Тарлах позволил своему усталому телу соскользнуть вдоль стены, пока не сел на платформу. Он закрыл глаза и попытался забыть о том ужасе, что уже почти месяц заполняет его жизнь.
Но сразу же открыл глаза. Бесполезно. Реальность слишком жестока, и одним желанием и волей от нее не избавишься.
Все казалось странно спокойным. Защитники настолько устали, что не могли даже поблагодарить тех, кто принес им еду и питье, а султаниты почти не шумели, убирая своих мертвецов. Им не нужно разговаривать, тупо подумал Тарлах: работа теперь для них привычная.
Да и ему все слишком знакомо.
Капитан приподнялся и посмотрел вправо и влево вдоль платформы. Слишком много отсутствует тех, кто стоял на ней почти пять недель назад, когда султаниты начали первый натиск. Стена, которую соорудили так торопливо, оказалась превосходной защитой, но не могла защищать всех бесконечно, отражать все удары и стрелы. Конечно, не все отсутствующие мертвы. Большинство просто ранены, но немало воинов отправилось занимать свои места в Залах Доблестных.
Тарлаха охватил приступ горя, когда он подумал о тех, кого больше никогда не увидит в мире живых.
Есть ли среди них Рорик? После последней схватки лейтенанта унесли вниз с копьем, пронзившим тело.
Такие раны в грудь не обязательно смертельны, но все же очень многие от них умирают, даже те, о ком заботится Дария.
Если лейтенант умрет, Тарлаху его будет не хватать.
Всем будет не хватать мастерства и храбрости Рорика.
Какой бы ни была его рана, на стену он больше не вернется. Либо умрет, либо придут подкрепления, и султанитов отгонят задолго до его выздоровления.
Очень многие могли бы покинуть бой из за ран. Не было ни одного бойца, на теле которого не оказалось бы раны, и мало кто из соколов оставался невредимым.
Большинство ранено неоднократно, и раны такие, что в других обстоятельствах воина давно бы заменили.
Но здесь такой возможности нет. Пока солдат держится на ногах и способен отражать нападение, пока боевая птица может летать и сражаться, они должны оставаться на месте.
Самому Тарлаху до сих пор везло. Во время осады он получил с полдюжины ран и порезов, но они не ограничивали его боеспособность и даже почти не причиняли неудобств. Ничего похожего на то, что он назвал бы болью. Хвала Рогатому Лорду, Бросающий Вызов Буре тоже невредим.
Горный Сокол чуть распрямился. Он критично осмотрел свое копье: и острие, и древко. Врагам понадобится немного времени, чтобы убрать павших, чтобы снова начать нападение. Когда этот момент наступит, атака немедленно возобновится.
Рот сокольничего сжался. Тарлах не наслаждался убийством; особенно, — когда приходилось восхищаться упорством и храбростью противника.
Нужно отдать им должное, этим воинам султанитам.
Они падают, как мотыльки в пламени, они дрожат от холода и иногда погружаются в воду за своим песчаным укреплением, они выдерживают нечеловеческую скученность, видят, как гибнут их раненые товарищи, которые выжили бы, если бы не нестерпимые условия, в которых вынуждена находиться армия, и тем не менее каждый раз бросаются в бой с настойчивостью и целеустремленностью, которых не было бы ни у самого сокольничего, ни у его подчиненных.
Конечно, их поддерживала надежда, нет, уверенность в том, что они неизбежно победят. Солдаты захватчиков видели, как мало у них противников. И понимали, что нужно только измотать их до тех пор, пока на стене не окажется слишком мало защитников. Нужно, чтобы остался незащищенным один пост, всего один. Если они смогут в одном месте преодолеть стену, обойти жалкую кучку защитников, все кончится в несколько минут.
И офицеры и воины захватчиков наступали все настойчивей. Гордость их была возмущена: их удерживает такая ничтожная горстка защитников. Помимо того, что их подгоняли гордость и приказ их бога Султана, они понимали, что им необходимо победить. Необходимо прорвать стену раньше, чем кончатся припасы, пока не начались болезни. А они неизбежно начнутся на этом тесном берегу, хотя тела погибших ежедневно сгорали в собственном жиру.
***
Медные трубы прозвучали за стеной, и высокий пронзительный крик, от которого содрогался далекий мир султанитов, разорвал воздух.
Уна вскочила. Они снова идут, снова накатывается нескончаемое море пурпурных тюрбанов, море ненависти и смерти.
От стрел защитников упал первый ряд нападающих, но шедшие сзади перепрыгивали через тела, когда те еще не успевали коснуться земли, и бежали к упрямой стене.
Тут они начинали карабкаться, один поддерживая другого, образуя живые лестницы, чтобы поднять товарищей на расстояние рукопашной с теми, кто не пускает их в Верхний Холлек.
Над стеной показался тюрбан. Правительница долины подождала еще мгновение, потом ударила по появившемуся лицу. Первого сменил второй, затем третий.
Уна старалась не смотреть им в лица, вообще не думать о них. Она не мясницкой работой занята, где тебе ничего не угрожает и убивать так легко. Каждый противник, который успевает пустить в ход оружие, смертельно опасен.
Одному удалось подняться на стену. Уна первым ударом не сумела сбросить его, и прежде, чем она снова смогла пустить в ход оружие, рядом с первым врагом появился второй.
Женщина пронзила копьем сердце первого и мгновенным движением высвободила оружие, в тот же момент, сжимая в руках древко, повернулась лицом ко второму воину.
Захватчик изо всех сил рубанул ятаганом по древку.
Прочное древко разлетелось, словно стекло.
Владелица долины предвидела это и не застыла даже на мгновение после уничтожения своего орудия, как надеялся враг. Нападение султанита было быстрым, но неосторожным, фатально неосторожным, и Уна ударила обломком копья, пронзив им противника.
Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы свалить этих двоих, но за это время на стене появился и третий.
Женщина нырнула, едва избежав широкого взмаха ятагана. И оставшейся частью копья ударила захватчика в лоб.
Конечно, это не дубина, но Уна всю свою силу вложила в удар. Султанит схватился руками за лицо и упал назад, на головы товарищей, прихватив их с собой в падении.
Уна распрямилась и извлекла меч, встречая следующего противника, но Солнечный Луч впилась ему в лицо, и тот упал, ослепленный и кричащий, в кишащую массу людей внизу.
Сколько еще будет продолжаться нападение? Уже поздно, сумерки все сгущаются, но ее позиция не единственная, которая оказалась в опасности, а султаниты продолжают нажимать.
Битва продолжалась в сгущающейся темноте, но первоначальный успех, достигнутый ожесточенным натиском, не удалось развить. Защитники отбросили нападающих от стены и удерживали их, и, наконец, прозвучал долгожданный сигнал отступления.
***
Тарлах подождал, пока не убедился, что сигнал истинный, что это не просто перегруппировка сил, потом отдал приказ.
Как только появилась смена, он спустился со стеньг.
Душа и тело его так устали, что пришлось заставлять себя вытереть лезвие отвратительно запятнанной тряпкой, которую он держал для этой цели, и спрятать его в ножны.
Как и остальные офицеры, которые нуждаются в ясной голове, чтобы быстро и точно принимать нужные решения, он ночью будет спать вдали от стены.
Сержанты и рядовые разделены на несколько смен, так что примерно треть спит ночью, как и руководители, а на следующий день несут относительно легкую резервную службу. Остальные две трети остаются на стене, по очереди дежуря в ожидании неожиданных нападений.
Хорошо еще, что есть и такой отдых. В первые четыре дня передышек вообще не было. Тогда султаниты посылали нападающих волну за волной, час за часом без перерывов, даже не расчищая пространство у этого свирепо защищаемого барьера, пока, наконец, не поняли, что сами слабеют от недостатка отдыха, а удобная позиция позволяет противнику сохранять ее, несмотря на малочисленность. И так как выяснилось, что сражаться придется еще неизвестное количество дней — никто не думал, что битва растянется на недели, — султаниты вынуждены были отступать на время темноты.
Капитан сокольничьих вначале прошел в дом, который отвели для серьезно раненых, где их обрабатывали перед отправлением на высокогорье.
У входа стоял, опустив голову, Бреннан.
Сердце Тарлаха дрогнуло, хотя он не удивился.
— Умер? — спросил он, подходя к лейтенанту.
— Кто, Рорик? Нет. В сущности, он ранен не очень серьезно и со временем оправится. Его уже увезли.
Тарлах кивнул. Группа, подносившая припасы, появлялась с наступлением темноты. Обратно уносили с собой раненых.
— Подкрепления есть?
— Десяток из Клифдейла.
Недостаточно, устало подумал командир. Конечно, они немного помогут — каждый новый меч не лишний, — но нужно гораздо больше.
Соседние долины ответили на призыв Морской Крепости, как и предсказывала Уна: щедро предоставляли припасы, но давали очень мало бойцов.
Плечи Тарлаха обвисли. Сколько они еще продержатся, пока потери, пусть поразительно малые, не лишат его резервов? Придется увеличить дистанцию на стене между защитниками. Уцелевших солдат станет слишком мало, чтобы удерживать нападающих. Неужели он сошел с ума, решив, что Морская Крепость продержится, пока помощь преодолеет расстояние от Линны? И придет ли эта помощь вообще?
Горный Сокол заставил себя снова выпрямиться.
Такие мысли он должен держать при себе, ни с кем нельзя ими делиться. И нужно скрывать тот факт, что его мучат эти мысли. Нельзя проявлять слабость перед теми, кто надеется на него, даже перед лучшим другом.
Тарлах знал, что нужно поесть, но не мог заставить себя. Он хотел только просмотреть отчеты Уны и Бреннана, который в этот день командовал резервами, принять необходимые меры и погрузиться в забвение на несколько драгоценных часов, которые предоставит ему враг.
— Капитан!
Тарлах повернулся и увидел приближающуюся хозяйку долины. Он быстро пошел ей навстречу. Госпожа Уна поражала его. Она держалась лучше всех его офицеров. Конечно, она побледнела, лицо ее осунулось, но энергия не уменьшилась. Точнее, поправился он, она старается, чтобы так это выглядело, потому что понимает, как он расстроится и насколько командующему Морской Крепостью необходимо опираться на своих офицеров. Жители долины оказались сильны и упорны, а эта женщина — сильней и упорней всех.
— Какие новости, госпожа? — спросил Тарлах, приблизившись к ней.
— Подкрепления пришли, хотя они нам мало помогут. Все равно нужно их приветствовать.
Тарлах пристально посмотрел на нее. Она явно не радуется подкреплениям, и это удивило его.
— Подкрепления? Сколько человек?
— Сто двадцать. Из Рейвенфилда. — Лицо ее затуманилось. — Что им здесь нужно? У нас хватает дел и без заботы о них.
— Молчи! — резко сказал капитан, удивив ее. — Они пришли с оружием, чего нельзя сказать о твоих доблестных соседях.
Но Тарлах тут же взял себя в руки. Усталость и напряжение сказываются на всех: он должен помнить об этом и не поддаваться.
— Они ведь прошли такую же подготовку, что и жители Морской Крепости после нашего прихода. И им не обязательно быть очень хорошо подготовленными, все равно они принесут пользу.
— Ты знаешь их прошлое, — сказала Уна.
— Да, они не сражались, но, госпожа, большинство жителей твоей долины, которых мы вынуждены были использовать, тоже не сражались, не сражались против такого врага. Мы оба видели, чего они достигли за последние недели.
— А что касается отсутствия боевого духа у рейвенфилдцев: они пришли и тем самым доказали, что искорка у них есть. Их единственных из всех соседних долин мы не призывали к себе на помощь. Они пришли по своей воле и по собственной инициативе.
Он посмотрел в ту сторону, откуда пришла правительница долины.
— Пойдем приветствовать новобранцев, госпожа?
***
Горный Сокол внимательно разглядывал вновь прибывших. Внешне выглядят неплохо, физически сильны и хорошо вооружены, но очевидно, что они видят отсутствие веры в них и сами не очень уверены в себе. Такое отношение вряд ли желательно у людей, которым предстоит сразиться с врагами масштаба султанитов. Надо изменить это отношение, и как можно быстрее.
Тарлах приветствовал их и поблагодарил, откровенно сказав, что защитники нуждаются в их помощи. После этого отпустил большинство, приказав как следует отдохнуть.
Предводителя, рослого, крепкого сержанта, который назвался Торкисом, он задержал.
— Я хочу, чтобы ты осмотрел позицию, которую вы займете завтра.
Сержант отдал ему приветствие.
— Как скажешь, капитан.
Тарлах быстро пошел через лагерь Морской Крепости и подошел к тому месту, где справа стена примыкает к большому береговому утесу.
— Половина твоих людей будет стоять здесь. Остальные вначале останутся сзади, хотя я не буду числить их в резерве. Если захватчики ударят так же сильно, как в последний раз, им придется сразу же выдвигаться вперед.
Сержант кивнул, потом пристально посмотрел в лицо сокольничему.
— Ты имеешь право знать, что существует сомнение насчет того, как мы сможем держаться в схватке с врагом.
Взгляд сокольничего устремился к нему.
— Вы пришли, собираясь бежать?
— Нет, капитан.
— Я больше не хочу слышать подобных разговоров. — Внимание Тарлаха снова устремилось к стене. — Вы можете испытывать страх. Никто из нас от него не свободен. Признайте это открыто и подавите его.
— Вы начали подготовку под руководством сокольничьих почти одновременно с воинами Морской Крепости. Мы доказали, что такой подготовки достаточно для схватки с отдельным врагом. На стене вам так и придется сражаться. Враги поднимаются быстро, и иногда перед воином одновременно встают двое или трое. Но и с этим можно справиться. Если кого то теснят слишком сильно, его поддерживают товарищи. Я сознательно так расставил людей, чтобы в случае необходимости один воин мог помочь другому.
— Если кто то один из вас или несколько человек не выдержат, с этим тоже можно справиться. У нас так бывает ежедневно. В таком случае быстро подходят резервы и прикрывают слабые места.
Он неожиданно повернулся и посмотрел на Торкиса. Когда Тарлах хотел, взгляд его становился необыкновенно пронзительным.
— Резерву нужно дать время. Чего бы это ни стоило, до его прихода нужно держаться. Если дрогнете раньше, и сами погибнете, и погубите большинство нас.
Сержант опустил голову, потом снова поднял ее.
— Я мало что могу пообещать. Не знаю, на что мы способны, но, по крайней мере, сумеем на время отвлечь врага и облегчить ваше положение.
— Мы все это делаем, сержант.
Тарлах вздохнул и торопливо отвернулся, чтобы не выдать своего отчаяния.
Один всадник с соколом отправился отсюда, а путь от Морской Крепости до Линны долгий и опасный.
Сейчас кажется невозможным, чтобы вестник добрался вовремя, тем более невероятной кажется приход на помощь армии, прежде чем осажденный гарнизон будет уничтожен.
***
Уна пришла в дом Тарлаха, как только позаботилась о размещении вновь прибывших.
Она нахмурилась, застав его по прежнему в одиночестве, но, вероятно, не стоит сердиться на Бреннана за несколько дополнительных минут отдыха. Поэтому Уна ничего не сказала и стала помогать разбирать груду отчетов, которые накапливались к концу каждого дня.
Оба очень устали и не хотели разговаривать, но в молчании женщины была дополнительная тяжесть, которая говорила о том, что ее что то тревожит.
Сокольничий несколько минут наблюдал за ней, но когда она не проявила склонности рассказывать о причине своей тревоги, он протянул руку и провел кончиками пальцев по ее руке.
— Ты имеешь право сердиться на меня, — мягко сказал он. — Я не имел права так поступать.
— Когда прикрикнул на меня? Нет. Я не виню тебя.
Судьба целого континента — слишком большая тяжесть для одного человека, а ты не позволяешь себе расслабляться, даже в присутствии самых близких. — Опустив глаза, она отвернулась. — Это заставляет меня еще больше стыдиться…
— Чего стыдиться? — спросил он. Меньше всего он ожидал от нее таких слов.
— Я подвела тебя в Лормте. Я знала, что у тебя трудности. Об этом говорили мне и Бросающий Вызов Буре, и мои собственные чувства, но я ждала, пока ты не оказался в смертельной опасности, прежде чем прийти тебе на помощь. Я боялась, что рассержу тебя или смущу, если начну действовать преждевременно.
Она не могла сдержать рыданий в голосе, хотя за ними не последовали слезы. У на знала, что это проявляется ее усталость, точно так же, как усталость заставила Тарлаха прикрикнуть на нее до того, но не могла остановиться.
— Я живу в постоянном страхе, что снова подведу тебя.
— Ты не подвела и не предала меня и не сделаешь этого! Я скорее подведу тебя со своим грандиозным планом победы над захватчиками, если обещанная помощь не придет.
Он улыбнулся, увидев, как гневно вспыхнули ее глаза.
— Ты сердишься, слыша эти мои слова, хотя у них больше оснований, чем у твоих страхов. Давай отбросим бесполезное чувство вины и сосредоточимся на том, что нужно сделать. У нас достаточно проблем, не нужно еще изобретать их.
Он поднял ее руку и поцеловал, потом поднял голову и снова посмотрел на У ну.
— Я был прав, когда хотел, чтобы ты была рядом со мной. Не знаю, смог ли бы я выдержать, если бы ты меня не поддерживала.
— Ты выдержишь! — негромко ответила она. — Мы оба должны выдержать. Судьба не дала нам выбора.