АНДРЕ НОРТОН
Высокий Холлек: Год Единорога

—Вы знаете, какая сегодня ночь? — Девушка, чья накидка была откинута, а капюшон сполз так, что прядь ее светлых волос выбилась наружу, взглянула на нас. Это была Эдит, которая прошлой ночью лежала слева от меня. Она пришла в Норстадт с юга, и герб ее — саламандра меж двух языков пламени — был мне не знаком.
Кильдас ответила за всех нас:
— Год подходит к концу и на рассвете мы встретим новый…
— Да, это так. Мы вступаем в Год Единорога.
— Сегодня дома все собираются в большом зале, чтобы отметить это, — грустно сказала Сольфинна.
— Я спрашиваю себя, будут ли наши новые лорды отмечать праздниками наступление каждого нового года, — заметила Кильдас. Они не почитают Пламя, как мы. Каким богам молятся эти всадники? Или у них вообще нет никаких богов?
— Никаких богов? — испуганно воскликнула Сольфинна. — Как могут люди жить без богов? Без Высшей Силы, которая выше, чем они сами и на которую можно опереться.
Эдит презрительно усмехнулась.
— Кто сказал, что они люди? Неужели тебе все еще непонятно? Ты и я, мы, рождены под несчастливой звездой и нам предопределено перейти из одного мира в другой так же, как мы переходим из старого года в новый.
— Почему ты думаешь, что то, что неизвестно, обязательно должно быть плохо? — спросила я. — Тот, кто ищет только тень, и заходит только в тень. Если оставить в стороне все слухи, что мы знаем по настоящему плохого об этих всадниках?
Тут все загалдели одновременно, пока Кильдас громко не рассмеялась.
— Они говорят… это значит… то и то… Кто, собственно говорил, и что? Я считаю, что наша сестра спутница права. Что мы действительно знаем о них, кроме недоброжелательных слухов? Никто из всадников оборотней не поднимал меча против нас. Они только заключили с нами договор и помогли уничтожить наших врагов. Только потому, что у человека черные волосы, только потому, что он носит серую накидку и предпочитает жить в диких местах, он должен отличаться телом и духом от того, у кого под шлемом светлые волосы, кто носит ярко красную накидку и охотнее живет в городе и обществе, чем в одиночку? Оба они занимают свои места в своем обществе. Чего плохого, чего мы сами не знаем, мы можем ожидать от всадников?
— Но ведь они не люди, — настаивала Эдит.
— Откуда мы знаем, что это на самом деле так? У них есть способности, которых нет у нас, но разве у каждой из нас нет особых способностей? Кто то из нас может искусно вышивать шелка, а другие этого не могут; кто то может великолепно играть на музыкальных инструментах, завораживая других. Могут ли все из нас без исключения делать это? Потому и эти мужчины могут иметь способности, которых нет у наших мужчин, но все же оставаться такими же мужчинами, как и наши, несмотря на все их особые способности.
Верила ли она в то, что говорила или нет — во всяком случае, она старалась быть мужественной и боролась со страхом, который мучил нас всех. На перевале все еще сиял зеленый свет и ни лорд Имграй, ни его спутники еще не вернулись.
Мы все, сбившись в кучку, сидели на камнях у очага, когда вернулся помощник лорда Имграя, и сообщил, что мы должны ехать дальше, на узкий перевал. И я подумала, что все ощутили то же, что и я: волнение, более чем наполовину состоящее из страха.
Но мы поехали не в лагерь мужчин, которые должны были приветствовать нас. Проехав перевал, мы выехали на широкую площадку, на которой были установлены большие палатки из шкур. В палатках стояли кушетки, покрытые шкурами различных животных, которых я никогда раньше не знала.
Пол тоже был покрыт шкурами. В самой большой палатке находился низкий, длинный стол, уставленный едой.
Я провела рукой по мягкому, серебристо белому меху с серыми крапинками, достаточно красивому, чтобы из него можно было сшить манто для жены какого нибудь высокородного лорда. Хотя все вокруг нас было сшито из кожи и меха, в этом была несомненная красота и чувствовалось уважение тех, кто предоставил нам такой комфорт.
Когда мы поужинали едой, стоявшей на столе — там был хлеб с запеченными в нем сушеными фруктами, вкусное жареное мясо и сладости, по вкусу напоминавшие мед и орехи, — лорд Имграй внезапно встал из за стола. Вокруг него была тень и казалось, что между ним и нами вдруг возник какой то барьер. Потому что теперь мы действительно готовы были отказаться от своего рода.
— Теперь слушайте внимательно, — сказал он, и его голос был необыкновенно хриплым. — Рано утром вы услышите сигнал рога. Отсюда идет тропа, которая начинается у палаток и она приведет вас туда, где будут ждать вас новые лорды.
— Но… — слабо запротестовала Сольфинна, — тогда, значит, у нас не будет никакой свадьбы, никакой передачи через Кубок и Пламя.
Лорд Имграй натянуто улыбнулся.
— Вы оставили тех, кто обручается через Кубок и Пламя, моя леди. Конечно, вы выйдете замуж, но по другому обряду, который однако свяжет вас браком с вашим будущим мужем, — он взглянул на всех нас, сидевших рядком, а потом на меня, хотя взгляд его и не задержался на мне. — Я желаю счастья вам всем, — он поднял бокал. — Как тот, кто здесь представляет для вас всех ваших родственников и родителей, я пью за долгие годы счастливой жизни и за легкую смерть, за дружественный нам клан и благословляю ваших будущих детей. За всех вас!
Так говорил лорд Имграй двенадцати и одной невесте, которых он привел сюда. Он давал им отеческое напутствие.
А потом он быстро вышел, прежде, чем кто нибудь из нас успел ему возразить.
— Вот так, — я поднялась, и в это мгновение все глаза в смущении повернулись ко мне. — Не думаю, что мы когда нибудь снова увидим лорда Имграя.
— Но мы одни… одни должны идти к этим чужакам… запротестовала одна из девушек.
— Одни? — спросила я, и леди Кильдас быстро пришла мне на помощь.
— Нас двенадцать и одна, а не одна. И мы молодые девушки, нас здесь ждут, и думаю, что нам окажут хороший прием. — Она подоткнула под себя драгоценный, отливающий чернотой, мех, на котором мелькали серебристые отблески.
Я ждала ухода лорда Имграя почти в полном смятении, но, как ни странно, среди девушек царило чувство ожидания и удовлетворенности, и хотя они мало говорили, каждая уже подготовилась и заняла одну из кушеток.
Я накрылась серебристо серым мехом и погрузилась в глубокий сон без сновидений и проснулась только тогда, когда утреннее солнце заглянуло внутрь палатки.
— Джиллан! — Кильдас стояла у входа, откинув в стороны брезентовые створки двери. Она смотрела на меня с видимым смущением. — Что ты там застряла?
Я вылезла из своего теплого мехового гнездышка и подошла к ней. Лошадей, на которых мы ехали, не было. Хотя другие палатки все еще оставались на месте, но площадка была пуста и палатки покинуты. По всей видимости, сопровождавшие невест люди лорда Имграя покинули пост, пока те спали.
— Может быть, они испугались и некоторые из них изменили в последнюю минуту свое решение? — заметила я. Кильдас улыбнулась.
—Я думаю, что твои сомнения напрасны. Ты же не передумала, не так ли, Джиллан?
Она была права. Ничто в мире не заставило бы меня этим утром повернуть обратно.
— По крайней мере, они были настолько великодушны, что оставили нам наш наряд невест, — Кильдас указала на довольно объемистый тюк. — Я не знаю, сколько у нас еще есть времени до того момента, как наши новые лорды позовут нас, но думаю, будет лучше, если мы будем уже готовы.
—Вставайте, девушки! — крикнула она внутрь палатки, и другие девушки зашевелились на своих кушетках. — Приветствуйте Единорога и то, что он нам принесет.
В одной из покинутых палаток мы обнаружили чаши из полированного рога и сосуды с водой, которая все еще была теплой и пахла травами. Мы помылись, а потом поровну распределили между собой содержимое вьюков, так что заботы наши были забыты и каждая из нас нарядилась так красиво, как только могла. Некоторым из обладательниц этих нарядов они показались диковинными, так как эти девушки были очень бедными, а другие, такие, как Кильдас, вполне соответствовали платью невесты из знатного дома.
Потом мы с большим аппетитом позавтракали тем, что осталось от ужина. И нам казалось, что время идет быстро. И вот, когда Кильдас подняла кубок за наше счастливое будущее, с другой стороны перевала послышался сигнал — звук рога нет, приветственный звук фанфары.
Я встала и повернулась к Кильдас и Сольфинне.
— Мы должны идти?
— Здесь нам нечего больше делать, — согласилась Кильдас. — Посмотрим, что это за счастье, за которое мы только что пили, ожидает нас.
Мы вышли наружу и стали спускаться вниз по тропе в плотное облако тумана, скрывающее все, что находилось внизу. Но дорога была ни крута, ни тяжела. Остальные девушки следовали за нами, шуршащие подолы их платьев не касались земли, а фата невесты скрывала лица. Ни одна из них не задержалась и не повернула назад, никто из них не выказывал никакого страха и мы молча продолжали свой путь.
Рог прозвучал трижды. В первый раз, когда мы отправились в путь, во второй раз, когда мы миновали перевал и теперь вот в третий раз. После третьего звука рога туман перед нами расступился, словно разведенный в стороны чьей то гигантской рукой и мы вышли на площадку, где была весна, а не зима. Короткая трава здесь была сочной и мягкой. Ворота из кустов образовывали входную арку и на этих кустах висели маленькие белые и желтые цветочки, напоминавшие колокольчики, и от них исходил сладкий запах, такой же, как от венков невест.
Не было видно ни одного человека; вместо них мы увидели лежащие тут и там на траве плащи накидки и некоторые из них были словно нарочно отброшены в сторону. Эти накидки были сделаны из тончайшей ткани и покрыты драгоценными камнями, каких никто из нас никогда не видел. Каждая из этих накидок отличалась от другой, хотя и едва заметно, потому что на всех них было столько узоров, что разбегались глаза.
Мы молча стояли и смотрели. Но чем дольше я глядела на то, что было передо мной, тем больше странное ощущение охватывало меня: мне казалось, что я вижу вторую картину, словно скрытую первой. Когда я концентрировала свое внимание на какой нибудь части этого зеленого лужка, на цветущих кустах или даже на какой нибудь накидке, радостное великолепие красок блекло, и я видела что то совсем другое, что выступало наружу из под всего этого.
Не было больше зеленой травы, а только коричневая зимняя земля и пепельно серая поросль, такая же, как на равнине, по которой мы ехали день назад. Не было никаких цветущих кустов, а только голые, колючие, без цветов, ветки. И накидки — покрытые сияющими драгоценными камнями, которые образовывали узоры, напоминавшие ряды каких то странных рун, (они не имели для меня никакого значения) и все эти накидки были такого же серого цвета, как и земля, на которой они лежали.
Чем дольше я на них глядела, сосредотачивая свою волю, тем больше бледнело все это колдовство. Взглянув на своих спутниц, я заметила, что они видели только то, что было на поверхности, и не видели того, что скрывалось под всем этим. И лица их были открыты. Они выглядели такими счастливыми, что я поняла: никакое мое предупреждение не сможет сломать их убежденность, да я и не хотела делать этого.
Они оставили меня, сначала Кильдас, а потом Сольфинна и другие. Они пробежали мимо меня на этот заколдованный луг и каждая из них подобрала одну из накидок, привлекших их своим великолепием, которое однако, было только видимостью.
Кильдас нагнулась, и, подобрав одну из накидок, накинула ее себе на плечи и грудь; на этой, светящейся голубыми огнями накидке, было вышито драгоценными камнями сказочное животное. Двойное зрение, пришедшее ко мне, ушло, и я теперь только изредка могла видеть то, что было скрыто колдовством от глаз других. Девушки прижимали к себе накидки как бесценные сокровища и быстро шли дальше, словно увидели свою цель и теперь старались как можно скорее достичь ее. Они подошли к кустам, прошли через арку и исчезли в облаке тумана, висевшего по ее другую сторону.
Сольфинна тоже сделала свой выбор и исчезла. Эдит и остальные последовали за ней, и я с испугом поняла, что осталась одна. Мое двойное зрение нагнало на меня страх, но дальнейшие колебания могли быть опасными. Но я все еще смотрела на оставшиеся накидки; их оставалось совсем немного, и их иллюзорная красота постепенно исчезала и все они стали казаться мне одинаковыми. Нет, не совсем одинаковыми, решила я, рассмотрев их повнимательнее, потому что ряды рун на них были различной длины и ширины.
Одна из накидок лежала несколько в стороне от остальных, в углу, почти на самом краю площадки. Руны на ней не образовывали единого узора, а были разрозненными. Некоторое время я старалась воспринять их колдовство, разглядеть зелено голубую, крылатую фигуру, сотканную из драгоценных кристаллов. Но это видение было настолько беглым, что в следующее мгновение я уже не знала, на самом ли деле видела все это. Однако я чувствовала, что эта накидка притягивает меня, по крайней мере, она притягивала мой взгляд сильнее, чем другие. И чтобы не вызвать подозрений я должна была сделать свой выбор немедленно. Но почему я так подумала, — не знаю.
Я пересекла мертвую, мерзлую землю, подняла накидку и прижала ее к себе, потом прошла через голые кусты в холодный туман, оставив позади себя лежащих на земле десять накидок; их колдовство и краски на них исчезли.
В тумане я слышала голоса и радостный смех, но никого не видела, и когда попыталась определить направление этих звуков, то не могла понять, с какой стороны они доносятся. Накидка в моих руках, отделанная серебристо серым мехом, становилась все теплее. Одетая в подвенечное платье, я начала мерзнуть, потому что оно почти не защищало меня от холода.
В тумане появилась темная тень: ко мне приближалась какая то фигура. Я почувствовала себя пойманной, у меня не было никаких шансов на бегство. Человек или зверь — или то и другое? Темная тень передвигалась на двух ногах, как человек. Но того, что встретили в этом тумане мои спутницы, они не испугались, потому, что в тумане звучали их счастливые голоса и не слышала печальных вздохов и рыданий.
Человек. Да, голова у него была человеческой. А я смотрела на него двойным зрением, которым разглядела серо коричневые накидки.
Наконец чужак вышел из тумана, и я смотрела, как он, принадлежащий к чужой расе, приближается ко мне, чтобы забрать меня. Он был высок, хотя и не так высок, как горец воин, строен как юноша и только его раскосые зеленые глаза были не глазами юноши, а усталыми, старыми и какими то лишенными возраста.
Каждая из его бровей так круто поднималась вверх, что глаза его, казалось, образовывали на лице прямой угол, вершиной которого был острый, выступающий вперед подбородок, и под таким же углом были подстрижены его густые волосы, спадающие на лоб. По человеческим меркам он был ни красивым, ни безобразным, а каким то совсем другим, непривычным.
На голове его не было ни шлема, ни чего нибудь еще, одет он был в кольчугу, которая, казалась, очень сильно стесняла его движения. Она спускалась до половины бедер, под ней были надеты плотно облегающие тело короткие брюки из гладкого серебристого меха, такого же короткого, который мне так понравился там, в палатке. Этот мех был почти таким же. На ногах — меховые сапоги, несколько более темного цвета, чем брюки. Его гибкую талию охватывал пояс из мягкого материала, застегивающийся на огромную пряжку, к которой был прикреплен странный, молочно белого цвета, камень.
Так я впервые увидела Херрела, всадника оборотня, чью накидку я подобрала, ничуть не прельщенная ее колдовством.
— Мой… Мой лорд? — наконец вежливо спросила я, так как он, очевидно, не хотел нарушать молчание, воцарившееся между нами.
Он улыбнулся, почти насмешливо.
— Моя леди, — ответил он мне, и в его голосе снова прозвучала легкая насмешка, но я чувствовала, что она относилась не ко мне. — Кажется, мне удалось устроить все гораздо лучше, чем я надеялся, и ты подобрала мою накидку.
Он протянул руку и взял у меня накидку.
— Я Херрел, — сказал он.
— Джиллан, — ответила я. И тут осознала, что не знаю, что ждет меня дальше, потому что в своих планах и в своих мечтах никогда не пыталась заглянуть дальше этого места.
— Приветствую тебя, Джиллан… — Херрел взмахнул накидкой и заботливо закутал ею мои плечи так, что она укрыла меня от шеи и почти до самой земли.
— Итак, я заявляю свои права на тебя, Джиллан, если ты тоже хочешь этого.
В его последних словах был неприкрытый вопрос. Если это был какой то вид церемонии, он давал мне возможность для отступления. Но я не могла вернуться назад.
— Это и мое желание тоже, Херрел.
Он все еще тихо стоял, словно ждал чего то еще, но я не знала, чего. А потом он нагнулся и спросил меня еще более резким голосом:
— Что находится на твоих плечах, Джиллан?
— Серо коричневая накидка, отороченная мехом…
Мне показалось, что он на мгновение задержал дыхание.
—А каким ты видишь меня, Джиллан? — спросил он тогда.
— Я вижу мужчину, молодого и не молодого, одетого в кольчугу и меховую одежду и он носит пояс с серебряной пряжкой и с серебристо белым камнем. На голове у него черные волосы и…
Мои слова нарушили эту тишину, казавшуюся мне угрожающей. Херрел протянул руку и так быстро сорвал с моей головы фату, что из моей косы выпали заколки, коса распустилась и волосы рассыпались по плечам и по спине поверх накидки, которую он сам надел на меня как символ нашей связи.
— Кто ты? — его голос звучал так же требовательно, как и голос лорда Имграя при нашей прошлой встрече.
— Я Джиллан, пленница воина, из за моря привезенная в долины Высшего Халлака и пришедшая сюда по собственной воле. — Я говорила ему правду, потому что знала, что он имеет право знать правду.
Он отбросил фату в туман, а потом нарисовал пальцами в воздухе между нами какой то узор и слабое мерцание света возникло там, где двигался его палец. Но улыбка его погасла и на лице появилось такое выражение, словно он с чем то боролся.
— Мы связаны накидкой — и это не случайность, а судьба. Но я прошу тебя об одном, Джиллан, если у тебя есть то, что ты называешь двойным зрением, постарайся по крайней мере, на некоторое время, смотреть обычным зрением — все другое опасно.
Я не знала, как мне это сделать, но напряженно пыталась представить под своими ногами зеленую траву и яркие краски вокруг. На мгновение одна картина наплыла на другую, а потом я снова оказалась среди всего этого великолепия закутанная в зелено голубую накидку, вышитую каплями драгоценных камней. И у Херрела внезапно появилось другое лицо, более похожее на человеческое и чрезвычайно привлекательное, но та, другая его внешность мне нравилась больше.
Не говоря больше ни слова, он взял меня за руку и мы вместе вышли из туманной страны Ничто в зеленую рощу с цветущими деревьями. Там я снова нашла своих спутниц, и каждую из них сопровождал мужчина, подобный Херрелу. Они сидели на траве, ели и пили, каждая пара из одной тарелки, принадлежащей только ей, так как это было в обычае долины во время свадеб.
В стороне стояли другие мужчины и они были без спутниц. Празднующие, казалось, не замечали их. Когда мы проходили мимо этих мужчин, они все повернулись и уставились на нас. Один из них со сдавленным криком выступил вперед, и это не обещало нам ничего хорошего. Но двое других оттащили его назад, в свою группу. Херрел завел меня в маленькую нишу между двумя цветущими деревьями, исчез, а потом вернулся назад с едой и питьем в хрустальных сосудах — или, мне показалось, что это так.
— Смейся, — тихо сказал он мне. — Покажи что ты счастлива, потому что здесь есть те, которые за нами наблюдают, и то, о чем мы с тобой будем говорить, не предназначается для других ушей и не соответствует их мыслям.
Я отломила кусок пирога и поднесла его к губам. Мне удалось улыбнуться и даже рассмеяться, но внутренне я все время была начеку.