АНДРЕ НОРТОН
Высокий Холлек: Сказительница

Они ехали весь день и не останавливались, пока на летнем небе не загорелись звезды. Большую часть времени Алон вел Монсо шагом, но когда они добрались до высокогорных равнин, где идти стало легче, он пустил жеребца бегом. Остановились они высоко в холмах, а настоящие горы нависли над ними, как огромная крепость из неровных камней.
Спешившись, Эйдрис, как во сне, помогала Aлонy растереть жеребца, потом заставила себя поесть, зная, что тело ее нуждается в пище. И как только легла, сразу уснула.
Еще до рассвета путники проснулись от мелкого моросящего дождя. Съежившись под капюшонами плащей, они торопливо поели и выступили еще в темноте.
Шли они пешком, ведя кеплианца в поводу. Поднимались по крутому склону, тяжело дыша и скользя по грязи. Добравшись до вершины, Алон оглянулся и посмотрел на их след. Немного погодя кивнул и показал Эйдрис.
Девушка прищурилась и увидела наконец в туманном воздухе, на что показывал спутник, – красный отблеск лагерного костра далеко за ними.
– Мы их опередили почти на день, – сказала она, одновременно ощутив в горле комок страха, от которого едва не задохнулась.
– Сегодня они приблизятся к нам, – мрачно ответил Алон. – Пойдут по менее крутым склонам, а нам придется карабкаться до конца дня.
– А у нас нет другой дороги?
– Такой, по которой прошел бы Монсо, нет… еще на много лиг, – сказал он. – Однако… возможно, волшебница не сможет подняться в горы. У Древней Расы существует запрет, он наложен на эти горы и на Эскор. Первым его обнаружил лорд Кемок Трегарт. Теперь о нем в Эскоре знают все. Так что волшебница может и преодолеть древние чары, так как знает, что заклятие существует.
Вспомнив свое решение оставить своего спутника и Монсо до того, как их схватят, Эйдрис искоса взглянула на Алона.
– Если поблизости есть тропа, доступная только пешеходу, разумней тебе указать ее мне. А ты смог бы уйти по другой дороге с Монсо.
Алон замер. Юноша не смотрел на Эйдрис.
– Зачем?
Она глубоко вздохнула.
– С этого места Монсо только замедлит наше продвижение. Я знаю, ты его не бросишь, но и сама не хочу быть пойманной только потому, что решила остаться с вами двумя.
В неровном свете раннего рассвета небритое лицо Алона казалось еще более осунувшимся. Он пристально посмотрел на девушку.
– Не беспокойся, – ответил он наконец с легкой насмешкой. – Когда мы начнем тебя задерживать, ты пойдешь одна, госпожа.
Подавляя стремление извиниться, объяснить, что она делает это только ради его блага, Эйдрис кивнула, не в силах посмотреть ему в глаза.
– Хорошо, – ответила она, с трудом заставляя себя говорить холодно. – Но судить об этом буду я сама.
– Ты будешь и судьей, и судебным исполнителем, – ответил он по прежнему насмешливо. – А сейчас нам пора идти.
Они продолжали идти в основном пешком но крутым склонам, поросшим пихтой и колючим утесником. Сказительница шла почти вслепую, не обращая внимания на окружающее, смотрела только под ноги. Замечание Алона ее встревожило. Она слышала в его голосе за насмешкой горечь и боль; ее слова ранили его больше, чем он показал.
«Он одинок», – подумала она, вспоминая, с какой радостью рассказывал ей о Монсо и Стальном Когте. Вспомнив о соколе, девушка огляделась, но в небе не увидела черной точки.
– Где Стальной Коготь? – спросила она с трудом. – Я не видела его с тех пор, как они с Монсо сделали этот тройной круг.
– Сегодня утром, проснувшись, я видел его на ветке пихты, – ответил Алон. – Он редко летает в дождь, предпочитает догнать меня позже. Не сомневайся, он нас отыщет.
Эйдрис кивнула, жалея, что у нее нет такой возможности. Ручеек холодной воды потек по ее спине, и она вздрогнула.
Наконец примерно за час до заката дождь прекратился, показалось солнце. Алон сразу остановился у подножия изогнутого дуба. Выжав плащ, он развесил его сушиться.
Сказительница хотела попросить его продолжать путь, но ее ноги так болели от постоянного восхождения, что она промолчала, только поискала другое дерево, чтобы развесить свой плащ.
– Сможем мы развести костер? – спросила она. – Дерево промокло, будет много дыма.
Алон пожал плечами.
– Даже без костра волшебница знает, где мы. А я предпочитаю тепло. – Он снял промокшую куртку.
Потер подбородок и поморщился. – Не говоря уже о горячей воде для бритья.
Костер, как и предсказала Эйдрис, разгорался с трудом и сильно дымил. Сказительница тоже сняла куртку, чтобы просохло платье. Потом извлекла меч.
– Время твоего первого урока, – серьезно объявила она.
Увидев изумленное выражение Алона, она улыбнулась и концом меча указала на оружие юноши.
– Доставай. Упражнения тебя согреют и расслабят мышцы после ходьбы в дождь.
– Но… – Алон поколебался, потом пожал плечами и обнажил оружие.
Эйдрис опытным взглядом изучила его лезвие.
– Меч общего назначения, но кузнецы Эсткарпа знают свое ремесло. Обоюдоострый, с заостренным концом… тебе нужно научиться пользоваться и лезвиями, и острием. Прежде всего держи его перед собой… вот так.
Он послушался, а она осмотрела его руку, слегка прикоснулась к запястью, провела пальцами по предплечью.
– Сильная рука, – сказала она. – Неудивительно. Тебе приходится управлять Монсо… – Она заняла позицию, правая нога немного впереди, слегка присела. – Да, так правильно, чуть согни колени, вот так…
Сосредоточенно нахмурившись, он подчинился.
– Хорошо, – сказала Эйдрис – Плечи немного вперед, правое выдвинь больше левого, смотри прямо перед собой… хорошо… – Она смотрела на юношу, держа меч. – Ты должен приучить свое тело думать за тебя, сохранять хладнокровие и обдумывать тем временем следующий шаг. Не смотри ни на что пристально, пусть твой взгляд регистрирует только общие очертания фигуры противника. Не только его оружие, но и движения головы, плеч, всего торса. Постепенно ты научишься видеть положение его тела, не думая об этом, и сумеешь предвидеть движения противника по легким перемещениям корпуса или по движениям глаз. Глаза часто выдают следующий ход, когда тело и запястье еще об этом не знают.
– А что мне делать левой рукой? – спросил Алон, сосредоточенно стараясь держать меч правильно.
– Пока просто держи ее так, – она показала. – Она поможет тебе сохранить равновесие. Со временем я научу тебя пользоваться левой рукой, обернутой плащом, или кинжалом, чтобы парировать удары.
– Так ты сражаешься? Мечом и кинжалом?
– Да, я предпочитаю этот стиль, – сказала она. – Теперь убери меч в ножны.
Ее ученик почувствовал облегчение; легко отделался.
– Мы кончили?
– Мы даже еще не начали. Но я не хочу, чтобы ты порезал меня, если я не смогу парировать. Ножны – хорошая предосторожность. – Когда он спрятал меч, Эйдрис сказала: – Хорошо. А теперь… снова займи позицию.
Алон послушался, слегка поморщившись.
– У меня от нее затекут ноги.
– Несомненно, – согласилась она. – А теперь я покажу тебе основной удар и основной прием парирования, чтобы ты смог потренироваться вечером.
Она быстро переместила центр тяжести вперед, меч ее устремился подобно стальному ветру. Острие застыло, коснувшись груди Алона. С испуганным криком тот отпрыгнул, широко раскрыв глаза.
– Осторожней, прошу тебя! – запинаясь, проговорил он. – Ты… ты могла меня проткнуть!
– Конечно, – спокойно согласилась Эйдрис. – Но ведь не проткнула. Смотри еще раз. – Она опять продемонстрировала прием. – Ты должен чувствовать меч, его вес и положение, словно это часть твоего тела, уметь точно контролировать его. Твое оружие движется первым, его двигает запястье и вся рука. Потом все остальное тело, и в последнюю очередь ты делаешь шаг вперед. Теперь попробуй…
Первые его попытки заставили ее укоризненно поморщиться.
– Сосредоточься, Алон. Сталь теперь – продолжение твоей руки, и ты так с нею и должен обращаться. Еще раз!
И еще.
И снова.
Наконец после двух десятков попыток учительница довольно качнула головой.
– Лучше! А теперь попытайся коснуться острием этого. – Она повесила мешок для кормления Монсо на ветку. – Целься в центральную пряжку.
Потребовалось девять попыток, чтобы точно коснуться цели.
– Хорошо! Гораздо лучше!
Алон широко улыбнулся.
– Когда на нас в следующий раз нападут солдаты, госпожа, ты не будешь сражаться одна!
Эйдрис снисходительно улыбнулась его энтузиазму.
– Теперь разучим первый прием парирования. Скрести со мной меч, вот так.
Заняв позицию, сказительница сделала легкое вращательное движение запястьем, и рука Алона неожиданно опустела. Он посмотрел на свой меч, лежащий на земле, и вздохнул.
– Я вижу, мне еще многому предстоит научиться. Она кивнула.
– Но для первого раза у тебя получается хорошо. Теперь… снова отражение. На этот раз держи запястье расслабленным, не напрягай его, чтобы можно было следовать за движением меча и удержать его. А потом попробуешь сам…
К концу урока быстро смеркалось, рубашка Алона потемнела от пота, а не от дождя. Он снял ее, чтобы просушить, и достал другую.
– Скоро вернусь, – сказал он Эйдрис, прошел назад по тропе и скрылся из виду.
Сказительница начала разбивать лагерь. Покачала головой, разворачивая спальный мешок. Промок, несмотря на плотную обертку. Открыв седельную сумку, она достала вяленое мясо и небольшой котелок. Если накрошить в горячую похлебку хлеба, получится сытно, хоть и не очень вкусно.
Алон вернулся уже в темноте. Эйдрис разожгла небольшой костер и поэтому разглядела только очертания его фигуры на фоне желтых звезд, обозначавших лагерь их преследователей.
– Они ближе, – заметила она, измеряя расстояние на глаз. Алон сел рядом с усталым вздохом. Негромко поблагодарил, когда она дала ему миску с едой.
– Если сумеют сохранить прежнюю скорость, завтра к этому времени почти догонят, – заметила сказительница, доедая свою порцию. Она неуверенно прикусила губу, потом заявила: – Завтра утром нам лучше расстаться, Алон.
– Нет, – ответил решительно ее спутник. – Завтра они нас не догонят. Скалы их задержат, как сегодня задержали нас.
– Ну, если не завтра, то послезавтра. Мы должны расстаться, чтобы я могла в одиночку идти быстрее!
Он повернул голову, глядя на нее, но в слабом свете костра она не могла разглядеть его лицо.
– Если завтра вечером они будут ближе, – спокойно сказал Алон, – я сделаю, как ты говоришь. Хорошо?
– Да, – ответила Эйдрис, чувствуя, как напрягается, словно струна арфы. – Алон… я… я тебе благодарна за то, что ты мне помог. Я… желаю тебе добра.
Он ничего не ответил.
К следующему вечеру они добрались до начала горного прохода, но Эйдрис это достижение не радовало. Им повезет, если завтра они сумеют пройти половину сегодняшнего пути, и стражники, которым не нужно вести лошадей по каменистой тропе, их быстро догонят.
Оглянувшись на горный склон, по которому они с таким трудом поднялись, Эйдрис озадаченно нахмурилась. Не видно ни следа волшебницы и ее отряда. Она сказала об этом Алону, и ее спутник предположил, что преследователи потеряли их.
– Но она может следить за нами с помощью своего колдовского камня, – возразила Эйдрис. – Ты сам так сказал.
– Использование Силы очень утомляет ее владельца, – ответил Алон. – Может, она наконец ослабла. Или не смогла заставить себя двигаться дальше на восток.
Сказительница медленно покачала головой, вспоминая одержимое выражение женщины из Эсткарпа.
– Она не сдастся, даже если ее потребуется привязать к лошади и везти. Вероятней, они просто заночевали в долине, а не на вершине хребта, где мы могли бы их увидеть.
– Они нас потеряли, – настаивал Алон. – Я сегодня часто оглядывался и ни разу их не увидел. Думаю, сегодня мы можем ночевать без страха. – Он отвернулся, бросив через плечо: – Скоро вернусь.
В этот день Стальной Коготь принес кролика, Эйдрис освежевала его и положила в котелок, добавив немного овощей и трав. Потом достала клинок из посоха и потренировалась, нанося удары и парируя удары воображаемого противника. Наконец, вспотев, тяжело дыша, она остановилась. Последние лучи солнца исчезли за горной вершиной.
Алон все еще не возвращался. «Наверно, задерживается сознательно, – с растущим раздражением подумала Эйдрис. – Теперь уже слишком темно для урока».
Нахмурившись, она спустилась по склону, решив прочесть своему нерадивому ученику лекцию о важности ежедневных упражнений, если он хочет достичь хоть какого то мастерства.
Но тут ей пришла в голову неожиданная мысль: «А что если его схватили, и я иду в ловушку?»
Сказительница пошла с осторожностью разведчика, стараясь не сдвинуть ни один камень, укрываясь за выступами и используя все другие возможности.
И неожиданно увидела своего спутника. Тот наклонился над каменистой поверхностью и негромко напевал. В одной руке у него был черный конский волос, и он проводил им над отчетливым отпечатком копыта на суглинистой почве. Напрягая слух, Эйдрис расслышала отдельные слова тайной формы Древнего языка.
Она продолжала молча наблюдать. Алон кончил петь и распрямился. Высоко поднял руки, и неожиданно отпечаток копыта, царапина на камне, сделанная подковой коня, груда помета – все это засветилось фиолетовым светом…
… и исчезло!
С земли поднялся туман и потек по склону вниз, устремился вдоль их тропы. Сказительница инстинктивно поняла, что этот туман скроет все следы их прохода.
Алон постоял немного, подняв руки. Потом громко вздохнул, плечи его поникли. «Волшебство, действительно, истощает», – горько подумала Эйдрис. Щекам ее стало горячо от стыда и ярости. Она вспомнила, как рассказывала ему о своем детстве в Кар Гарудине. «Как я могла не увидеть правду?»
Только на мгновение позволил себе молодой человек отдохнуть, потом торопливо, как могли нести ноги, начал подниматься по склону.
Эйдрис подпустила его к своему укрытию, потом вышла и преградила дорогу.
– Теперь я понимаю, почему ты был так уверен, что волшебница не найдет наш след, – сказала она негромко, несмотря на свой гнев.
Он остановился и долго смотрел на нее. Лицо его в сумерках казалось бледным. Наконец он сказал:
– Прости. Ты имеешь право сердиться.
– Еще бы, клянусь правой рукой Картена Справедливого! – ответила Эйдрис. От ярости она дрожала. – Я тебе поверила, а ты все это время исподтишка смеялся надо мной! Великий посвященный! Ты не просто деревенский мудрец, ты не новичок в тайных искусствах! Это я вижу! Посвященный, который пользуется своими знаниями, чтобы защитить бедную невежественную сказительницу… – Она глотнула, и вкус гнева походил па желчь. – Что ж, отныне я могу защищаться сама! Ты мне не нужен!
– Я это знаю, – спокойно ответил он.
Это признание застало ее врасплох.
– Ты ведь сама решила, что я не обладаю Силой, и меня не спрашивала, – напомнил он. – Я тебе не солгал.
– Ты позволил мне поверить в неправду, – вспыхнула Эйдрис. – Это одно и то же!
– Ты имеешь право, – устало повторил он. – Но… госпожа… к тому времени, как я осознал свою ошибку, я слишком запутался. Я знал, что ты рассердишься, и не хотел причинять тебе боль. – Он поколебался, потом негромко продолжил: – А вчера, когда ты сказала, что мы должны расстаться, я понял, что если ты узнаешь правду, мы действительно разойдемся… а я не хочу, чтобы это произошло.
Эйдрис услышала нотку в его голосе, которая тронула ее, несмотря на весь гнев. Лицо девушки снова вспыхнуло, но не от ярости; она чувствовала, как бьется сердце, как будто она бежит изо всех сил.
– Я не хочу, чтобы ты из за меня попал в руки волшебницы, – неловко сказала она. – Это было бы недостойной платой за твою помощь.
– А моя скрытность – плохой ответ на твою откровенность, – ответил он и подошел к ней ближе в темноте. – Я могу только попросить прощения. Я ошибался, но мысль о том, что я больше никогда тебя не увижу… – Он колебался. – Я не хочу об этом и думать.
Эйдрис смущенно попятилась. Она пыталась найти ответные слова.
– Мне уходить? – печально спросил он. – Мы действительно расстанемся?
Справившись со своими смешанными чувствами, Эйдрис сумела достаточно спокойно ответить:
– Если ты уверен, что волшебница не сумеет нас найти, не вижу причины, почему бы нам не продолжать вдвоем путь в Долину Зеленого Безмолвия.
Он молча кивнул, и они вдвоем вернулись в свой лагерь.
Оттуда доносился заманчивый запах еды. Монсо щипал редкую траву меж камней. Алон покормил кеплианца, потом они занялись собственным ужином.
А когда поели, Эйдрис посмотрела на своего спутника и негромко сказала:
– Ты знаешь мою историю, Алон. Я считаю, что имею право знать твою. Как ты оказался на скачках в Рилон Корнерсе? Человек с твоими способностями…
Он поморщился и горько ответил:
– Правда, большинство посвященных заняты другими делами и в скачках не участвуют. Но поверь мне. До нашей встречи и пленения я больше года не пользовался волшебством.
– Значит, это ты усыпил стражников и волшебницу?
– Да, я направлял свою Силу через животных.
– Могла бы и догадаться, – сказала Эйдрис, потом в порыве откровенности признала: – Наверно, я даже догадалась, но просто не хотела видеть того, что у меня прямо перед глазами. Дуратан и Нолар… они знали?
– Мне кажется, да.
Сказительница пошевелила веткой угасающий костер, пока он снова не разгорелся, потом бросила ветку в огонь.
– По опыту своей жизни в Кар Гарудине я знаю, что невозможно забыть о своей Силе. Она все равно себя проявит. Почему ты отказался от использования волшебства?
– Потому что убил им своего лучшего друга, – ответил Алон.
Она потрясенно смотрела на него. Молчание продолжалось недолго. Алон вздохнул и сказал:
– Это долгий рассказ. Я не знаю, кто я на самом деле такой и кто мои родители. Меня воспитывал Парлан, который считал меня сыном своего погибшего родственника. Не знаю, правда ли это.
Он помолчал, и Эйдрис спросила:
– А почему ты в этом сомневаешься?
– Потому что Парлану об этом сказала Яхне, но других доказательств не было. А Яхне… – Он колебался. – Я ей никогда не верил, хотя она заботилась обо мне первые двенадцать лет моей жизни.
– А кто такая эта Яхне?
– Мудрая Женщина, в этом я уверен. Она пришла в имение Парлана со мной на руках и рассказала, кто я такой и где родился. Утверждала, что она сама была служанкой моей матери.
– И она обладала Силой?
– Да. Я думаю, она незаметно учила меня пользоваться ею с того времени, как я научился говорить и ходить. Но мне кажется, она меня не любила. В ней не было никакого теплого чувства. Она думала только о том, чем я смогу для нее стать.
Эйдрис подумала о том, какое печальное у него было детство – без семьи, без любви, – и почувствовала, как сжалось ее сердце.
– Может быть… – с трудом заговорила она, – эта… Яхне… она на самом деле любила тебя, только не умела показать. Разве не так бывает у некоторых людей?
Алон решительно покачал головой.
– Даже в двенадцать лет я знал правду. Она никогда не вела себя как мать, или тетка, или даже как добрая учительница. Учила меня, чтобы потом использовать, и я боялся того дня, когда это произойдет. – Он мрачно смотрел на желтые языки пламени. – Я учился у нее, но не любил ее, хотя она никогда не обижала меня и обращалась отчужденно, но заботливо. Она очень обо мне заботилась, но я всегда ее боялся.
– Ты боялся, что она причинит тебе вред?
– Нет… – Он колебался. – Но я не хотел быть ножом, который она оттачивает. – Алон сухо улыбнулся, но в глазах его видна была боль. – Однако я хорошо знаю, чем был для Яхне. Я был для нее всем.
– Так что же освободило тебя от этой мудрой женщины и Парлана?
– На нас напал враг, который был союзником могучего Темного. Все в крепости, кроме меня, погибли. Я сумел скрыться от нападающих.
– С помощью волшебства, – догадалась Эйдрис и не удивилась, когда он кивнул в знак согласия. – Все были убиты? – продолжала она. – Яхне тоже?
Он вздохнул и покачал головой.
– Я не видел ее тело, но у меня нет оснований считать, что она спаслась. Мне кажется, если бы она выжила, то обязательно пришла бы мне на выручку. В конце концов, я для нее был очень ценен, – с горькой гримасой закончил он.
– А потом что? – спросила Эйдрис, видя, что он молчит. – Что ты делал потом?
– Я добрался до Эскора и, как уже рассказал тебе, был принят Хиларионом и Каттеей. Но через несколько лет у них родился собственный ребенок, потом еще один. К тому времени я уже был почти взрослым, и Хиларион научил меня всему, что знал сам. Они хотели бы, чтобы я остался у них, но мне не терпелось увидеть землю, в которой я родился, если Карстен – действительно эта земля. Я ведь точно не знаю. К тому же я чувствовал, что мои приемные родители должны без помех воспитывать собственных детей. Поэтому я ушел с Монсо.
Поставив локоть на колено, он опустил голову на руку и пристально смотрел на гаснущий костер, как будто видел в нем события прошлого.
– Перебравшись через горы, я встретил Джонтала, хозяина Стального Когтя. В детстве у меня был знакомый сокольничий Нирель, и поэтому я заговорил с Джонталом, хотя избегал откровенничать с другими. Мы подружились и скоро стали проводниками, проводили группы путников из Карстена в Эсткарп и из Эсткарпа в Эскор. Джонтал занимался делами, а я сопровождал путников и защищал их от опасностей, которые высвободились после Великой Перемены… главным образом, от фасов и Серых.
– Я понимаю, почему отряд мог спокойно проходить под твоей защитой, – согласилась Эйдрис. – Неудивительно, что ты не научился фехтованию!
– Ты убедила меня в необходимости этого, – сказал Алон. – Сейчас нам можно не бояться преследования эсткарпцев, и я буду упражняться ежедневно.
– Хорошо, – ответила девушка. – Но прошу тебя, продолжай.
– Джонтал всегда предупреждал меня, что я слишком самоуверен. – Алон с усталым вздохом возобновил свой рассказ. – Но я смеялся над его страхами. Однажды мы обедали в закусочной в Карсе.
Мальчишка принес записку, в которой говорилось, что с нами хочет встретиться возможный клиент. Джонтал не хотел идти: вызывали нас в такой район города, куда даже стражники в одиночку не заходят, но я настоял. Нам нужны деньги, и чего нам бояться, говорил я. Моя Сила защитит нас.
Он негромко засмеялся, и горечь и боль в его голосе тронули сердце Эйдрис. Алон замолчал и сидел, повесив голову, и тогда девушка спросила:
– Но она не защитила?
– Да, ты права. Мы вошли в переулок, разыскивая третью дверь справа, и на нас набросились, прежде чем я понял, что случилось. Что то помешало мне почувствовать их присутствие, хотя волшебство должно было бы предупредить меня. Наемные убийцы, четверо, все вооружены мечами. Джонтал схватился с одним, еще двоих я заставил уснуть. Четвертый убежал. Когда я повернулся к своему другу, то увидел, как меч разбойника устремился к его горлу. Я ударил всей мощью своей Силы, но Сила меня подвела. Я.. – Впервые голос его дрогнул. – До сих пор не понимаю причины, но я допустил ошибку. Сила обрушилась на Джонтала, а разбойник остался невредим. Мой друг умер, не успев коснуться булыжников этого трижды проклятого переулка. – Алон неподвижно смотрел на свои руки. – Я убил его.
– Ты пытался спасти его, – заметила Эйдрис – Если бы ты не ударил, он умер бы от меча разбойника.
– Может быть… а может, в последнее мгновение он отразил бы удар. Он был хорошим фехтовальщиком.
– Ты ведь ненамеренно повредил ему, – искренне продолжала девушка. – В битве бывает, что воин гибнет от удара товарища. Случаются ошибки. То, что произошло, не твоя вина, и ты не должен себя винить. – Она вздохнула. – Вина – тяжелое бремя.
Он внимательно смотрел на умирающий костер.
– Ты это знаешь лучше других, госпожа. Ты ведь и сама винишь себя в том, что не было твоей виной. – Алон задумался. – Я заключу с тобой сделку, Эйдрис.
– Что за сделку? – осторожно спросила она.
– Я постараюсь простить себя, если ты сделаешь то же самое. Ты не должна винить себя в исчезновении матери и болезни твоего отца. Ты гораздо меньше виновна, чем я.
Она прикусила губу, потом медленно кивнула.
– Хорошо. Я постараюсь не считать себя виноватой, если ты поступишь так же.
– Договорились, – ответил он и протянул руку, чтобы закрепить договор. Эйдрис протянула свою над углями, чувствуя кожей их жар, и они обменялись рукопожатием.
Так как преследования можно было не опасаться, на следующий день путники двигались неторопливо. Над ними возвышались покрытые снегами пики. До них было еще с полдня пути. По мере подъема камни под ногами покрыл иней, растительность осталась позади. Теперь видны были только серо зеленые лишайники. Монсо не находил никакого подножного корма.
Отдуваясь в разреженном воздухе, Алон и Эйдрис остановились задолго до захода солнца и принялись разбивать лагерь на относительно ровной площадке. Алон сказал, что более подходящего места не будет. После отдыха и еды Алон настоял на упражнениях в нападении и защите. Эйдрис сидела, закутавшись в плащ, наблюдала за ним и делала замечания. Молодой посвященный делал большие успехи, и она сказала ему об этом.
Наконец Алон остановился. Несмотря на холодный воздух, он вспотел. Тяжело дыша, он опустился на свою постель.
– Хватит на сегодня, учитель?
– Конечно, – ответила она. – Завтра – если у нас еще останутся силы после перевала – я покажу тебе новый прием защиты, и ты будешь упражняться.
– А когда я буду готов сразиться с живым противником?
Эйдрис улыбнулась.
– При нынешнем темпе занятий? Ну… примерно через месяц.
Лицо у него вытянулось, и она торопливо добавила:
– Но ты учишься быстрее других, Алон! Если хочешь добиться успеха, нужно воспитывать в себе терпение.
Он нахмурился.
– Терпение никогда не относилось к числу моих достоинств. – Со вздохом он взял кусок лепешки. Здесь, выше уровня снега, дров не было, и поэтому пришлось довольствоваться холодным ужином.
Позже, когда они сидели рядом и следили, как сгущаются сумерки, он неожиданно спросил:
– Что это за песня? Очень красивая мелодия. Эйдрис удивленно посмотрела на него. Она не сознавала, что негромко напевает.
– Не знаю, – ответила она, чувствуя себя глупо. – А как она звучит?
Алон воспроизвел мелодию. Услышав ее, сказительница почувствовала, что краснеет, и была признательна темноте. В ее памяти непрошенно всплыли слова песни:

***

Золотой свет солнца на холмах,
Серебро луны на море,
И хоть все это прекрасно,
Но не прекрасней моей любви!
Весел блеск танцующего ручья,
Сладки песни птиц,
Но мой милый веселей,
А его голос слаще.
Ни золото, ни серебро, ни ручей, ни птица,
Ни солнце, ни луна, как они ни прекрасны,
Не трогают мое сердце так, как его слова,
Не радуют меня, как его призыв!

***

– Это старинная песня Высшего Халлака, – неохотно сказала она.
– Я подумал, что не слышал твоего пения с того дня, как ты на ярмарке пела серенаду Монсо. У тебя такой красивый голос… Не споешь ли для меня?
Эйдрис покачала головой.
– Забыла слова, – солгала она, скрестив пальцы за спиной. Этот жест неожиданно вспомнился ей из детства.
– Жаль… пожалуйста, напой еще мелодию, чтобы я ее запомнил.
Эйдрис послушалась, радуясь, что он не видит, как она покраснела. «У тебя нет времени на такие сложности!»– строго напомнила она себе.
Ночью они легли рядом, под одним одеялом, как бывает у путников в холодные ночи. Алон набросил свой плащ на спину Монсо, потом заставил жеребца подогнуть ноги, и они легли, укрываясь от ветра за телом коня. И, устав от долгого пути, оба сразу уснули.
Ночью Эйдрис проснулась оттого, что ей в лицо светила убывающая луна. Алон прижимался к ней под одеялом. Во сне он обнял ее рукой за пояс. Тепло его дыхания шевелило волосы у нее на шее.
Молодая женщина прикусила губу, думая, как бы отодвинуться от него и в то же время не разбудить. Она остро ощущала его тело, прижатое к своему, его руку, так близко от ее груди, даже под толстым слоем одежды. Каждый его вздох словно отдавался в ее теле.
Она колебалась, не решаясь пошевелиться, и тут ее взгляд уловил какой то блеск на соседнем склоне. Эйдрис прищурилась, уверенная, что ей померещилось, но вот луна в последней четверти снова вышла из за бегущих облаков, и опять показался яркий блеск. Он звал к себе сказительницу, манил белым чистым огнем в темноте.
«Что это?»– подумала она, чувствуя почти физическое притяжение. Ей казалось, что она слышит странную музыку, высокую, жуткую. Ни человеческое горло, ни знакомые ей инструменты не могут издавать такие звуки.
Осторожно высвободившись из под руки Алона, она села. Зубы застучали от холода. Посвященный пробормотал что то неразборчивое, пальцы его шевельнулись в поисках ее исчезнувшего тепла.
Блеск потускнел, поблек и совсем исчез, когда луна зашла за облако. Сказительница смотрела, не решаясь даже мигнуть, чтобы не потерять место. Но вот рваное облако пролетело, и снова появился блеск… яркий, манящий.
Сказительница услышала негромкое фырканье. Повернувшись, она увидела голову Монсо черным силуэтом на фоне скалы. Жеребец насторожил уши. В глазах кеплианца отражался свет странного маяка.
Снова услышав необычную, сверхъестественную музыку, Эйдрис повернулась к своему спутнику и нетерпеливо потрясла его за плечо.
– Алон! Вставай! Проснись поскорей! Юноша проснулся сразу, как всякий путник, который хочет уцелеть в дикой местности.
– В чем дело? – спросил он, садясь, и негромко выбранился, когда холод добрался до его тела.
– Не знаю, – ответила сказительница, указывая на свет и стараясь сдержать дрожь. – Может, какая то ловушка колдуньи?
Алон протянул ей плащ.
– Нет… Я почувствовал бы ее присутствие. Это что то… большое. Гораздо больше. Не живое, но все же… это Сила.
– Какой тип Силы? Не может быть Сила Тьмы! – возразила Эйдрис. – Свет такой чистый, такой яркий!
– Не знаю, – ответил Алон. – Я почти ничего не чувствую. Но если он приводится в действие луной, то должен принадлежать Свету. И… он притягивает меня… у него есть способность… призывать.
– Да, – согласилась девушка. – Меня он тоже зовет. Алон, это важно, я знаю. Мы должны идти туда – быстро, прежде чем зайдет луна!