперь у нас есть время поговорить наедине. — Он сразу перешел к делу, причем с прямотой, которую я могла только приветствовать. — Я должен знать, Тамарис, причину этой глупости… Почему вам загорелось уехать, и почему вы так со мной обошлись. О, у Фентон острый глаз, и она рассказала мне о вашей реакции на это.
Он извлек из кармана белую нефритовую чашу. Он держал ее в горсти, словно оберегая сокровище, каким она, собственно и была.
— Зачем вы заставляете меня, — спросила я, — прибегать к словам, которые не следует слышать джентльмену?
— Сейчас не время для вежливых околичностей. Мне нужна правда! Я уже давно усвоил, что право существовать имеют только те отношения, которые опираются на правду. И от вас, Тамарис, я теперь требую правды. Я знаю, что вы не могли смотреть на эту вещь, но она так сильно потрясла вас, что вы сразу же кинулись в этот безумный побег, хотя с трудом держитесь на ногах. Вы должны объяснить мне, в чем тут дело.
Я заставила себя смотреть ему прямо в лицо, хотя встреча с его взглядом страшила меня, как пытка.
— Вы прислали мне подарок, который можно сделать только… — я отчаянно искала правильное слово, — чистой…
У него на скулах выступили багровые пятна. Во взгляде была такая безжалостность, словно на меня смотрела сама смерть.
— Значит, ДЛис… он заставил вас… — Похоже Ален испытывал ту же трудность в подборе слов, что и я.
— Нет! Но он… все они сделали меня соучастницей своего зла. Они заставили меня почувствовать себя нечистой. Я уже никогда не стану прежней, я всегда буду помнить… Вы уже это поняли — зачем же заставлять меня говорить? Это жестоко! Совсем недавно вы сами попрекнули меня тем, что я не могу вернуться в Эшли Мэнор, что порядочные люди больше не захотят общаться со мной…
— Попрекнул?! — Он мгновенно оказался рядом со мной. — Девочка, ты с ума сошла! Тебе нечего стыдиться. Такой отвагой мог бы гордиться любой мужчина! Я сказал, что две отважные женщины освободили меня от сетей, которые плела Викторина. Одна была Миссис Билл, а вторая это ты, Тамарис!
Я не могла вырваться, он держал меня как в тисках. Его губы сначала нежно коснулись моей избитой щеки, а потом пылко и требовательно прижались к моим губам. И воля, что поддерживала меня, растворилась… исчезла…
Пол ушел у меня из под ног.
— Тамарис! — Голос Алена стал хриплым от страха. Потом я вдруг очутилась на кушетке — это он меня туда перенес.
— Я так устала… — Но секундой позже, я нашла в себе силы спросить: — Ты понимаешь, что ты сказал?
— Я никогда не скажу тебе ничего, кроме правды, Тамарис.
Он сказал это так, будто приносил клятву. И снова, как в мимолетные мгновения после моего первого пробуждения я ощутила, что все тяготы жизни спали с меня, что мне легко и свободно. Легкость, свобода и счастье!.. Счастье рекой хлынуло в меня, разом заполнив пустоту, о которой я раньше и не подозревала.