АНДРЕ НОРТОН
Колдовской мир: Тройка мечей

Далеко внизу, в голубоватой дымке, под лучами утреннего солнца безмятежно нежилась живая изумрудная чаша Зелёной Долины. Для нас четверых, взиравших на неё с гористого склона, после всех пережитых треволнений она показалась землёй обетованной, обещая покой и безопасность, насколько можно только чувствовать себя в безопасности в этой расколотой распрями стране.
Я стоял рядом с Критой, поддерживая её за плечи. В эту минуту не хотелось думать, что я не вправе требовать от неё чего нибудь другого, кроме дружеского расположения или, самое большее, сестринской привязанности. Ведь она уже была обещана Имхару, сыну моего воспитателя и господина Лорда Хорвана. А я — всего лишь Йонан, один из самых незначительных его вассалов, хотя его супруга, Леди Крисвита, с самого моего рождения заменила мне мать.
Руки Криты безвольно повисли вдоль туловища. Она не смотрела на меня и стояла, как человек, пробуждающийся от тяжёлого сна. Ведь она столько времени полностью находилась во власти фасов, похитивших и околдовавших её для каких то своих тёмных целей, пытавшихся использовать её принадлежность к Силе, — это я понял сразу, едва увидев девушку в окружении этих подземных жителей. В поясе у меня до сих пор лежала отвратительная глиняная кукла с прядью волос, тайно подброшенная в её постель. А Тсали, мужчина из породы Ящериц, постоянно поддерживал с ней связь на уровне сознания, пока мы возвращались из подземного города фасов. Но теперь к ней полностью вернулись чувства, хотя говорить она пока ещё и не могла.
Я осмелился нарушить молчание.
— Крита!
Голова её медленно повернулась ко мне, и глаза встретились с моими. Я вздрогнул. Во взгляде девушки не было ни выражения, ни глубины. Она всё ещё смотрела внутрь себя.
— Крита! — настойчиво повторил я, надеясь достучаться до её души при помощи слуха, потому что на уровне сознания мне это никогда не удастся.
В глазах девушки что то промелькнуло, на лбу появились морщинки, как у ребёнка, когда он чем то озабочен. Она потрясла головой — словно для того, чтобы освободиться от звука имени, которое я только что произнёс. Затем Крита очень тихо проговорила:
— Толар…
— Нет! — воскликнул я и провёл между нами рукой, вооружённой мечом. «Толар…» Это имя, постоянно теперь преследовавшее меня, как наваждение, пришло из прошлого, из мрачного сна об умирающем воине, и всё же при воспоминании о нём в душе моей всегда возникал отклик — как тогда, когда я возвратил к жизни этот сверхъестественный меч. Мне никогда не забыть, как рукоять его словно прилипла к моей ладони, будто они — ладонь и рукоять — изначально были созданы друг для друга.
— Я — Йонан! — почти выкрикнул я.
Она недоумённо пожала плечами и отшатнулась от меня. Тсали со свистящим шипением метнулся и встал между нами. А Урук… Это он первым назвал меня «Толар», он, проведший в плену у фасов, в ледяной колонне, целую вечность. Сейчас он изучающе смотрел на меня из под надвинутого на лоб шлема с драконом с сиявшими глазами из драгоценных камней. Его топор упирался в камень, но руки по прежнему сжимали рукоять. Кого я вызволил из ледяного плена, кого привёл сюда, в стан друзей?
Да, он в старой вражде с фасами, но это вовсе не означает, что враг твоего врага может быть тебе другом. Что я вообще знаю об этом человеке? Беспокойство всколыхнулось во мне с новой силой, и я вызывающе уставился на Урука. Взгляд его, обращённый на меня, оставался спокойным и невозмутимым.
— Она слишком долго была во власти Тьмы, — пояснил он, имея в виду Криту. — Даже на неё это подействовало так же, как и на всех.
— Я — Йонан, — угрюмо повторил я. Выдернув из ножен Ледяное Жало, я хотел было отшвырнуть его от себя и не смог.
— Ты держишь Ледяное Жало, — сказал Урук. — Возрождённый, меч служит своему собственному могуществу и является Великим Оружием, одним из Четырёх, а потому сам выбирает себе хозяина. Сейчас его выбор пал на тебя — кем бы ты ни был и каково бы ни было твоё настоящее имя.
Свободной рукой я пытался разжать пальцы, вцепившиеся в рукоять, и не мог. Рукоять больше не была туманно серой, какой я впервые её увидел. Она сияла ослепительным голубоватым светом, и я понял, что мне теперь никогда не избавиться от Ледяного Жала. Я был уже не хозяином его, но слугой. И если мне не удастся овладеть им…
Я увидел, как Урук кивнул мне. И понял, что он может читать мои мысли, как любой из владеющих Силой.
— Время — змея, которая постоянно свивает и развивает свои кольца. Может случиться так, что человек попадёт, вследствие какой либо случайности, из своего кольца в другое. Если это случается, остаётся только примириться, поскольку возврата не бывает.
— Толар из ХаГарка… — Крита тоже качала головой, словно наконец получила ответ на какую то загадку.
ХаГарк? Груда развалин с таким названием располагалась за Долиной и была настолько разрушена временем (а, может быть, и изуродована Тенью), что никто, проходя мимо этого места, не мог сказать, где здесь дорога, а где дом. Люди говорили, что холмы плясали, когда он пал. Но плясали они под звуки флейты, доносившиеся из темноты. Даже легенда, связанная с этим местом, сохранилась плохо.
— Я — Йонан! — я с лязгом бросил Ледяное Жало в ножны. — ХаГарк давно мёртв, и те, кто жили в нём, давно забыты и людьми, и нелюдями.
— Значит, ХаГарка больше нет, — тихо проговорил Урук. Он больше не смотрел на меня, а задумчиво глядел на расстилавшуюся перед нами долину. — Таково твоё твёрдое убеждение, Толар, ставший Йонаном?
— Таково убеждение народа Зелёного Безмолвия, их союзников, и нас, тех, кто пришёл из за гор.
— Значит, это они идут? — и я увидел, что по скале в нашем направлении действительно движется группа людей.
Крита коротко вздохнула и осела, словно ноги её больше не держали. А Тсали бросился вниз, навстречу взбиравшимся. Мне надо было бы последовать за ним, чтобы быстрее оказать помощь Крите, но я обнаружил, что не могу сделать ни шага.
Во мне поднялся страх. Долина охранялась, и не только доблестью тех, кто защищал её стены, но и древнейшими и сильнейшими знаками Силы. Кто бы ни носил на себе отметину Тени, он не смел пересечь границ Долины, будучи сторонником Тьмы.
Но я то им не был! Хотя… Я посмотрел на Урука и стиснул зубы. Я освободил этого человека против своей воли, но сделанного не воротишь. И если он — представитель сил Тьмы, этот поступок плохо скажется на моей репутации.
— Ты!..
Он не дал мне времени что либо добавить к этому обвинению — или угрозе. Вместо ответа он прошёл мимо меня, слегка наклоняясь над краем скалы, затем вернулся, склонился над Критой и осторожно поднял её, а я даже не мог шевельнуться.
Во мне боролись ярость и отчаяние. Теперь стало ясно, что опасность для обитателей Долины представляет не Урук, а в некотором смысле я сам, вооружённый мечом, который будет руководить моими действиями. Правда, рукоять я нашёл, можно сказать, в пределах Долины, выковыряв её из каменной стены, окружавшей Долину, и это обстоятельство повергало меня в страх. Как попала туда рукоять волшебного меча? Может, через тайную брешь в защитном кольце гор? Или там, в расщелине, был не я, а тот, кого называют Толаром? А может, я всё ещё сплю, вижу во сне умирающего воина с мечом и никак не могу проснуться?
Трясущимися руками я попытался расстегнуть пряжку пояса, на котором висели ножны. Попробую ещё раз избавиться от этой обузы, или Йонан никогда больше не станет самим собой. Может быть, мне удастся выбросить меч, если я не буду касаться его рукой?
Вероятно, я оказался прав в своём умозаключении, потому что как только перевязь упала с пояса я смог перешагнуть через ножны с мечом и подойти к самому краю утёса. И тут вновь раздался предостерегающий голос Урука:
— Ни один человек не избегнет участи, возложенной на него!
Вспышка гнева ослепила меня, из груди вырвалось рычание, похожее на рык барса:
— Посмотрим!
Я уже занёс было ногу, чтобы сбросить этот меч вместе с ножнами и перевязью с утёса. В скалах много трещин и расщелин, если он угодит в одну из них, то будет похоронен так же надёжно, как незадолго до этого — рукоять в скале.
И тут я увидел, как снизу поднимается группа людей. Впереди с ловкостью и быстротой, которым мог бы позавидовать даже Тсали, карабкалась по скалам Леди Дагона, она первой и достигла нас. Следом поднимались молодой лорд Кайлан, Имхар и сопровождавшая их охрана.
Крита сделала шаг навстречу и с радостным вскриком упала в раскрытые объятия Леди Дагоны, по детски обняв её за шею и припав головой к груди; рыдания сотрясали всё её хрупкое тело. Леди Дагона гладила девушку по голове, по плечам, что то нашёптывала, и Крита постепенно успокаивалась.
Мужчины подошли ко мне и Уруку. Владелец Топора приветственно кивнул им, улыбка чуть приподняла уголки его губ, но глаза смотрели по прежнему серьёзно и насторожённо. Лорд Кайлан и Имхар довольно бесцеремонно разглядывали его.
Урук заговорил первым, но обратился не к мужчинам из Долины, а к Леди Дагоне. Он вскинул свой топор и отдал им салют.
— Привет тебе, госпожа Зелёного Безмолвия — бывшего некогда Мерхартом!
Всё ещё прижимая к себе Криту, она подняла голову и пытливо взглянула ему в лицо.
— Уже очень давно это имя не произносили ничьи уста.
— Я так и думал, Леди. Столь же долго мои ноги были лишены возможности ступать по земле, поэтому мало кто знает обо мне сейчас.
Она кивнула с серьёзным лицом.
— Да, Урук, Владелец Топора. Кто сосчитает эти годы, канувшие в прошлое…
Он пожал плечами.
— Для меня они прошли как сон. Тарги взял меня в плен и решил славно позабавиться. Он сделал меня божеством фасов, если допустить, что у фасов может быть божество. Но мне кажется, что даже столь долгое моё заточение не разрешило наших противоречий.
— Это так. Мы понесли большие потери и позволили Тьме разрастись, но всё же сумели противостоять её ярости. Исчезло большинство Великих, и следы, что они оставили на земле, теперь скорее напоминают пятна грибка, поразившего древесину. И меч войны ещё только поднимается.
Урук усмехнулся.
— Тогда будем считать, что меня разбудили вовремя. Урук, Владелец Топора, никогда не уклонялся от битвы.
В разговор вклинился Лорд Кайлан, и я понял, что он тоже испытывает к Уруку скорее недоверие, нежели симпатию. Он спросил Леди Дагону:
— Этот человек стоит доверия, Дагона?
— Он — сама легенда, — ответила она. — И теперь легенда эта получила продолжение.
— Вы несколько преувеличиваете, — мягко произнёс Урук и повернулся к Кайлану. — Да, Лорд, я не из сторонников Тьмы и никогда им не был. Некогда я правил городом и воевал за эту землю, но теперь всё в далёком прошлом. Считайте меня всего лишь боевой единицей: пара рук, голова, нашпигованная устаревшими понятиями о ведении военных, действий, и ещё вот это…
Он взглядом указал на свой поднятый топор.
— Это — Великое Оружие, одно из Четырёх.
Помедлив, он вполоборота кивнул в мою сторону.
— А вот ещё одно, у него меч Ледяное Жало, возродившийся в его руке.
Я услышал, как Леди Дагона судорожно вздохнула. Она взглянула на меня, потом на перевязь с мечом, которую я сбросил, и снова на меня. Взгляд её выражал недоумение.
— Меч проигранных битв! — тихо проговорила она.
— Да, — подтвердил Урук. — И молодой воин, которого вы зовёте Йонан, только что открыл первый из его секретов: владелец меча не может пройти мимо ваших охранных рун.
— Не нужен он мне! — выкрикнул я и наконец сделал то, что и собирался, — откинул ногой перевязь. Но меч не упал в пропасть, а остался лежать на краю площадки. Леди Дагона укоризненно покачала головой.
— Ты можешь оставить его здесь, — сказала она, — но только он тебя не оставит. Каждое Великое Оружие из Четырёх выбирает лишь одного владельца и сливается с ним в единое целое. Думаю, ты составил неверное представление о нём. Изначально он призван служить Свету. Но когда прежний владелец по какой то причине вынужден был расстаться с ним навеки, в нём появилась скрытая трещина. Поэтому новому владельцу он принесёт болезнь, ибо так называется трещина в человеческом организме. Но тем не менее он не из Тьмы, никогда не принадлежал к ней и ненавидит любое её порождение.
— Да, — подтвердил Урук, — пока Ледяное Жало не вернётся к истокам, оно будет приносить несчастье своим владельцам. Но кто сказал, что время возвращения уже не пришло?
Я покачал головой и решительно отошёл от меча.
— Тогда пусть он лежит здесь и ржавеет. Мне не нужны новые несчастья, мне нужна удача. Зачем мне прошлое, если я живу в настоящем?
Я засунул правую руку под локоть левой и держал её там, потому что всё моё естество восставало против, и пальцы рвались снова схватить этот злосчастный меч, который, оказывается, приносил своему владельцу одни только неприятности.