АНДРЕ НОРТОН
Высокий Холлек: Год Единорога

Когда руки Херрела обняли меня, я почувствовала, как на меня нахлынули иллюзии. Теперь мы находились не в темной узкой расщелине, окруженной каменными стенами, а в самом центре цветущей весенней долины. И хотя нас все еще окружала ночь, но это была весенняя ночь. В травяном ковре, испуская сладкий аромат, распустились маленькие белые цветочки. Зелено золотое сияние, исходящее отнюдь не от ламп, окружало палатки. Я увидела низкий стол, уставленный тарелками и кубками, а перед ними маты, на которых сидят во время еды. Все те, у кого не было невест, исчезли. Только мы, двенадцать и одна, пришли с мужчинами, которых мы выбрали, остались тут.
Херрел повел меня к столу, и я последовала за ним, околдованная в этот момент так же, как и все другие девушки. Какое это было облегчение — забыть о реальности и погрузиться в иллюзию!
Мы с Херрелом, как обычно, ели из одной тарелки. Я не могла понять, что это была за еда, я знала только, что никогда в своей жизни не ела ничего более вкусного и изысканного. И темно красная жидкость в бокалах, стоящих перед нами, имела запах спелых, насыщенных солнцем фруктов ранней осени.
— За тебя, моя леди, — Херрел поднял бокал. Действительно ли он выпил или мне это только показалось? Когда он передал мне бокал, я только слегка смочила вином губы.
— Теперь мы наконец достигли цели нашего путешествия, мой лорд? — спросила я у Херрела.
— В известном смысле. Но это также и начало его. И мы сегодня это отпразднуем.
В этом обществе трезвы были только мы одни. Вокруг нас слышался тихий нежный смех и шепот. Все, казалось, были счастливы, но мы не включились в эту всеобщую идиллию.
— Перед нами находятся Врата и мы должны проникнуть через них? Или овладеть ими?
— Овладеть? Нет, мы не можем силой пробить себе путь. Или Врата откроются сами, или они останутся закрытыми. И если они останутся закрытыми…
Он надолго замолчал, и я решилась задать вопрос:
— И что же тогда?
— Тогда мы должны будем странствовать дальше. Но мы надеемся, что время наших странствий подошло к концу.
— Когда вы это узнаете и как?
— Когда? Утром. И как? Я не могу тебе сказать этого.
Было ясно, что он не хотел говорить мне этого.
— И что нас ожидает, когда мы минуем Врата?
Херрел глубоко вздохнул. Лицо его всегда выглядело юным, но на нем были глаза старика, а теперь мне показалось, что и глаза его стали молодыми. И от зверя… видела ли я когда нибудь его в образе зверя?
— Как мне описать тебе это? Жизнь там совсем другая: это другой мир!
Около нас поднялась другая пара и они, крепко обнявшись, пошли к палатке. Теперь мне предстояло то, чего я всегда подсознательно боялась.
— Моя дорогая, пойдем и мы? — голос его изменился и стал мягким и нежным.
Все во мне воспротивилось, но тело мое не оттолкнуло его, когда его рука легла на мою талию. Для постороннего наблюдателя мы были обычной влюбленной парой.
— За наше счастье, — он взглянул на бокал, который все еще был в его руке. — Джиллан, выпей за наше счастье.
Это была не просьба, а приказ. Его глаза вынуждали меня пить, и я выпила. Передо мной все поплыло и иллюзия снова стала совершенной. Я без сопротивления пошла с ним.
Губы его были мягкими, ищущими, а потом требовательными и я ответила на это требование. Словно острие меча пронзило меня, и моя защитная реакция снова проснулась во мне. Нет! Это было не для меня! Это было бы концом всего, что было Джиллан, это было бы моей маленькой смертью. Против этой смерти поднялись все мои защитные силы, этому воспротивилась вся моя сила воли. Я забилась в самый дальний угол палатки и выставила руки перед собой. Потом я увидела бледное лицо Херрела, покрытое кровавыми царапинами.
— Колдунья, — я услышала, как он отодвигается от меня. — Это то, чем ты являешься на самом деле — ты колдунья, Джиллан.
Я опустила руки и взглянула на него. Он не двигался. Только лицо его было таким же решительным, как после битвы, когда он выступил против своих братьев по отряду.
— Я не знал этого, — тихо сказал он, словно понимая меня. — Я этого не знал, — он пошевелился и испуганно отпрянул назад.
— Не бойся, я не прикоснусь к тебе ни в эту ночь, ни в последующие! — Голос его звучал горько. — И в самом деле, судьба против меня. Такой, как Хальзе, принудил бы тебя для твоей же собственной пользы и для пользы всех нас. Но я не хочу делать этого. Ну, хорошо, Джиллан, ты можешь выбирать, но ты должна взять на себя все последствия твоего выбора. Может быть, ты обнаружишь, что твой выбор был неразумным.
Он, казалось, думал, что я все поняла, но его слова были для меня загадкой. Он взял меч и положил его в середине спального мата. Потом лег по другую сторону меча и закрыл глаза.
Почему? Мне нужно было задать ему столько вопросов, но лицо его было непроницаемым. Хотя он и лежал справа от меня, мне казалось, что нас отделяет друг от друга бесконечная пустыня. И я не отважилась нарушить молчание.
Я думала, что теперь мне не заснуть, но едва я легла на своей стороне от меча, как сон немедленно овладел мной.
Я проснулась на рассвете.
— Херрел? — Рука моя не ощутила холода стали. Я была в палатке одна. Но у меня было желание встать и выйти наружу, желание более сильное, чем тогда, в горах, когда оно привело меня к разоблачению лордом Имграем. Меня снова звали, но кто и куда?
Я быстро оделась и вышла наружу, в свет раннего утра. Иллюзия исчезла, остались только суровые каменные утесы и догорающий костер. Я чувствовала, что все другие девушки еще спят и проснулась только я одна. И потребность убедиться, что я не осталась здесь одна, взяла верх надо всем.
Гонимая этим желанием, я пошла к ближайшей палатке. Там лежала Кильдас, укрытая накидкой, и спала. Я заглянула в следующую палатку. Всадников нигде не было! Я вернулась к Кильдас и попыталась разбудить ее, но тщетно. Может быть, ей снился сладкий сон, потому что на ее губах играла улыбка. Мои попытки разбудить других тоже не имели успеха.
И мое беспокойство становилось все сильнее и сильнее. Кожа моя зудела: меня переполняло возбуждение, которого я не понимала. Где то происходило что то, что меня притягивало…
Притягивало, да, это было так! Я отключила все свои мысли и постаралась сосредоточиться на этом влечении. Мне так хотелось, чтобы оно исчезло.
Я закрыла глаза, покачнулась, как соломинка на ветру и повернулась к засыпанному щебнем концу долины. Там, это было где то там!
Опасность… Я забыла о всякой опасности, а сознавала только магическое влечение. Я карабкалась по грудам щебня, досадуя на то, что мое платье мешает мне. Вверх, еще выше, вверх!
Моя кровь равномерно пульсировала в такт ударам сердца, но одновременно с этим пульсация чувствовалась и в воздухе, похожая на почти беззвучный барабанный бой, удары волн о мое тело, пока я карабкалась все выше и выше. Потом я услышала звук, на который во мне что то среагировало и зуд в моем теле стал сильнее. Одновременно во мне росло разочарование, потому что я хотела узнать и понять — но не узнала ничего. Я стояла по эту сторону закрытой двери, по которой могла молотить кулаками до тех пор, пока не пойдет кровь, но я все равно не могла войти в нее, потому что не знала, как ее открыть.
Я достигла вершины этого каменного горба и взглянула вниз. Я обнаружила всадников.
Они стояли тремя рядами и лица их были обращены к концу долины. И это действительно был конец: массивная, гладкая каменная стена была непреодолима. Головы всадников были непокрыты; их шлемы и все их оружие было сложено в стороне, на место, которое находилось почти за пределами моего поля зрения. Они с пустыми руками стояли перед стеной.
Они кричали, но не голосами, а своими сердцами. Этот крик причинял мне боль, и я зажала уши руками, чтобы не слышать его. Но это не помогло мне против того, что вызвал во мне этот крик: голода, скорби, одиночества и маленького лучика надежды. Они, как осадным тараном, ударили своими чувствами в стену, чтобы пробить Врата в свою страну.
Один из них вышел вперед — это был Хирон. Я поняла это, даже не видя его лица. Он положил ладонь на каменную стену и замер, пока остальные все еще молили о доступе в свою страну. Потом отошел в сторону и его место занял другой, потом следующий и так все по очереди. Время шло, но я сознавала это так же смутно, как и всадники.
Когда последним к стене подошел Херрел, я увидела его лицо прямо перед собой, как видела его вчера вечером: оно выражало чувство утраты и безграничной тоски. Они там, внизу, не пытались воздействовать на Врата своей волей, они только молили и унижались, идя против своей природы.
Ожидали ли они теперь какого то ответа? Херрел отошел от стены и снова вернулся на свое место в последнем ряду. И мощные удары волн их чувств не ослабевали. Я почти поверила, что все их усилия напрасны. Эта каменная стена, должно быть, стояла там такая же несокрушимая с начала времен. Или во время бесконечных странствий по степям их охватило безумие, которое заставило их пытаться сокрушить эту стену? И существовала ли вообще эта затерянная страна?
Я уже привыкла к пульсации в моем собственном теле и теперь, когда узнала, что они здесь делают, то решила проявить осторожность и подумала о возвращении в лагерь. Но когда я попыталась покинуть свой наблюдательный пост, мне не удалось этого сделать. Я была словно прикована к камням, на которых полулежала. Когда я это поняла, меня охватил страх и я вскрикнула.
Они меня заметили! Они обнаружили меня! Но ни одна голова не повернулась в мою сторону. Все глаза были устремлены на стену. Я напрягла все свои психические силы, но не смогла порвать невидимые оковы. Всадники оборотни продолжали взывать к Силам, от которых они ждали милости, в то время, как я должна была беспомощно лежать здесь.
Я справилась с охватившей меня паникой и снова попыталась подняться. Но я не могла двигаться! Моя рука лежала на камне передо мной и я сконцентрировала внимание на своих пальцах. Давайте же, пальцы! Рука сжалась в кулак и оттолкнулась от скалы. Только рука! Рука, поднимись!
Я снова и снова отдавала мысленные приказы, и пот лился по моему лицу. Мои конечности начали повиноваться: сначала одна, потом другая. Я с трудом пошевелила ногой, согнула колено, чтобы освободиться из этой невидимой сети. Сантиметр за сантиметром я отползала назад, пока всадники не скрылись из моего поля зрения. Потом я устало вытянулась и отдохнула, прежде, чем сосредоточить свою волю на том, чтобы встать. Я стояла, пошатываясь, затем мне удалось переступить сначала одной ногой, затем, другой и чем дальше я удалялась от своего наблюдательного поста, тем свободнее становились мои движения.
Лучи солнца проникли в долину и упали мне на лицо и мои истерзанные руки, согрев их. Когда я повернулась спиной к каменному горбу, который отделял меня от всадников, я снова смогла двигаться нормально. И теперь мне только хотелось достичь лагеря и найти там убежище.
Однако едва лишь я сделала несколько шагов, как услышала удар колокола, похожий на тот, что звучал с колокольни монастыря, призывая к молитве; только этот удар был звучнее и глубже. Звук, казалось, исходил отовсюду: с неба, из под камней у меня под ногами, от окружающих скал. И с этим гулом, казалось, все пришло в движение, все, что было прочньм и неподвижным, вдруг закачалось. Вниз посыпались камни. Моя рука, в которую попал камень, стала бесчувственной.
Эхо этого колокольного гула, который теперь уже прекратился, катясь вдоль горной цепи, было таким же громким. Никакие боевые барабаны, никакие гонги в замках, никакие другие звуки, которые я когда либо слышала, не могли сравниться с этим гулом.
Итак, они достигли своего, и их закрытые Врата открылись. Их родина была перед ними. Их! А не моя…
Снова покатились падающие камни, и я огляделась. На меня смотрели пылающие глаза медведя, за медведем я увидела узкую морду волка и услышала удары крыльев орла. Люди оборотни или звери?
А потом они снова стали людьми, а не зверями, Херрел пробивался через отряд вперед.
— Убить!
Вылетел ли этот приказ из горла волка, из клюва орла или же это было ржание жеребца? Слышала ли я это вообще или только прочитала это в их глазах?
— Я не могу убить ее, — сказал Херрел. — Разве вы не понимаете, что дал нам случай? Она из рода Мудрых: в ней течет кровь колдуньи!
Хирон подошел поближе, стал рассматривать меня прищуренными глазами и от его внимания не ускользнула ни измятая одежда, ни мои окровавленные руки.
— Почему ты пришла сюда? — спросил он, и голос его был спокоен, очень спокоен.
— Я проснулась… И меня позвали.
— Разве я вам ничего не говорил? — вмешался Херрел. — Настоящая кровь должна ответить на то, что мы…
— Замолчи! — приказ был похож на удар бича и я увидела, что тело Херрела напряглось и глаза его засверкали. Он повиновался, но неохотно.
— И куда же ты пошла?
— Туда, вверх, — я указала на вершину каменного горба, с которого наблюдала за их призывами.
— И все же ты не свалилась вниз, — медленно сказал Хирон. — Ты даже ухитрилась спуститься обратно сюда.
— Убей!
Это был Хальзе? Или кто то другой? Но Хирон покачал головой.
— Она не добыча для хищников, братья по отряду. — Он поднял руку и указал на символ, сгустившийся в воздухе между нами. Сначала возник туманный зеленоватый след, потом зеленое стало синим, а потом, когда линии стали бледнеть, серым.
— Да будет так, — Хирон произнес эти три слова, объявляя свое решение.
— Теперь мы знаем.
Он больше не шевелился, но Херрел подошел ко мне, и я протянула ему руку. Мы медленно пошли прочь, и всадники следовали за нами на некотором расстоянии, которое становилось все больше и больше.
— Ваши Врата открылись?
— Они открылись.
Мы подошли к палаткам. Костер погас, и мы никого не увидели. Другие девушки, должно быть, еще спали. Почему же я не спала вместе с ними? С тех пор, как мы пересекли Перевал Соколов, я вообще уже ничего больше не делила с другими.
Херрел привел меня обратно в лагерь, в палатку, в которой мы провели ночь, отделенные друг от друга мечом… Я так устала, что только хотела погрузиться во тьму сна и все забыть. Я легла и закрыла глаза. И мне показалось, что я заснула.
Если бы я знала как правильно применять свои особые способности, которые использовала как неумелый ребенок, играющий опасным оружием, то может быть, смогла бы защититься от того, что произошло со мной в эту ночь. А Хирон, проведя испытание, узнал, чем на самом деле я была вооружена: хотя во мне и текла кровь колдуньи, я совершенно не осознавала этого и не могла направить свои способности против того, что он мог со мной сделать.
И единственную возможную защиту, которую Херрел возвел между мной и остальными всадниками, сама же уничтожила. Но я поняла это намного позже.
Хирон действовал быстро и на его стороне был весь отряд. Они были очень сильны в наведении иллюзий, но иллюзии эти могли быть как простыми, так и очень сложными. И открытые Врата позволили им сделать это. Они присоединились к источникам энергии, которые долгое время были закрыты для них.
Я проснулась. Херрел стоял надо мной с кубком в руках. Лицо его было озабоченным и прикосновение осторожным. Он хотел, чтобы я выпила содержимое кубка — ту живительную жидкость, которую я однажды пила. Я вспомнила ее вкус, ее пряный запах. Херрел… я протянула руку, и она показалась мне невероятно тяжелой, так трудно было ее поднять. На щеках Херрела оставались следы моих ногтей. Почему я кому то сделала плохо… тому… тому?
Но на этих щеках не было никаких следов! Херрел? Эти глаза… глаза коня или медведя? Мои веки были так тяжелы, что я не могла держать глаза открытыми.
Но, хотя я не могла видеть, мне показалось, что, по крайней мере, слух еще не отказал мне. Я слышала движение в палатке вокруг меня. Потом меня подняли и понесли… Я парила, отрешившись от всего, что слышали мои уши.
— … кого я должна бояться.
— Его? — усмешка. — Она не видит нас, брат! Она не может больше пошевелиться и не имеет ни малейшего понятия о том, что мы хотим с ней сделать.
— Да, она едва ли поедет с нами утром.
Это было похоже на удар чужой воли, на требование всадников там, в долине, перед каменной стеной, но теперь их объединенная воля образовывала огромное давящее облако, которое сталкивало меня в бездну и у меня не было никакой надежды защититься от него.