На следующее утро мы выехали из опорного пункта всадников, и на этот раз нас сопровождало больше вьючных лошадей, потому что возвращения назад не планировалось. Мы приближались к Вратам в их исчезнувшую страну. Мы поднимались в горы все выше и выше, дул холодный ветер, хотя снега и не было. Херрел ехал слева от меня, не говоря ничего. Изредка он поднимал голову и ноздри его расширялись, словно он чуял в воздухе опасность. Осторожно оглянувшись, я увидела, что остальные всадники делают то же самое, а девушки все еще околдованы и пребывают в восхищении. На всадниках были серебристые шлемы с гербом. Шлем Херрела украшала великолепно сделанная маленькая фигурка в виде присевшей и готовой к прыжку горной кошки. Гербом мужчины, ехавшего рядом с Кильдас, была птица — может быть, орел с распростертыми крыльями, словно вот вот готовый взлететь в воздух. А за ним ехал человек, и на его шлеме была фигурка медведя, очень злобного красно коричневого обитателя горных лесов, которого охотники боялись больше, чем всех остальных диких зверей.
Человек с медведем на шлеме повернул голову и я узнала Хальзе. Медведь, кошка, орел; я попыталась рассмотреть гербы других: дикий кабан с клыками поднятыми для нападения, волк… Оборотни, колдуны, могли ли они на самом деле превращаться в зверей и птиц по своей воле и желанию? Или то, что я видела в последнюю ночь, было только иллюзией направленной на то, чтобы оттолкнуть меня от Херрела?
На небольшой площадке мы сделали привал, чтобы перекусить. Я заметила, что всадники все еще обеспокоены. Те, у которых были невесты, собрались вокруг Хирона и трое из них через некоторое время поскакали дальше. Ни одна из девушек, казалось, не заметила этого беспокойства, так что и я должна была выглядеть беззаботной. Но когда Херрел поднес мне стакан вина, я шепотом спросила у него, что их так волнует.
— Опасность — к востоку отсюда. Люди, возможно, ализонцы…
— Но Ализон на этом берегу уничтожен! Нет больше никаких… — я не смогла скрыть своего удивления.
— Некоторые из них в отчаянии бежали, потому что у них здесь не осталось ни одного корабля, а другого пути вернуться на родину у них не было. Эти люди укрылись в глухих местах и живут разбоем и налетами.
— Но так далеко на север…
— Они знают, что Люди Высшего Халлака сюда не заходят, а нас они оставили в степях.
— Но они также знают, что всадники все еще здесь, а на всадников они нападать не отважатся! — Я переняла уверенность жителей долины в том, что те, с кем я сейчас ехала, были непобедимы, и не было человека, могущественнее их и который по собственной воле выступил бы против всадников.
— Джиллан, — Херрел слегка улыбнулся. — Ты переоцениваешь нас. У нас есть способности, которых нет у других рас, но мы так же истекаем кровью, если нас ранят мечом, и так же умираем, если рана достаточно глубока. И, как ты видишь, нас немного. Ты сама должна понять, что очень трудно все время поддерживать иллюзию. Двенадцать из нас пошли своим путем. От каждого из тех, кто сопровождает невесту, требуется более, чем только воля, чтобы поддерживать иллюзию. В последнюю ночь ты спросила у меня, было ли на самом деле то, что ты видела. Да, иногда я бываю этим — в бою. Мы изменяем свои тела ради своей собственной безопасности. Но для того, чтобы принять то или иное обличье, требуются воля и сила духа. Эти юные девушки из Высшего Халлака видят нас такими, какими мы хотим им казаться. Однако если сейчас нам придется принять бой, они увидят нас такими, какими видела нас ты, и это может быть концом всего, что мы получили в результате нашего договора. Скажи мне откровенно, Джиллан, кто из тех, кто пришел сюда с тобой, примет наш настоящий вид, не делая никакой разницы?
— Я недостаточно хорошо знаю их…
— Но ты можешь оценить их…
— Очень немногие, — может быть, я недооценивала девушек Высшего Халлака, но когда я думала об их разговорах и том огромном страхе, с которым они ехали к перевалу, я, вероятно, не ошибалась.
— Вот видишь. И это нам очень сильно мешает, а тем, кто на нас нападет
— терять нечего. Но я не думаю, что они нападут на нас. Мы надеемся, что до сражения дело не дойдет.
Но надежда эта была напрасной. Через час после того, как мы покинули нашу площадку отдыха, Всадники разделились на две группы. Некоторые всадники, те, кто по трое эскортировали каждую из нас, направились галопом на восток и скрылись из виду. Несколько из них все же остались с нами. Одним из них был Хальзе, который взад и вперед скакал вдоль нашей колонны и каждый раз, когда он проезжал мимо, мне казалось, что он поворачивает голову ко мне и медведь на его шлеме сверкает на меня злобными глазами.
Зимой сумерки наступают рано, и вот уже тени выползли на дорогу, которая вилась между обломками скал, покрытыми снегом. Лошадь Херрела остановилась и я натянула поводья своей кобылы. Остальные всадники исчезли, и мы наконец остались одни.
Остановившись, Херрел спешился и осмотрел передние ноги своей лошади. К моему удивлению, он осматривал не копыта, а длинные волосы, защищавшие их. Внезапно пальцы его замерли и все тело напряглось.
— Что случилось? — спросила я.
Но не получила никакого ответа. В воздухе прозвучало тонкое, пронзительное пение. Лошадь Херрела встала на дыбы, всхрапнула, брыкнулась и сбросила Херрела на землю.
Я тоже не смогла удержать свою кобылу. Она слепо помчалась прочь. Напрасно я пыталась успокоить ее, совладать с ней при помощи поводьев, чтобы заставить ее снова повиноваться мне. Наконец я в отчаянии вцепилась в ее гриву. На своей груди я чувствовала жжение, казалось, что то обжигало мою кожу. Амулет — я совсем забыла о нем. Однажды я тайно сделала его из трав и ягод, зашила в платочек и вышила на этом платочке символы. Свои знания я почерпнула из старых книг, особенно рецепты, которые испытала сама, а знание, которым я пользовалась, происходили от верований, таких же старых, как и вся религия. Я носила амулет на шее на ленточке, под костюмом и гербом. Даже монахиня Алюзан сказала, что в старом, передающемся из поколения в поколение знании имеется доля истины.
Одной рукой я схватила амулет и сорвала его с ленточки, а потом, почти не сознавая, почему так делаю, прижала амулет к покрытой пеной лошади. Та взбрыкнула, испуганно заржала и замедлила свой головокружительный бег. Моя воля наконец победила, и мы вернулись. Я была уверена, что мою кобылу и лошадь Херрела нарочно привели в состояние паники.
Я почти боялась, что не найду обратной дороги, потому что все скалы вокруг выглядели одинаково. Позади меня послышался стук копыт и сразу же после этого возле меня оказался Хальзе. Я видела его сверкающие глазки человека медведя. Он нагнулся, чтобы подхватить поводья моей лошади и заставить ее остановиться. Я оттолкнула его руку, и при этом амулет соскользнул с разорванной ленточки и ударил его по запястью,
— Aaaa… — крик боли, словно на него обрушился удар бича. Он отпрянул, и его лошадь встала на дыбы. А потом я снова оказалась вне пределов его досягаемости и поскакала к Херрелу.
Но там была только его лошадь, стоявшая со свисающими поводьями и опущенной головой. А потом я увидела на скальном выступе такого же, готового к прыжку зверя, какого я видела в лунном свете на кровати.
— Херрел? — Я была так уверена в том, что зверь снова превратится в человека, что, забыв про всякую осторожность, спрыгнула с лошади и побежала к скале. Но на этот раз мне не удалось прогнать фантом. Зеленые глаза пристально смотрели в том направлении, откуда мы прибыли. А потом хищная кошка издала долгий вой. Я испуганно отпрянула от скалы и внезапно амулет, который я все еще сжимала в руке, снова нагрелся. Я торопливо убрала руку от скалы, о которую опиралась и увидела в щели скалы какой то предмет. От него исходили такие волны злобы, что я не задумываясь, вытащила его из трещины и бросила на землю. Предмет этот был длиной с мое предплечье и раскалился, когда я приблизила к нему амулет. Я начала топтать его каблуками сапог и топтала до тех пор, пока он не разлетелся по камням мелкими осколками.
— Харроооо! — отразилось от скал, и этот звук исходил из человеческого горла. Потом я услышала другой крик и шипение зверя.
А затем, так быстро, что я едва это заметила, мимо меня пронесся медведь, за которым следовал черный волк. Надо мной пролетела гигантская птица. Потом я увидела огромного серого волка, еще одну кошку, на этот раз
— красно коричневую, с черными пятнами, второго черного волка: отряд всадников на боевой тропе. Но самого боя я не видела. И может быть, это было и к лучшему, потому что я услышала крики, наполненные таким ужасом, что зажала уши и забилась в щель скалы. Мое мужество покинуло меня. У меня было только одно желание: не видеть и не слышать ничего, что происходило там, где в полутьме сошлись звери и люди.
Я снова пришла в себя, когда кто то потряс меня за плечо и назвал по имени.
— Джиллан!
Я взглянула в зеленые глаза, но на этот раз они находились не на голове кошки. Хотя я все еще видела эту кошку, но сейчас это был только шлем с фигуркой на нем…
— Она видела нас! Она знает все! — услышала я чей то голос по ту сторону моего маленького мирка, в котором была заключена и где кроме меня был только Херрел.
— Она знает больше, чем вы думаете, братья, по отряду! Посмотрите на то, что она держит в руках!
Гнев сгущался вокруг меня и я почти ощущала его в виде плотного красного тумана.
Потом мои плечи обвила чья то рука и поддержала меня, словно обещая безопасность.
— Прекратите! Лучше посмотрите, что она сжимает в руке! Посмотрите же
— Харл, Хизон, Хулор! В этом предмете заключено волшебство, но в этом волшебстве нет ничего злого, если только против него не будет направлено какое нибудь зло! Харл, скажи Семь Слов, держа это в руке.
Я услышала слова или звуки, такие жесткие, что моим ушам стало больно. Слова чужой Силы.
— Ну?
— Да, это волшебство, но оно направлено только против Власти Тьмы!
— А теперь посмотрите туда!
Красный туман гнева исчез. Я снова видела, как обычно, глазами, а не чувствами. Там, где я растоптала этот предмет, в небо поднималась тоненькая ниточка маслянисто черного дыма и скверный запах, появившийся, когда я топтала предмет, исчез. Дым медленно сформировался во что то вроде жезла, подобного тому, какой я нашла в расщелине скалы.
Ревун, один из тех, которые используют Темные Силы.
Снова прозвучали странные слова, на этот раз произнесенные почти всеми одновременно. Жезл, сформировавшийся из дыма, покачнулся и внезапно исчез с резким щелкающим звуком.
— Вы сами видели это, — сказал Херрел. — Теперь вы знаете, что это было за колдовство. Тот, кто носит такой амулет, как и Джиллан, не может заниматься черной магией. — Джиллан, — он повернулся ко мне. — Что ты знаешь об этом только что исчезнувшем предмете?
— Амулет обжег мне руку, когда я оперлась о камень. Я увидела в камне расщелину и в ней находился тот предмет. Я… я вытащила его и раздавила сапогами на мелкие кусочки.
— Смотрите, — Херрел снова повернулся к остальным всадникам. — Мне кажется, братья по отряду, что мы должны быть благодарны ей за спасение. Если бы эта вещь все еще продолжала действовать, могло произойти вот что: мы не смогли бы избавиться от нашего боевого обличья, не смогли бы снова превратиться в людей и вернуться назад, к тем, кто не должен знать о нас правду.
Среди всадников послышалось быстрое перешептывание.
— Нам следует все это обсудить, — заявил Хальзе.
— Пусть будет так, — ответил Херрел. — И вы убедитесь в том, что здесь произошло. Но здесь, может быть, и другое колдовство, Харл, прошу тебя, взгляни на левую переднюю бабку Рошана.
Я видела, как тот всадник, у кого на шлеме была прикреплена фигурка орла, подошел к лошади Херрела, нагнулся к ее левой передней ноге и ощупал копыто.
— Путы колдовства?
— Да. И вы утверждаете, что это работа какого нибудь нашего врага или моей леди? Может быть, — Херрел бросил долгий взгляд на каждого из присутствующих здесь всадников. — Может быть, это и было задумано, как шутка. Но это чуть было не стало причиной моей гибели, а также каждого из нас, кто пришел сюда. А может, это была совсем не шутка. Кто то надеялся, что я остановлюсь и паду жертвой судьбы или врага?
— Тогда у тебя есть право требовать удовлетворения с помощью меча, — сказал ему Хальзе.
— Я знаю это и потребую, когда найду того, кто пытался сыграть со мной такую скверную шутку.
Херрел посадил меня в седло, а потом сел позади меня. Его руки обняли меня, но я все же чувствовала себя одиноко. Одиноко среди тех, кто, как мне казалось, ненавидел меня.