— Правильно говоришь ты, леди Ллана, что невежливо спрашивать у хозяина, почему он приглашает на пир. Но так как в нашем обществе все откровенны… что ж, мне не нужно скрывать свои поступки. — Он говорил уверенно и высокомерно.
— Правда, что есть отчуждение между нами, из Арвона, и теми, кто живет в дикой местности. Главным образом потому, что никто не задает себе вопроса о причине этого. У нас нет общей крови, мы разных родов, но долго жили мы мирно по соседству…
Встала женщина в белых камнях. Бриксия подумала, что та своим спокойным лицом упрекает говорящего. Женщина подняла руку к груди и сделала жест, за которым девушка не смогла уследить. Но в воздухе вспыхнул белым огнем символ. Несколько мгновений он и оставался белым, как свет полной луны летом. Потом словно кровь стала примешиваться к нему и загрязнять. Розовый оттенок становился все темнее, но края символа оставались четкими и хорошо заметными.
Символ стал алым. Но изменения еще не закончились. Он все темнел и темнел, почернел. Потом задергался в воздухе, как будто стал живым существом, которому эти изменения причиняют муку.
И вот белый символ стал совершенно черным, и вся его суть изменилась. А сидящие за пиршественным столом выглядели все более мрачными и встревоженными. Только жаба и женщина птица оставались равнодушными и спокойными.
Даже Элдор сделал шаг назад. Он поднял руку, словно хотел стереть этот мрачно светящийся знак. Потом снова опустил руку. Лицо его стало серьезным.
Но не он нарушил молчание. Все в зале затаили дыхание, ожидая конца этого катастрофического происшествия. Заговорила женщина, начертившая символ:
— Да будет так… — Эти три слова прозвучали, как приговор суда, определяющего судьбу целых народов.
Очевидно в ответ на эти слова, большинство сидящих за столом встало, повернув к Элдору напряженные обвиняющие лица. Он держал голову высоко и вызывающе смотрел на них.
— Я лорд Варра! — Он произнес это подчеркнуто, словно слова его имели еще один, тайный, смысл.
Женщина с белыми камнями слегка наклонила голову.
— Ты лорд Варра, — спокойно согласилась она. — Ты подтвердил свое господство. Но лорд отвечает за свою землю — в конечном счете всегда ответит.
Его зубы сверкнули в волчьей улыбке.
— Да, за право быть лордом нужно отвечать. Вы полагаете, ваша светлость, я не задумался над этим до того…
— До того как сговориться с этими! — Зарстор сделал несколько шагов в глубь зала. Он поднял руку, указал на жабу и птицу женщину.
Элдор рявкнул:
— Я сказал, что мы с тобой одни решим дело, родич! Ты стыдишь меня, и за это я наложу на тебя, и на твою землю, и на этих людей рыб, с которыми ты живешь, худший стыд! Едоки грязи, живущие в грязи, осквернители мира…
— голос его перешел в крик. — Ты опозорил наш род, ты унизил нашу кровь, превратил ее в пыль…
Чем больше гневался Элдор, тем спокойнее становился Зарстор. Воины в чешуйчатых доспехах теснее окружили его. Руки они положили на рукояти своих мечей; Бриксия видела, что они бросают быстрые взгляды по сторонам, словно ожидают, что со стен зала на них набросятся враги.
— Спроси себя самого, Элдор, — заговорил Зарстор, когда Элдор смолк, чтобы перевести дыхание, — спроси себя, с кем ты общаешься. Чем ты заплатил за Сокровище и Проклятие? Может, пообещал Варр…
— Ахххх! — Ответом служил гневный крик. Но тут внимание Бриксии привлекло легкое движение в конце стола.
Птица женщина подняла свой кубок и внимательно смотрела в него. То, что она там видела, должно быть, интересовало ее гораздо больше спора двух лордов. Она неожиданно опустила голову. Отпила ли она жидкости или наоборот — плюнула в нее? Бриксия не могла бы сказать. Но мгновенным движением она бросила кубок на середину стола, прямо перед троном Элдора.
Вспышка… может ли пламя быть черным? — от ударившегося о стол кубка. Послышались крики. Сидящие отшатывались от языков черного пламени.
Даже Элдор отступил, закрыв лицо руками. А остальные, и среди них зеленая женщина, бежали от жадного пламени.
Пламя становилось все темнее и выше. Оно закрыло сцену перед Бриксией. Она смутно видела, как гости бежали через дверь, с ними смешались Зарстор и его воины.
И в то же время Бриксия почувствовала, что ящичек, который дала ей Ута, стал теплым — нет, горячим, — его прикосновение вызывает боль. Но она не может разжать руку и выронить его.
Зал исчез — вместе с черным пламенем. Девушка оказалась в серой пустоте. Она тяжело дышала, как будто здесь не хватает воздуха, чтобы заполнить легкие.
Серость превратилась в полоску местности — голую… изрытую бороздами… но эти борозды не от плуга. Нет, словно большой меч рубил и рубил эту землю, изгоняя все живое отсюда.
Туман поднимался выше, открывая все большие просторы этой серой безжизненной поверхности. Но Бриксия откуда то знает, что когда то здесь была прекрасная страна — до того, как на нее опустилась тень. Она видит каменные плиты, тронутые временем и языками пламени, и знает, что когда то здесь была крепость, гордая и великолепная.
И вот из тумана — а он рассеялся только на небольшом расстоянии — вышли два человека. Из окружала дымка, которую девушка узнала: это дымка ненависти, она съела в этих людях все, чем они жили. И это место не их земля (Откуда я все это знаю? бегло подумала Бриксия), а ад, который она сами создали себе. Неважно, кто был прав в начале, теперь оба запятнаны, загрязнены своей взаимной враждой, в отчаянии и гневе обратились к Тьме, не получив поддержки от Света. И теперь они захвачены, должны вечно бродить по своему аду.
Кольчуги их почернели, покрылись засохшей кровью. На обоих оружейные пояса, но мечей нет. Только ненависть остается их оружием.
Один из них поднял руку и швырнул силовой шар ненависти и гнева в своего противника. Шар разбился о его грудь облаком черных искр. Соперник пошатнулся, отступил на шаг два, но не упал.
Тот, в кого пришелся удар, хлопнул в ладоши. Никакого звука не было слышно. Но тот, который бросил шар, задрожал с ног до головы, как молодое деревцо под порывом бури.
Бриксия, против своего желания, абсолютно без участия собственной воли, прошла вперед и остановилась между этими двумя. Они слегка повернули головы, и она увидела их лица в тени избитых шлемов. Лица их сожжены страстью, но она узнала в них Элдора и Зарстора, состарившихся в ненависти.
Каждый протянул руку, не упрашивая, а повелительно. Заговорили одновременно, резким тоном приказа:
— Сокровище!
И они не исчезали, как те: разбойник, жаба, Ута, — напротив, их фигуры стали отчетливее, ярче. Она не шевельнулась, и тогда заговорил Элдор:
— Дай его мне, говорю я! Оно мое, я его создал, я сговорился с теми, кому не верил, я многое за него отдал. Если не отдашь добровольно, я призову тех, что служили мне, и теперь они будут служить тебе. Выбирай!
Так же настойчиво заговорил Зарстор:
— Оно мое! Оно было призвано уничтожить меня и всех тех, кто со мной, и по праву Силы, которое я обрел, победив это Проклятие и его владельца, наслал на него то, что он пробудил против меня, — по этому праву оно принадлежит мне!
В одной руке Бриксия держала горячий ящичек, в другой — цветок. Ей казалось странным, что они такие тяжелые, но весили они одинаково, и она почему то должна была удерживать равновесие между ними. Она должна быть судьей между этими двумя, произнести приговор, но как это сделать, не знала. Один из них угрожал ей — Элдор. Слова другого, Зарстора, можно понять как оправдание и просьбу.
— Я изготовил его!
— Я сражался за него!
Они воскликнули это одновременно.
— Почему? — Ее вопрос, казалось, удивил их. Но как она может рассудить их, если так мало знает о правах каждого, о деле, из за которого они так ненавидят друг друга?
Несколько мгновений они молчали. Потом Элдор сделал шаг к ней, протянул руки, словно собирался отобрать ящичек силой.
— У тебя нет выбора, — яростно сказал он. — Те, кого я вызову, обязательно ответят. И это будет твоим проклятием!
— Отдай ему, если испугалась! Но тогда ты никогда не узнаешь, какими пустыми были его угрозы, — вмешался Зарстор. — Отдай ему, и всю жизнь проведешь в страхе… и даже после жизни этот страх не кончится! Будешь, как мы, проклятая, бродить в этой пустыне.
Ящичек и цветок…
Бриксия обнаружила, что может отвести от них взгляд, высвободиться. Она посмотрела на свои руки, на то, что удерживает в равновесии.
Ящичек открылся! В нем овальный камень, его поверхность слабо светится. Свет серый, как пленка тени — если тень может быть светом. Цветок тоже полностью раскрылся, но свет, исходящий от него, был не чисто белым, как раньше, а зеленоватым, мягким и успокаивающим взор.
— Вот оно какое, Сокровище Проклятие, — медленно сказала она. — Зачем оно было сделано, Элдор, скажи правду, зачем?
Лицо его оставалось жестким и мрачным.
— Чтобы иметь дело с врагами, я должен…
— Нет, — Бриксия покачала головой. — У тебя ведь был выбор. А почему он стал твоим врагом?
Жесткое лицо стало еще суровей.
— Почему? Потому что… потому что… — Голос смолк, Бриксия видела, как Элдор прикусил губу.
— Ты забыл? — спросила девушка.
Элдор сердито нахмурился, но ничего не ответил. А она повернулась к Зарстору.
— Почему он так ненавидел тебя, что сделал эту злую вещь?
— Я… я…
— Ты тоже не помнишь. — На этот раз она не спрашивала. — Вы оба не помните, почему стали врагами… Разве теперь так уж важно, кому это принадлежит? Вам обоим это больше не нужно, разве не так?
— Я Элдор, Сокровище мое по праву, я могу делать с ним, что хочу!
— Я Зарстор, Проклятие принесло это, — он развел руки, указывая на опустошенную землю вокруг.
— Я Бриксия, — сказала девушка, — и… но я не знаю, кто еще я на этот раз. Но то, что живет во мне, говорит: да будет так!
Она положила цветок на ящичек, и зеленоватый свет смешался с серым.
— Сила уничтожения — сила роста и жизни. Посмотрим, какая победит!
Серая пленка на камне застыла. Теперь она покрывала камень, как кора. Зеленый свет омывал ее, и кора начала трескаться, раскалываться, а под ней обнаруживался новый блеск. А свет цветка гас, лепестки его начинали увядать. Бриксия хотела отдернуть его от этого губительного камня, но рука не повиновалась ей. Все больше и больше засыхал цветок, а камень светился ярче и начал пульсировать. Но не серостью смерти — теперь это был зеленый огонь, стремящийся разорвать оболочку, как семя, готовое к новой жизни.
А от цветка осталась только хрупкая шелуха, тонкий скелет. А потом вообще ничего. Рука пуста. Но ящичек в другой руке тоже распадается, перестает держать камень. Превращается в пыль.
И камень больше не теплый. Если в нем живет какая то энергия, сейчас она изолирована. Но он так прекрасен, что Бриксия ощутила благоговейный страх. Она подняла голову и посмотрела на Элдора и Зарстора.
Протянула камень Элдору.
— Хочешь его теперь? Мне кажется, он больше не такой, каким ты его сделал, но хочешь ли ты его?
Лицо с массой жестких морщин, со следами старинной ненависти разгладилось. На нем отразилось достоинство и властность, но прежде всего
— свобода. Глаза Элдора горели, он торопливо отвел руку.
— Этого я не делал. Его не наполняет данная мне Сила. Я больше не могу его требовать.
— А ты? — Бриксия предложила камень Зарстору.
Он смотрел не на нее, а на камень. Потом, не поднимая взгляда, ответил:
— Мое Проклятие и Сокровище — нет, это не оно. Зеленая магия — это жизнь, а не смерть. Я не могу разрушить это, как разрушил бы Проклятие — и тем выпустил бы его зло на всех. Это твое, леди, ты можешь поступить с ним, как хочешь. — Он поднял руку, огляделся, и на лице его были спокойствие, мир и огромная усталость. — Цепи, удерживавшие нас в этом мире, порваны. Настала нам пора отдохнуть.
Они отвернулись от Бриксии, Элдор и Зарстор, плечом к плечу. Как будто они братья по оружию, а не смертельные враги, пошли куда то по дороге, смутно различимой сквозь туман.
Бриксия сжала камень обеими руками. Как будто просыпаясь от тревожного сна, осмотрелась.
Она была уверена, что это место не принадлежит ее миру и ее времени. Но как ей вернуться? Сможет ли она вернуться? Тревожное беспокойство сменилось страхом. Она громко крикнула:
— Ута! Двед! — И наконец: — Марбон!
Прислушалась, надеясь услышать ответ. Крикнула вторично, на этот раз еще громче — и ничего не услышала, когда стих ее голос.
Имя — она знала, что имя обладает властью, что оно такая же часть, как кожа, волосы или зубы. Имя, данное при рождении, может подвергнуться опасности зла или быть усилено добром. Теперь у нее есть только имена. Но те, кого она призывает, никак не связаны с ней, они могут не захотеть ей помочь, и среди них животное, которое вообще чуждо ее племени. Может, у нее нет никакой власти, чтобы призывать их.
Бриксия подняла сведенные ладони, посмотрела на камень. Поистине это предмет Силы. Он был создан, чтобы принести зло, как утверждал Элдор и что подтвердил Зарстор. Но зло уничтожено цветком. Может ли камень послужить ей? Ведь она не может распоряжаться Силами, у нее нет подготовки мудрой женщины.
— Ута… — на этот раз она не произнесла имя вслух в туман, а негромко проговорила в камень. — Ута, если ты хорошо относишься ко мне… если я заслужила твое внимание и ты можешь спасти меня… где ты, Ута?
Свет камня начал пульсировать. В глубине его вспыхнула темно зеленая искра. Бриксия старалась думать только об Уте.
У темного пятна появились острые уши, щелки глаза, пятно стало головой. На поверхности камня видна голова. Бриксия, потерявшая способность удивляться, присела, опустила руки к земле. На камне постепенно появилось крошечное трехмерное изображение кошки. Вот оно стало совершенно отчетливым, приподнялось и спрыгнуло на землю.
Туман, который после ухода Элдора и Зарстора, все приближался, отступил от того места, где стояла кошка. Изображение кошки повернуло голову к девушке, раскрылась крошечная пасть. Но если кошка и мяукнула, не слышно было ни звука. Кошка пошла, и Бриксия заторопилась за ней.
Туман клубился, затянул тело девушки по колено. Но кошку он не скрывал, она двигалась в расчищенном пространстве. Бриксия заторопилась, потому что иллюзия — если это иллюзия — двинулась быстрее.
Она не могла бы сказать, сколько прошла по этой таинственной земле. Потом ее проводник пошел медленнее и, к отчаянию девушки, начал исчезать.
— Ута! — закричала она. Теперь маленькое тело просвечивало, оно быстро становилось частью тумана.
Бриксия опустилась на колени. Без Уты она заблудится, а Ута теперь почти совсем исчезла. Оставались только смутные очертания в тумане. Если бы она могла снова вызвать ее! Но ведь Ута появилась, когда Бриксия позвала ее по имени и сосредоточилась на камне… Может, у кошки не хватает сил завершить дело.
А как Марбон… Двед? Мужчину можно считать врагом… так он проявил себя перед тем, как она попала в это место. А мальчик оказался околдован. Даже если она сможет обратиться к ним, помогут ли они?
Двед… Марбон… Кого позвать?
Мужчина был свободен, когда она в последний раз видела его… но одержим. Бриксия поднесла камень к глазам.
— Марбон! — позвала она.
В глубине камня ничего не темнело… никаких признаков, что он услышал ее призыв.
— Марбон! — У нее не было другой надежды, поэтому она позвала снова.
Рябь в камне, да, но слабая, ничего отчетливого. Но, опустив в отчаянии руку, Бриксия снова увидела перед собой Уту.
Ута, на этот раз больше и отчетливее, нетерпеливо смотрела на нее, раскрывала пасть, беззвучно мяукая. Бриксия вскочила, готовая следовать за ней. Может, Марбон каким то образом придал силы кошке? Она не знала… но то, что Ута вернулась, подбодрило ее.
Ута побежала, Бриксия за ней. От кошки девушке передалось беспокойство, необходимость торопиться.
В тумане появились очертания огромного столба, он возник так внезапно, что Бриксии показалось: его тут не было, он образовался прямо перед нею. Ута встала на задние лапы, оперлась передними о поверхность столба, явно показывала, что девушка должна подняться.
Девушка надежно упрятала камень в рубашку, потом осмотрела столб. Ута
— исчезла. Не растаяла медленно, как раньше, а просто исчезла.
Бриксия на ощупь отыскивала неровности в столбе. Начала с усилиями подниматься. Углубления небольшие, и чем выше она поднималась, тем медленнее двигалась. Но все же она поднималась, хотя всего лишь на высоту нескольких пальцев за раз.
Выше и выше. Девушка не смотрела вниз. Пальцы ее онемели. Все тело было напряжено, она прижималась к столбу. Страх тяжелым грузом лежал у нее на плечах. Выше и выше…
Сколько времени она поднималась? В этом месте нет времени… мгновения могут растянуться на дни, месяцы. А столб поднимается над головой, и туман скрывает его вершину… если у него есть вершина!
Бриксия чувствовала, что силы ее кончаются, боль в плечах стала непереносимой. Выше… все выше! Она не может поднять руку, для этого нужны невероятные усилия. Скоро хватка ее ослабеет, она разожмет руки и упадет… будет проглочена туманом и погибнет.
— Ута! — хриплым шепотом позвала она, не надеясь на ответ.