АНДРЕ НОРТОН
Высокий Холлек: Год Единорога

Меня окружал пепельно серый лес. Я знала, что за мной охотятся. У меня не было ни оружия, ни защиты, но я не бежала прочь. Я прислонилась спиной к сухому дереву и ждала.
Ветер шелестел блеклыми листьями — нет, это был не ветер, это была чья то воля, которая нахлынула на меня таким мощным потоком, что задрожали листья. Я вынудила себя оставаться на месте и ждать.
Бледные серые тени появились между деревьями и их бесформенные очертания казались чудовищными. Но я спокойно ждала и они, хотя и собирались угрожающе за деревьями, но не нападали.
За дуновением ветра последовал жалобный звук, такой высокий и резкий, что от него стало больно ушам. Тени закачались и разлетелись. И из леса вышли те, у которых были тела: медведь, волк, орел, кабан и другие, о которых я ничего не могла сказать. Они шли на задних ногах и это делало их еще более ужасными, чем если бы они шли на всех четырех.
Я судорожно попыталась заговорить с ними. Если бы мне удалось произнести их имена вслух! Но горло мое словно перехватило.
Позади зверей снова собирались тени и очертания их размывались, формировались и снова расплывались, так что я знала только то, что существа эти были ужасны и враждебны человеку. Звери отступили в сторону и освободили место для своего Предводителя, огромного дикого жеребца. Он тоже стоял на задних ногах и держал в человеческих руках оружие — серо белый лук, кое где посеребренный и тетива его зеленовато мерцала.
Медведь подал ему стрелу, и стрела тоже была зеленая. Казалось, что древко ее сделано из луча света.
— Во имя Костей Смерти, Власти Серебра и Силы нашей Воли… — ни одного произнесенного вслух слова, но слова этого угрожающего заклинания болезненно отдавались у меня в голове. — Мы разъединяем от имени этих троих, и никто больше не будет в силах их соединить!
Стрела была наложена на мерцающую тетиву. В это мгновение мне хотелось бежать, но их объединенная воля держала меня с такой силой, словно я была прикована к дереву. И тетива выпустила стрелу.
Холод, нестерпимый холод, который так глубоко проник в меня, что превратился в боль, которую я должна была вынести. Я все еще стояла, прислонившись к дереву — или уже нет? Потому, что я видела всю эту сцену своим странным двойным зрением, словно некто, к кому все это не имело отношения. Тут была Джиллан, которая стояла, прислонившись к дереву и другая Джиллан, лежащая на земле. Потом стоящая Джиллан подошла к животным, которые окружили ее и вместе с ней исчезли среди деревьев. Но лежащая Джиллан не пошевелилась. А потом я внезапно стала лежащей Джиллан. И все еще был холод, такой пронизывающий, какого я никогда еще не чувствовала.
Я открыла глаза. Моя память снова вернулась ко мне. Эти скалы я уже видела… Это была долина, в которой находились Врата, ведущие в затерянную страну всадников. Но долина была покинута. Тут не было больше ни палаток, ни верховых животных, привязанных рядом. Падал снег, но он еще не успел покрыть кострище с почерневшими камнями. Огонь, тепло, чтобы прогнать этот болезненный холод из моего тела!
Я на четвереньках подползла к камням и погрузила пальцы в золу. Но зола уже давно остыла и была так же холодна, как и моя рука.
— Херрел! Кильдас! Херрел! — громко прокричала я, и звук этих имен отразился от каменных стен. Но не было никакого ответа. Лагерь был свернут и все, кто был в нем, ушли!
Я не могла поверить, что это был сон. Это была правда, и я испугалась этой правды. По видимому, всадники действительно освободились от той, которая была им не нужна, и освободились очень простым способом: они оставили ее в дикой местности.
У меня есть две ноги… я могу идти… могу последовать за ними…
Я, шатаясь, поднялась на ноги и пошла в долину. И тут — она снова была здесь — высокая, все закрывающая стена! И были ли здесь когда нибудь Врата? Я не видела их! Но если они были, они снова закрылись!
Мне было так холодно, мне хотелось лечь на снег и заснуть, и чтобы никогда не проснуться от этого сна. А может быть это не сон, а что то означает этот пепельно серый лес и эти ужасные тени! Я с большим трудом опять вскарабкалась на каменный горб. Меховая подстилка, на которой я лежала, была покрыта снегом. А возле подстилки находилось что то еще: моя сумка с лекарствами.
Почти бесчувственными от холода пальцами я достала флакончик, отпила из него и подождала, пока тепло не распространится по моему телу. Но ничего не произошло. Мне казалось, что какая то часть меня была заморожена или удалена и образовавшаяся на ее месте пустота заполнилась льдом. Но голова была ясной и руки повиновались мозгу.
У меня остались подстилка, сумка и одежда для путешествий, которая была надета на мне. И больше ничего: ни оружия, ни пищи.
Я нашла немного дров, которые всадники везли с собой, отнесла их к костру и положила там. Потом кончиком пальца намазала мазь на две ветки и добавила несколько капель жидкости из одного флакона. Вспыхнуло пламя и быстро охватило все дрова. Всадники поступили очень глупо, оставив мне мою сумку. Я знала, что в ней находилось, а они и представить себе этого не могли.
Тепло согрело мои руки, мое лицо, мое тело. Да, это было тепло. Но внутри меня все еще царил холод, леденящая пустота. Наконец; мне удалось найти верное слово для того, что я чувствовала. Я была опустошена — или, вернее, меня опустошили. Но что именно у меня отобрали? Не жизнь, потому что я двигалась и дышала, испытывала голод и жажду. Укрепляющее питье, из сумки смягчило муки голода, а жажду я утолила снегом. Но я была опустошена и никогда не буду чувствовать себя нормально, пока у меня снова не будет того, что у меня отобрали.
То, мое, что увезли с собой звери, мне необходимо и я должна снова это обрести. Было ли это на самом деле сном? Нет, это был не только сон. Они использовали против меня свое колдовство, пока я спала — в последнюю ночь? А как долго я находилась здесь? По слухам, с помощью колдовства, можно было даже менять время для самого себя. Они оставили меня опустошенной и холодной в мире сна, и, может быть, восприняли это как один из видов смерти. Но на тот случай, если им не удастся устранить меня с помощью колдовства, как это не удавалось раньше, они оставили умирать меня здесь, в этой глуши. Но почему они меня так боятся или ненавидят? Потому что не могут околдовать меня и я не подчинилась их воле, как другие девушки из долины?
«Колдунья» — назвал меня Херрел и он, казалось, хорошо знал, о чем говорил. Была ли я действительно колдуньей? Но я не знала своих сил и не могла обращаться с ними. Колдунья, которая была покалечена и стала неполноценной, такой, как, по утверждению Херрела, был неполноценным он сам. Неполноценен?
Я взглянула на каменную стену, где не было больше никаких Врат. То, что сделало бы меня полноценной, исчезло за этой скалой. Но оно притягивало меня — оно действительно притягивало меня! Пока мое тело отдыхало, мой разум работал, и я все сильнее и сильнее чувствовала это влечение. Мне казалось, что я в самом деле вижу те нити, которые идут от меня прямо в эту скалу.
Потом снег прекратился, и дрова в костре почти прогорели. Я должна была найти какой нибудь способ проникнуть через этот барьер или перебраться через него.
— Стой! Остановись!
Я вздрогнула. В долину въезжали люди и на них тоже были шлемы с гербами и забралами. Меховые накидки были короткими, а сапоги украшали шпоры.
Охотники из Ализона?
Я не шелохнулась. Стрелы в их натянутых луках были направлены на меня.
— Женщина! — Один из них объехал меня, вылез из седла и побежал ко мне. В шлеме он выглядел еще более чужим, чем всадники оборотни.
У меня не было возможности для бегства. Если я попытаюсь вскарабкаться на скалу, они без труда схватят меня, а если побегу к Вратам, то попаду в ловушку.
То, что я никуда не бежала, удивило его. Он медленно подошел ко мне, перевел взгляд с костра на меня, а потом на своих спутников.
— Может быть, твои друзья бросили тебя, а?
— Осторожнее, Смаркл! — резко крикнул один из его товарищей, — разве ты никогда не слышал о засаде с приманкой?
Он тотчас же остановился и прижался к скале. Воцарилось долгое молчание. Люди сидели в седлах и ждали, их стрелы были направлены на меня.
— Эй ты, там, иди к нам! — крикнул наконец один из всадников. — Иди сюда или мы тебя пристрелим!
Может быть было бы лучше не подчиняться им и умереть быстрой, чистой смертью. Но во мне возник какой то порыв, более сильный, чем все остальные чувства, мне так необходимо было получить обратно то, что я утратила, и потому я не могла так просто расстаться с жизнью. Я прошла мимо кострища, к скале, за которой меня с нетерпением ждал Смаркл.
— Это одна из девушек Дэйла, капитан! — крикнул он остальным.
— Иди сюда, ты!
Я медленно пошла дальше. Насколько я видела, тут были четыре воина, командир и Смаркл. Сколько всего их въехало в долину, я не знала. Очевидно, они последовали сюда за всадниками оборотнями, поэтому и углубились так далеко в степь на большое расстояние от моря, которое было для этих людей единственным путем на их родину и где их могли подобрать корабли. Как сказал Херрел, они были в отчаянии и им нечего было больше терять и ничто не могло их остановить. И они были чудовищами, еще более страшными, чем всадники оборотни.
— Кто ты? — резко спросил старший.
— Невеста из Дэйла, — я сказала правду.
— А где остальные?
— Уехали дальше.
— Уехали дальше? И оставили тебя здесь? Ты считаешь нас идиотами…
На меня нашло вдохновение.
— Я больна горной лихорадкой, а для них она вдвойне опасна. Разве вы не знаете, что всадники оборотни не такие, как мы?
— Что ты об этом думаешь, капитан? — спросил Смаркл. — Если бы это была ловушка, они бы уже давно уничтожили нас…
— Держи ее крепче!
Смаркл подошел ко мне и прижал меня всем весом своего тела к скале. Дыхание его было жарким и дурно пахнущим, и глаза, которые я видела через прорези его шлема, голодно сверкали. Потом он оторвал меня от скалы и крепко сжал, хотя я и не думала сопротивляться.
— Она не из Халлака! — один из солдат нагнулся и уставился на меня. — Вы видели когда нибудь, чтобы у кого нибудь из них были такие волосы?
Косы мои распустились, и на фоне снега они казались еще более черными и еще сильнее бросались в глаза. Люди из Ализона осмотрели меня сверху донизу, и мне показалось, что я заметила в их глазах настороженность, так, словно они внезапно почувствовали себя не в своей тарелке.
— Рота Клатара! — выругался один из солдат. — Взгляните на нее! Слыхали ли вы когда нибудь о таком?
Губы капитана изогнулись под забралом в недовольной гримасе.
— Да, Тактор, я слышал о подобных ей, но, конечно, не в этой стране. Но я также слыхал, что есть одно средство обезвредить такую колдунью, очень приятное средство…
Смаркл усмехнулся и еще крепче сжал мою руку.
— Вы не должны глядеть ей в глаза, капитан. Она таким образом может выбить человека из седла. Колдуньи из Эсткарпа знают, как околдовать смертного мужчину.
— Вполне возможно. Но она же тоже смертная. В любом случае, у нас есть великолепное развлечение.
Я не имела ни малейшего понятия, о чем они говорили. Насколько я поняла, они очевидно думали, что я принадлежу к одной из враждебных им рас.
— Принесите топлива для костра, — сказал предводитель солдатам. — Здесь становится холодно. Солнце заходит за скалы.
— Капитан, — сказал Тактор, — почему она осталась здесь, если не для того, чтобы причинить нам вред?
— Причинить нам вред? Может быть. Но я скорее думаю, что они обнаружили то, что она из себя представляет и поэтому оставили ее здесь!
— Но эти дьяволы тоже кое что смыслят в магии!
— Да, это так. Но и волки в стае нападают друг на друга, когда голод достаточно силен. Может быть, между ними произошла ссора, о которой мы ничего не знаем. Может быть даже, эти овцы из долины придумали план, и эту девчонку привезли контрабандой, чтобы нарушить договор. Если это так, то, значит, ее предали или раскрыли. В любом случае, они ее бросили, и мы с ее помощью узнаем кое что!
Смаркл все сильнее сжимал мою руку, и его прикосновение было оскорблением, и я почувствовала стыд, понимая, о чем они говорят. Во мне все еще оставалось какое то чувство, какое то слабое воспоминание о том, что когда то я была живой и мне было так хорошо.
Они набрали много дров. Когда то видимо давно в этой долине протекала река, и теперь между камней валялось множество обломков деревьев. Мужчины развели костер, и я словно воспрянула к новой жизни. Смаркл набросил на мои руки и плечи кожаную петлю, потом связал мне лодыжки, и, таким образом, я стала их пленницей.
Их физический голод, казалось, пересиливал другой голод, потому что они принесли ременные силки с какой то птицей и крупного кролика, которых они разделали и подвесили над костром.
Предводитель стоял передо мной, широко расставив ноги.
— Колдунья, куда поехали всадники оборотни?
— Дальше.
— И они оставили тебя, потому что обнаружили, кем ты являешься?
— Да, — это могло быть так или не так, но, вероятно, он был прав.
— И их колдовство было таким же могущественным, как и твое…
— Я не могу судить об их могуществе.
Он задумался над этим, и мне показалось, что ему не понравились его собственные мысли.
— Что находится там, дальше, впереди?
— Теперь там нет ничего, — честно ответила я.
— Что же, они улетели или превратились в воздух? — Смаркл грубо рванул веревки на моих лодыжках. — Тебе не удастся обмануть нас, колдунья!
— Всадники проехали через Врата, и они снова закрылись за ними.
Предводитель взглянул на солнце, которое уже почти скрылось за скалами и длинные тени протянулись по долине. Потом предводитель осмотрел долину. Видимо, ему не понравилось то, что он увидел, но он был опытным воином, и сам хотел убедиться в правдивости сказанного мною. Движением руки он подозвал двух солдат, они вытащили мечи и стали карабкаться по насыпи на каменный горб.
В тени скалы я заметила наплечный ремень своей сумки и надеялась, что они не обратили на него внимания. Я должна сама заполучить свою сумку, чтобы начать «колдовать»…
Капитан снова повернулся ко мне, чтобы продолжить допрос.
— Куда они ушли? Что находится за этим барьером?
— Я не знаю этого. Знаю только, что они искали другую страну.
Командир поднял забрало и снял шлем. Его волосы были очень светлыми, но не тепло золотистыми или красно коричневыми, как у мужчин Дэйла, а почти белыми, как у старика, но только он не был стар. У него был подвижный, крупный нос, похожий на клюв орла, высокие скулы и маленькие глазки с узкими веками. Я увидела на его лице следы усталости и напряжения, как у человека, который находился уже на пределе выдержки. Он опустился на камень, больше не обращая на меня внимания, и уставился на пламя костра.
Немного позднее вернулись разведчики.
— Кучи упавшего щебня и скалы. Они не могли уйти этим путем.
— Но они не проехали сюда, в долину, — неуверенно сказал другой разведчик. — Если они вернулись, они не могли проехать мимо нас. Они приехали сюда — а потом исчезли!
Взгляд предводителя снова уставился на меня.
— Как?
— Наверное, с помощью волшебства. Они просили о том, чтобы им открыли Врата. Так и произошло.
К сожалению. Врата открылись для них, а не для меня, не меня это не могло удержать, также, как и этих людей. Где то по другую сторону каменного барьера сейчас находилась часть меня. Она притягивала и звала, желая, чтобы мы снова стали единым целым.
— Она, наверное, сможет привести нас туда… — Тактор кивнул в сторону каменного барьера. — Говорят, что этим колдуньям подчиняются ветер и волны, земля и небо, растения и животные.
— Но ведь колдунья одна; разве может она сделать это, если она никогда прежде не пользовалась своей силой? — Капитан покачал головой. — Вы думаете, она осталась бы здесь и стала бы дожидаться нас, если бы сама могла последовать за всадниками тем же путем. Нет, мы, наверное, потеряли свою добычу…
Смаркл провел языком по губам, увлажняя их.
— Что мы будем теперь делать, капитан?
Тот пожал плечами.
— Поедим, а потом… — он с ухмылкой взглянул на меня, — потом развлечемся с ней. А завтра утром составим новый план.
Один из них усмехнулся, а другой ударил по плечу своего спутника. Они отбросили мысли о завтрашнем дне и жили лишь настоящим моментом, как это было в обычае у воинов. Я взглянула на мясо, жарящееся на костре. Скоро оно уже будет готово. Они поедят, а дальше…
До сих пор я оставалась пассивной. Хотя меня и связали, но не обращались со мной жестоко. Но время шло. Они поедят, а потом…
Но у меня было знание. Это было внутри меня, я была уверена, что смогу использовать этот оставшийся у меня час, как щит и меч, если перейду в нападение. Воля — я всегда могла противопоставить всему свою волю. Сила воли… Могла ли я так сконцентрировать силу своей воли, чтобы она стала оружием?